Милый Эп - Михасенко Геннадий - Страница 11

Я встал, подумал, как начать разговор, и набрал номер. Зеф отозвался мигом.

– А-а, ты-ы! – протянул он.

– Слушай, Зеф, ты чего сбежал?

– Откуда?

– Откуда! Затеял драку, а сам утек!

– Может, я по расписанию дерусь! – заиграл Зеф. – Может у меня очередь на драку! Или ты спешишь?

– Я не спешу! Я предлагаю мир.

– Мир! – удивился и даже несколько растерялся Мишка. – Так мы же еще не воевали.

– Вот и не надо, а то будет поздно.

– Ха! – воскликнул Мишка. – Я ему – шуточки, а он мне – по сопатке, и квиты? Математик нашелся!

– Ты мне этой шуточкой в душу плюнул! А мне, может, легче по морде получить, чем в душу!

– Шустряк! – вяло крякнул Мишка. – А может, сначала только перемирие для раздумий, а?

– Ну, перемирие.

– Ладно, Эп, я тоже не любитель мордобоя. С тебя за это две задачки по физике.

– Я еще не решил.

– Решай и звони.

– О’кэй!

– Да, Забор тебя что-то разыскивал, – вспомнил Зеф. – Дважды был у меня, звонил тебе, но… Сердитый. По-моему, чехвостить собирается.

У Забровских телефона не было. Звонить же он любил, звонил много и все из автоматов и всегда ходил, бренькая запасом двушек в кармане.

Позвонит еще, если крайне нужно!

А с Зефом – блеск! Нет у меня больше врагов! И нет огорчений! Правда, с отцом!.. Но и это утрясется. Раз он уверен, что не виноват, значит, утрясется. Разговор о школе отложу до экзаменов, там найду что сказать!

Мебиус угодливо, как бравый солдат Швейк, улыбался мне. Славный он тип, мой робот, бестолковый, ничегошеньки, кроме телефонных звонков, не чувствует. Не чувствует, например, что за его спиной на подоконнике, разъершив чешуйки, лежат одиннадцать сосновых шишек, которыми Валя кидала в меня. Одиннадцать, как комсомольцев в нашем классе. Если каждому дать по шишке, будет одиннадцать счастливых комсомольцев!

Еще одно заветное число!

Я любил числа, и они сами роем слетались ко мне, как рифмы к Пушкину. Числа – это целый народец, со своими порядками и законами, со своим равенством и неравенством. Семьями и по одиночке, сходясь и расходясь, живут они то в скобках, то под корнями, то на мансардах числителей, то в подвалах знаменателей. Их возводят в степени и сокращают. И говорят они на своем языке. Но главное, что ни число, то личность, с характером! Есть среди них заносчивые гордецы, как Мишка Зеф, которые делятся только на себя и которых зря называют простыми, а есть настоящие простаки, вроде Авги Шулина, которых дели как хочешь и на что хочешь, есть таинственно-бесконечное числи «пи», напоминающее Ваську Забровского, и есть подозрительные, словно шпионы, мнимые числа. Даже и внешне числа похожи на людей. Номер моего бочонка от лото 81 – это вылитый портрет бабушки и дедушки из деревни… Я нашел бочонок еще в детсаду, когда и цифр-то не знал. Но две эти загибулинки так очаровали меня, что я вечером исписал ими полтетрадки, к удивлению и радости родителей, которые тут же показали мне и остальные цифры. Я часами колдовал над ними и, когда явился в школу, оказался почти профессором для первоклассника… Прошло столько времени, а бочонок я так и ношу с собой, хотя мне, дураку, уже вот-вот шестнадцать. От того раннего детства у меня ничего не осталось: ни дырявого сандалика, ни сломанной игрушки, ни растрепанной книжки, ни даже друга. Как это ни странно, но в нашем подъезде, пятиэтажном и двадцатиквартирном, не было моих сверстников, точно соседи договорились не рожать целую пятилетку. На три года старше и младше – пожалуйста, а ровни – хоть умри! Ну, какие же мне, например, друзья Нэлка Ведьманова, брякавшая на пианино, или Юрка, отец которого треснул о пол магнитофон? У Нэлки уже ребенок, а Юрка все еще мастерит луки да пулит чижика! Правда, были ребята из других подъездов, но это совсем не то! Туда не побежишь зимним вечером в тапочках и в майке, чтобы поделиться внезапной новостью, как побежал бы к близкому и теплому другу! Вот и остался я один, со своим маленьким деревянным талисманчиком…

Зеф ждал задачи.

Задачи были, конечно, легкими. Зефу просто лень думать. Я решил их и позвонил.

– Готово. Тебе одни ответы?

– Давай все!

Я продиктовал, и Мишка довольно заключил:

– Ну вот, быстро, дешево, красиво!

– Так мир или перемирие?

– За две-то задачи?

– Ну, делец!

– Еще какой! – польщенно согласился Зеф. – Кому это ты там музыку крутишь, девчонкам?

– Тебе бы все девочки!

Более серьезно выяснять отношения с Зефом не стоило: его близким другом я не хотел быть, а для закрепления перемирия хватит пустячной болтовни.

Вскоре позвонил Забор.

– Эп? Наконец-то! – радостно воскликнул он. – Я уже все двушки извел! Где тебя носило?

– Шишки собирал.

– Какие шишки?

– Сосновые.

– Зачем?

– Жизнь украшать.

– А «Скорую помощь» тебе не вызвать?

Я коротко рассмеялся и вздохнул:

– Вася, есть очень актуальный весенний призыв: каждому комсомольцу – по шишке!

– А комсоргу – две, для симметрии: на лоб и на затылок, – добавил Забор. – Так оно и будет, без призыва. Слушай, Эп, а вот что ты со мной сделал? Ведь до сих пор я думал, что я сносный комсорг – признаюсь без ложной скромности, – а ты меня двумя фразами уничтожил! Прямо сдул с должности, как пушинку! – И Васька дунул в трубку.

– Ты спятил! – сказал я.

– Забыл уже?.. А кто мне на перемене сказал, что наш класс – это кучка сектантов, которые неизвестно чем дышат? – напомнил Забор угрожающе, мол, как же ты, комсомолец, посмел обвинить в сектантстве целый класс.

– Да это я так, – смутился я .

– Не так, мой милый Эп, а прав ты! – выпалил он. – Я прикинул: семь компаниек выходит, которые вне школы не общаются, а в школе так себе. Чем не сектанты?.. Это я упустил, проборолся с вашими кулаками и двойками!

– Неужели семь? – удивился я .

– Даже восемь – Ваня Печкин собственной персоной!.. а кто чем дышит – вообще туман.

– Да-а!.. И что теперь?

– Понятно что, гнать меня из комсоргов! За ротозейство и мелочность! – категорически заявил Забор, и я мысленно увидел, как блеснул его жуткий гипнотический взгляд. – Гнать с треском! И комсоргом ставить тебя!

– Да знаешь ли ты, что Забор – лучший комсорг на земном шаре? – закричал я, ощущая мороз по телу. – Ты же золото у нас, если без ложной скромности! И мы тебя не променяем ни на каких Эпов! Так что не бзыкай, как говорит Шулин!.. Ну, упустил кое-что! Откуда же все знать? Думаешь, я знал да помалкивал? Ни фига подобного! Просто душа вдруг вспыхнула – и увидел глубже. А так откуда знать? Только ощупью. И не беда, что упустил, наверстаешь! Считай, что я тебя критикнул, и наверстывай! В жизни еще не то бывает! У отца вон гостиница трещит, и не критикой там пахнет, а тюрьмой. Так он что, бзыкает, думаешь? Он работает как вол. И все будет о’кэй! Так что, Василий, не хандри! – закончил я, понимая, что не сказал бы всего этого в лицо Забровскому, сконфузился бы, а тут перед телефоном расцицеронился.

– М-да, – вздохнул комсорг.

– Лето подскажет.

– Нет-нет, нельзя так разбредаться! Стадом уйдем, стадом придем. Надо что-то сделать! – опять оживился Васька. – Осталось полмесяца. Мало, но успеть надо, иначе нам грош цена!.. Вот я весь день и думал и тебя искал, чтобы вместе поломать голову. Смысл такой: сплотиться и узнать друг друга – это твоя программа. Прекрасная программа, но время… Не мог ты пораньше вспыхнуть! Вот что, прикачу-ка я сейчас к вам, посидим мы вечерок и помаракуем. Одна голова хорошо, а две, сам знаешь… Может, и тетя Римма с дядей Лешей помогут. Они у тебя, по-моему, самые толковые из наших предков.

– Не знаю.

– Кстати, по физике сделал?

– Сделал.

– Сдую заодно. Что-то сегодня неохота уроками заниматься. Погулять бы! Пособирать шишки! Как ты там сказал: каждому комсомольцу – по шишке? Ничего!.. Ну ладно, Эп, иду!

Глава восьмая

Явился Забровский в девятом часу, мы поджидали отца к позднему, как всегда, ужину. На ходу скинув туфли, Васька влетел в мою комнату и, опершись на журнальный столик, прошептал мне в лицо, как будто крича: