Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Михасенко Геннадий - Милый Эп Милый Эп

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Милый Эп - Михасенко Геннадий - Страница 18


18
Изменить размер шрифта:

Наташа объявила отдых и увела нас в свою комнату. Плотно сдвинутые шторы скопили тут сумрак и прохладу. Девчонки скинули туфли и забились на диван-кровать, а мы расселись кто куда. Вовка Еловый сразу улегся спиной на ковер посреди пола и рукой закрыл глаза – значит, будут новые стихи. И правда, не дожидаясь тишины, он начал:

Не раз и не с одной красивою девчонкой
Встречался мой любовь ловящий взор,
Но все же незасвеченною пленкой
Душа моя осталась до сих пор.
Виновны в нечувствительности этой
Скорей девчонки, нежели поэт:
В них, очевидно, было мало света,
А сердцу нужен очень сильный свет.

– Мало ему света! – проворчал кто-то из девчонок. – А сами-то тлеете, как головешки!

– Кто головешки, мы? – возмутился Зеф.

И пошла веселая перепалка, лишь поэт бесчувственно лежал на полу. Отшумев, все глубоко замолчали, по-настоящему, видно, вникая в стихи… Лена сидела на краю дивана, поджав ноги. Она была стрижена коротко, но мне вдруг почудилось, что вот-вот она возьмет из-за спины косу и распущенным кончиком заводит по губам…

Глава двенадцатая

По воскресеньям я обычно отсыпался, но сегодня уже в семь сна у меня как не бывало. Предстояло два серьезных дела. Странно, что школа, всю жизнь роде бы равнодушная ко мне, тут вдруг ухватилась за меня, словно родное живое существо, почувствовавшее, что с ним собираются расстаться. Вчера, проводив после именин девчонок, мы с Васькой задумались, как же нам теперь размножить анкеты. Я заикнулся, что соседка, живущая под нами, – машинистка из отцовского управления. Забор подпрыгнул от радости, сплавил мне обе анкеты и благословил на новый подвиг. Вернувшись домой, я спросил у папы, не сможет ли он поговорить с тетей Верой, чтобы она сделала нам копии. Отец категорически отказался, ссылаясь на то, что он и по работе-то уже стесняется загружать ее – столько бумаг накопилось. И я решил действовать самостоятельно.

Я встал, потихоньку прибрал в комнате для разминки, склеил порванные вчера пленки, намазал кусок хлеба вареньем и, жуя, улегся опять, прислушиваясь к звукам внизу.

В общем-то, если не считать музыкальных стычек, я мирно жил с Ведьмановыми, даже раза два менял в их телевизоре лампы. Эта семья была тем необычна, что в ней отсутствовали мужчины. У тети Веры не было мужа, у Нэлки тоже не оказалось, а Анютка привыкнет к этому безмужью и, глядишь, туда же. Не знаю, в чем там дело, но скорее всего в пианино – шарахались наверно мужики от бряканья. Тут, видно, простой выбор: или муж, или бряканье. А может, и сложнее…

Часов в девять, когда наши уже встали и зуммер позвал меня завтракать, ведьмановские клавиши наконец проснулись. Не разобрав, кто там заупражнялся, я хвать тетрадку – и вниз. Дверь открыла тетя Вера. Бабушкой ее сделала Анютка, а сама по себе тетя Вера была моложе, стройней и, если честно, красивее моей матери, которой еще далеко до бабушки. И одевалась она всегда опрятно, даже когда спускалась в подвал за картошкой или когда выносила мусорное ведро.

– Доброе утро! – сказал я.

– Аскольд? Заходи.

Я вошел. На полу валялись игрушки, где-то смеялась Анютка.

– Знаете, тетя Вера, я сегодня впервые с нетерпением ждал, когда у вас заиграет пианино!

– Очень приятно! – улыбнулась она.

– А я не рано?

– Смотря за чем.

– По делу.

– По делу всегда кстати. В комнату пройдем?

– Нет, я коротко. – Я расправил свернутую в трубку тетрадку, из которой торчали два папиных листка. – Нельзя ли вот это перепечатать? Для класса.

Тетя Вера взяла тетрадку, полистала, разглядывая количество и качество записей, и сказала:

– В принципе можно. К какому дню?

– К завтра бы, потому что завтра мы уже должны раздать анкеты. Это анкетные вопросы. У нас форум горит! – сказал я, торопливостью стараясь подчеркнуть важность дела.

– Нет, Аскольд, к завтра не выйдет, – твердо ответила она, не считаясь с важностью, и еще раз прикинула объем работы. – В лучшем случае ко вторнику.

– Ко вторнику?.. Ну ладно, ко вторнику.

– А сколько экземпляров?

– Тридцать, которые в тетрадке, и шестьдесят, которые на листочках, – боязливо сказал я.

Тетя Вера ужаснулась:

– Что ты, Аскольд! Что ты, милый! Я думала, два-три, а ты – шестьдесят!.. Нет-нет! Да если я буду делать даже по пять закладок, и то, представляешь, сколько мне придется шлепать? Я же с ума сойду! Заставь-ка тебя одно и то же упражнение переписать десять раз!

Я понуро молчал, поняв, что она ведь действительно не автомат…

На шум из гостиной выглянула Нэлка, с кое-как схваченными на затылке волосами.

– Кто это?.. А-а, глушитель! Чего он хочет? – спросила она у матери, точно меня тут не было.

– Да вот перепечатать.

– Не печатай ему! Он вредный, не дает нам заниматься!

– Я уже не глушу.

– Два дня.

– И навсегда.

– Посмотрим! – Нэлка дернулась и исчезла, хлопнув дверью так, что пискнула защемленная игрушка.

Тетя Вера вздохнула:

– Вот такие дела, Аскольд, не могу. И не потому, конечно, что ты моих пианисток глушишь, а просто не в силах. Ведь объемные работы не для пишущих машинок. Тут надо снять кальку и печатать на светокопировальной установке.

Я насторожился.

– А в управлении она есть?

– Есть.

– И сколько это займет?

– Не знаю. Это у нас Нэля спец. Нэля! – позвала тетя Вера, и Нэлка тотчас вышла, в белой кофточке с большим вырезом. – Посмотри, сколько времени потребуется, чтобы снять вот с этого кальки и напечатать на вашей раме?

Нэлка включила свет и, небрежно-быстро посмотрев нашу писанину, авторитетно бросила:

– Три дня.

– Да меня же Забор убьет! – вырвалось у меня.

– Какой Забор? – спросила Нэлка.

– Комсорг наш.

– Ты уже комсомолец? – удивилась она, глянув на меня пристальней. – Ну и летит времечко! Давно ли я тебя учила пионерский галстук повязывать! Помнишь?

– Помню.

– И уже парняга!

– Да и ты уже мама, – заметила тетя Вера.

– Да, – печально согласилась Нэлка.

Вбежала Анютка и смело спросила меня:

– Ты чей?

– Это дядя Аскольд сверху, который нам с тобой бу-бу-бу делает, – пояснила Нэлка, и Анютка нахмурилась. – Но он больше не будет. Не будешь, дядя Аскольд?

– Ну, вы тут договаривайтесь, – сказала тетя Вера, – а мы пошли. Анюта, кушать!

– Иди, Анютка! – Нэлка подтолкнула дочку. – Раз дядя Аскольд бросил бубукать, то ему, может, стоит помочь.

– Стоит, стоит! – поддержала тетя Вера.

– А за два дня тебя Забор не убьет?

– За два, пожалуй, нет.

– Тогда давай разберемся в ваших каракулях.

И она провела меня в ближнюю комнату. Будучи домоседом, я любил присматриваться к чужой обстановке, особенно у людей странных. Слева – узкая, еще не заправленная кушетка с зеленым ковриком на стене, под цвет наката, в углу – здоровенная коряга-спрут, на щупальца которой накинуты три разноцветных шляпки; справа – однотумбовый стол, над ним – двухъярусная полочка с цветком и с десятком книг, а чуть в сторонке, в петлях из жилки, висели рулончики разных бумаг; против кушетки – невысокий трельяж, под которым, свернувшись по-кошачьи, лежала еще одна коряжина. Окно свободное – хорошо выглядывать, на полу – простенькая дорожка. Вроде ничего странного, хотя если Нэлка обитала здесь, а в гостиной бабушка с внучкой – я прежде видел там диван-кровать и маленькую койку, – то кто же тогда в третьей комнате? Уж не прячут ли там эти женщины трупы своих мужей, как Синяя Борода прятал своих жен?.. Веселенькая гипотеза!

На ходу подправив постель, Нэлка села на единственный стул и взглядом повелела мне встать рядом, что я и сделал. Взяв карандаш и заводив им по строчкам, она стала читать, медленно, исправляя нечеткие буквы и стрелками переставляя некоторые слова. Второй же рукой в задумчивости принялась поигрывать верхней пуговицей кофточки, то расстегивая ее и чуть распахивая ворот, то застегивая. Я с колокольной своей высоты так и уставился обомлело на эту пуговицу и на этот ворот… Околдовывает, околдовывает, думал я, не в силах отвести глаз… Внезапно подняв голову и перехватив мой пугливо-отпрянувший взгляд, Нэлка усмехнулась одними уголками рта и спросила: