Тропа длиною в жизнь - Микулов Олег - Страница 45

Люди Ворона костяных украшений и амулетов почти не знали: редко на чьей шее можно было заметить одинокий просверленный зуб на кожаном ремешке. Зато их женщины сплетали из бизоньей шерсти в сочетании с кожей такие искусные, такие причудливые вещи, подобных которым Аймик не видел никогда прежде: ни в своей родной общине, ни у детей Волка, ни у детей Сизой Горлицы. Долгими зимними вечерами они рукодельничали при свете очагов, разговаривая, перешучиваясь друг с другом и с мужьями или напевая песенки, рассказывая сказки собравшимся вокруг детишкам… В эту первую зиму Аймик получил в подарок от хозяйской дочки и красивый кожаный пояс с накладным узором из кусочков раскрашенной, более тонкой кожи, отороченный кисточками из шерсти, и роскошный мужской плащ – традиционное одеяние сыновей Ворона (сколько было смеха при виде его неуклюжих попыток обернуть этот плащ вокруг тела по здешнему обычаю!). И новые напоясные мешочки она сплела для него, и мокасины сшила… Вот только шапочку, украшенную вороновыми перьями, не смастерила: чтобы такую носить, нужно самому стать сыном Ворона.

И так уж получилось, как только Аймик поселился в жилище Кайта, Элана продолжала обучать его языку чаще, чем другие. Только теперь по-иному: не столько сама рассказывала, сколько расспрашивала. И слушала с таким трепетом, что Аймик и сам не заметил, как рассказал ей все. Почти все. И об охотах на мамонтов. И о своей схватке с шерстистым единорогом (и даже амулет показал – тот самый, подаренный Армером). И об Ате. И об их встрече с Хайюрром. И… обо всем, что потом случилось.

Элана почти не перебивала рассказчика; изредка мягко поправляла неправильности его речи, еще реже задавала вопросы. И лишь тогда, когда он поведал о своем уходе от детей Сизой Горлицы, зло бросила:

– А вот Элана такого, как Аймик, ни на кого не променяла бы! Ни на какого Хайюрра или как его там.

Аймик рассказал ей почти все. Умолчал лишь о своих встречах с Духами и о своем Избранничестве. Решил: об этом нужно прежде всего говорить с Кайтом… когда вполне освоит язык степняков. Вот и получилось в его рассказе, что отправился он на юг в одиночку лишь потому, что Ата предпочла сына вождя детей Сизой Горлицы. …Но ведь по сути так оно и было?

5

Примерно к середине зимы Аймик настолько освоил язык людей Ворона, что мог уже пытаться говорить и о более сложных вещах, нежели повседневные дела. Рассказать мало-помалу свою историю и тем самым решить свою участь. До чего не хотелось бы вот прямо сейчас собирать свои вещи и отправляться одному невесть куда по этим сирым равнинам, насквозь продуваемым ледяными ветрами.

Зима… Она пришла как-то уж очень быстро и совсем не такая, как там, на севере. И там-то, на его родине, снег бывает не очень глубок, а здесь он даже не везде покрывает поникшую промерзлую траву. Под нескончаемыми злыми ветрами он превращается в настоящую ледяную корку. По ней нелегко идти человеку (о лыжах в этих краях и думать нечего), зато бизоны и дикие лошади, по-видимому, без особого труда разбивают копытами оледенелый покров, подбираясь к корму.

Бесприютная, беспросветная зима… во всяком случае для него, Аймика. Уныло, тоскливо вокруг, и холод, холод… Этот бесконечный ветер… В жилище тепло, натоплено. Женщины полуголые; Элана рукодельничает, ее высокая грудь мерно вздымается и опадает, тугие соски словно глядят на Аймика. Глаза ее прикрыты ресницами, такими длинными, что на щеки падает тень… Она не знает главного и, должно быть, втайне посмеивается над робостью чужака. Ничего, Аймик объяснится с отцом, расскажет о том, что он – Избранный, будет вновь изгнан, и она поймет, почему чужестранец краснел и отворачивался, почему не принял даже гостевой дар… Еще не хватало – привлечь гнев Могучих Духов на этих людей, принести им беду…

Было бы совсем худо, если бы не охота. Еще в один из первых дней, когда Аймик поселился под кровом Кайта, хозяин спросил гостя с помощью слов и жестов, не хочет ли тот составить ему компанию и показать свое охотничье умение? Ясное дело, дважды Аймика просить не пришлось. Он бы и сам предложил, да слишком врезались в память (и не только в память – в кожу) жесткие пальцы, перехватившие его руку в тот день, когда он предложил было своим новым знакомцам добыть хотя бы одного зверя из нескончаемого бизоньего стада. Но сейчас, когда зовет хозяин… Разящий давно готов к делу; стрелы в колчане не рассохлись и не отсырели; кремневый наконечник копья не расшатался…

(Кстати, мужчины давно приглядывались к копьям Аймика, сработанным так, как это принято у детей Тиг-рольва. Он же дивился на невиданные им прежде длинные костяные наконечники сыновей Ворона, с двумя рядами мелких кремневых чешуек, вклеенных в продольные пазы.)

…Небесный Олень еще не завершил свое схождение в Нижний Мир, когда хозяин и гость, доверху нагруженные мясом, вернулись в стойбище. Люди Ворона обступили их, с уважением посматривая на голову жеребца, которую Аймик торжественно опустил на землю. Кайт, жестикулируя, с жаром рассказывал подробности, то и дело оборачиваясь к своему гостю, хлопая его по плечу, уважительно показывая на лук. Аймик понимал далеко не все… совсем мало понимал, по правде говоря. Но сейчас слова были не важны. Улыбаясь, он поглаживал тело Разящего и благодарил его шепотом за верный удар.

Оказывается, летом и осенью бизонов можно только сообща загонять в ловушки, а зимой и весной – только убивать поодиночке. Вообще-то так и с мамонтами дело обстоит: сородичи Аймика зимой и вовсе на них не охотятся, другую дичь берут. Но здесь это Закон и ослушнику грозит смерть.

В ту зиму Аймик часто уходил на охоту, то с Кайтом, то с кем-нибудь из молодежи. Разящий принес ему если не славу, то известность: сыновья Ворона не знали лука. Добывали не только бизонов: на зиму в эти края забредали и дикие лошади, и даже северные олени.

А разговоры с Кайтом становились все продолжительнее и продолжительнее. Расспросы. Переспросы. Может быть, и не все понял его хозяин, но в главном разобрался. Так, по крайней мере, думал Аймик.

– Ха-ха-ха! – в голос смеялся Кайт, узнав, что в глазах охотников на мамонтов степняки – «злые колдуны», убивающие всякого, кто ненароком к ним забредет. – О да! Мы тут все колдуны! Оружие перед охотой наговариваем. Духов благодарим за бизонов. Лечимся… Бабы наши вон тоже колдуньи, мужей себе привораживают, детей… Вот только моя старшая, видно, колдовать не умеет, – хмыкнул он.

– Да я не о том, – начал было Аймик. – Такое и у нас…

–А я – о том! — перебил его Кайт. – Похоже, охотники на длинноносых совсем свихнулись! Это вы друг на друга порчу наводите почем зря; сам же рассказал. А у нас где ты видел колдуна?

(Это правда. Аймик уже давно заметил, что в здешней общине нет тех, кого можно было бы сопоставить с Рами-ром или Армером. Вначале он думал, что здешний колдун – Старик; тот самый, что сопровождал его вместе с Кайтом в жилище Духов. Все его так и звали: Старик… Но потом понял: нет, не то. Старик – он, как и Кайт, для здешних вроде вождя… Самый уважаемый, быть может.)

– …Порча! – продолжал Кайт. – Хочешь знать, что бывает за такое? Летом – по шею в песок, на самом припеке. А зимой – руки-ноги перешибут в трех местах и выкинут за стойбище.

– Да я что ж… – бормотал Аймик, сам не радый тому, что сказал лишнее. – Я-то вижу. И другие бы поняли, если бы с вами встретились… А только знаешь, у нас говорят: «В степь уйдешь – не воротишься!» Говорят, такое и впрямь бывало…

– А вот в это – верю! – Кайт хлопнул себя ладонью по колену. – Верю! У нас здесь хорошо, раз увидишь – и уходить не захочешь. Да ты не усмехайся, не усмехайся. Это сейчас, зимой, прямо скажу… не очень. А вот погоди до весны, сам увидишь, что это такое – наши степи… Да что там! Мы, степняки, не испокон тут живем, – так старики говорят.

Не знаю. А только видишь? Нас предки из разных земель сюда привели, и мы здесь остались. Вот и ваши северяне, кто сюда добирается, посмотрят-посмотрят, поживут да и остаются совсем. А вы там невесть что думаете!.. И ты, Аймик, оставайся с нами.