Цветущий бизнес - Милевская Людмила Ивановна - Страница 20

Легкий скрип насторожил меня. Резко обернувшись, я нос к носу столкнулась с крадущейся Власовой и поняла: мой визг на лестничной площадке был лишь легкой разминкой. Он не шел ни в какое сравнение с тем, что я воспроизвела на этот раз. Власова не стала мешкать. Мой ужас передался ей, и она с большой охотой присоединилась, не уступая мне ни в чем: ни в высоте ни в силе голоса.

Мы визжали настолько искренне, что и мертвый бы ожил, но Верочка не шевельнулась. Когда я осознала этот факт, так и застыла с открытым ртом. Застыла и замолчала, чтобы не заглушать работу мозгов. Власова тоже замолчала и тоже застыла с открытым ртом.

— Видела? — она кивнула на постель.

— Да-а, а что с ней? — прошептала я.

— Не знаю, но она еле теплая.

Я мигом пришла в себя.

— Как еле теплая?

— Еле теплая и все. Потрогай, узнаешь сама, — сказала Власова, противно шмыгая носом.

Я потрогала. Верочка действительно была значительно холодней, чем это принято у живых.

— Татьяна, признавайся, ты убила ее? — зашипела я.

— Почему обязательно “убила”?

— Потому что до встречи с тобой она здравствовала все двадцать пять лет, еще вчера цвела и умирать уж никак не собиралась. А теперь лежит безжизненная и холодная, и после этого ты станешь убеждать меня, что не имеешь к этому отношения? Признавайся, ты убила? — Я грозно топнула ногой.

Власова попятилась и, хаотично крестясь, плаксиво запричитала:

— Сонечка, миленькая, клянусь не я, клянусь не я. Я, как и ты, точно как и ты.

— Что как и я?

— Вошла и увидела. Потрогала — труп. Невообразимо испугалась, а тут звонок, мобильник-то всегда со мной, я тебя и позвала. До твоего приезда из квартиры не выходила. Забилась в чулан и помирала от страха. О-ооо! Что теперь буде-еет?!

Мне и самой хотелось знать: что будет, но еще больше, — что тут было.

— В милицию уже звонила? — спросила я, кивая на Верочку.

— Она? — бестолково хлопая ресницами, спросила Власова.

— Да не она, а ты, — разозлилась я.

Власова пришла в ужас.

— В какую милицию! В какую милицию! Я не для этого тебя вызывала!

— А для чего ты меня вызывала?

— Чтобы выйти из квартиры. Не могу выйти из квартиры. Меня заметят.

— Конечно заметят. Здесь живут люди, мы не в лесу. По лестнице бродят милые старушки.

Власова бухнулась на колени.

— Сонечка! Родная! Умоляю! Не губи! Помоги выбраться! У меня муж и положение!

Пришлось подивиться ее способностям. Даже на колени может, если надо. Высший пилотаж. Такая запросто убьет кого угодно.

— На твоего мужа мне плевать так же, как и на твое положение, — со всей присущей мне откровенностью заявила я. — Положение твое не завидное, а муж твой сволочь и жмот. Не мог сквалыга купить любовнице приличную квартиру, а еще лучше коттедж с отдельным выходом. Не пришлось бы тебе сейчас прятаться от соседей. И потом, что значит “помоги выбраться”, когда ты первая подозреваемая? — возмутилась я. — Не хочу быть соучастницей этого жуткого преступления.

— Какой соучастницей? Ты здесь не при чем.

— Спасибо, что сообщила, а то я уж и себя подозревать стала. Лучше скажи, как ты попала в квартиру, когда хозяйка убита?

Власова залилась слезами.

— Попала как и ты, через открытую дверь, — рыдала она. — А убита эта подлая или нет, не нам решать. Пусть разбирается милиция.

— Я не против.

— Только без нас. Не собираюсь разрушать свою жизнь из-за этой подлой.

Речи Власовой возмутили меня.

— Во-первых, не называй Верочку подлой, — закричала я. — О покойниках плохо не говорят, а во-вторых ты хорошенько осмотрела ее? Вдруг она еще жива?

— Она же холодная!

— Но нет никаких следов насилия.

— Правильно, может она просто умерла, — почему-то обрадовалась Власова.

— Как это просто умерла?

— А вот так, умерла и все. Во сне.

— Это в двадцать пять лет?

— Почему бы нет? Может Бог решил сделать мне подарок. За праведное поведение. Я в церковь хожу регулярно. И свечки ставлю, и молюсь…

— Еще регулярней ты ходишь в клуб глазеть на раздетых мальчиков, — сплюнула я. — А о чем ты молишься боюсь даже спрашивать. За это немало народу в аду сгорело.

— Молюсь о душе, чтобы ей было спокойно, — принялась оправдываться Власова.

Я видела, что она несет всякую чушь, но понимала, что и сама не лучше. Честно сказать, я растерялась. Не каждый день приходится общаться со свежими трупами, а решение надо принимать в короткий срок, причем нельзя ошибиться. Как тут поступить? Я воззрилась на Власову.

— Хорошо, что нам делать?

Она приободрилась.

— Пусть все останется как есть, а мы тихонечко выйдем. Бедняжке уже ничем нельзя помочь, а нам только лишние неприятности.

— Что же ты раньше не вышла? — удивилась я.

— Боялась. Соседей боялась. Вдруг увидят меня. Я в этом городе личность известная, а тебя не знает никто. Не страшно, если и заметят.

— Ага, будут потом искать по фотороботу. А если найдут? Что я им объясню? Нет, здесь надо подумать.

— Ну Сонечка, думай быстрей, не ровен час прийдут, — опять взмолилась Власова. — Можешь не сомневаться, Верочку твою живой я так и не увидела. Лежит труп и лежит, холодный уже, а мы тут при чем? Что плохого, если тихонечко уйдем? Подумай сама: вызовем милицию, поднимется вокруг моей семьи шумиха, и тебя и меня по допросам затаскают, а то и возьмут нас под стражу.

— Меня не возьмут, у меня железное алиби.

— А если возьмут одну меня тебе станет легче? Кто тогда тебе поможет искать тот дом?

Последний довод показался мне самым убедительным. “И в самом деле, — подумала я, — надо сматывать удочки. Верочку уже не оживишь, да и Власова вряд ли решилась бы на убийство.”

— Хорошо, — сказала я, — ты здесь оставайся, а я на разведку. Проверю, нет ли на лестнице соседей.

Подъезд был пуст и мы, прикрыв дверь квартиры, быстренько спустились вниз. Власова загрузилась в мою, точнее в Катеринину “Хонду”. Я лишь теперь обратила внимание на то, что во дворе не стоял ее “Бентли”. Мне это показалось подозрительным.

— А что это ты без своей машины? — выезжая со двора, спросила я.

— А ты хотела, чтобы мой “Бентли” мозолил глаза голодранцам-жильцам? Да они все, как один, знают кто любовник их соседки.

— Думаешь, твой муж открыто появляется здесь?

Власова засомневалась.

— Не знаю. Он мог и на дачу ее повезти, но там сейчас его брат.

— Что за брат? — заинтересовалась я. — Женат?

— Родной брат, не женат, живет за границей: то в Лондоне, то в Берлине, то Вашингтоне. В общем, мотается по всему свету. Занимается каким-то научным бизнесом. В Ростов приехал по делам. Муж поселил его на даче. Теперь вряд ли ему удобно ехать туда со своей Верочкой.

— Плохо знаешь мужиков, — с чувством превосходства заметила я.

Власова со мной не согласилась.

— Да нет, не те отношения. Брат младший. Мой Мазик относится к нему как к сыну, до сих пор воспитывает, жизни учит.

— И как? Научил?

— Даже слишком. Такой получился серьезный, лично мне противно. Заумный, нудный и жутко благовоспитанный. Мой Мазик в восторге, а я терпеть его не могу. Тошнит от его нравственности.

Услышав о нравственности, я насторожилась. “Заумный? Нудный? Благовоспитанный?”

Я потеряла к брату Мазика весь интерес и решила отдаться поиску дома. Смерть Верочки, конечно, впечатлила, но мне несчастная не очень близкий человек. Мы и знакомы-то были всего несколько часов, не бросать же свои дела.

Однако из поисков ничего не получилось. Несколько часов мы ездили по окраинам, но Власова была рассеянна, говорила в основном про Верочку, строила всякие предположения, убеждала меня, что нет никакого смысла связываться с милицией. Как будто я когда-нибудь была другого мнения. Работники милиции, это как раз то общество, которого я, как русский человек, всегда сторонилась. Власова же понимать этого не хотела и упорно развивала бессмысленную тему, пока я не взорвалась и не сказала: