Боруэлла - Евдокимова Наталья - Страница 28

— Кто? — гневно, громко, выразительно спросила я. Мой голос эхом разнёсся по комнатам, то затихая, то возвращаясь в уши благодарных слушателей с ещё большей громкостью (да, да, я и так умею!).

— Ну ладно, Элька, Элька! — крикнула Аня, закрыв уши ладонями. — Выключи своё дурацкое эхо!

— Оно не дурацкое, — ласково сказала я. — Оно родное, удомашненное.

— Выключи! — завопила Аня.

Я пожала плечами и остановила звук.

— Здорово! — сказал немного ошалевший Вадик, продолжая отводить и прижимать ладони к ушам. А Аня сначала ничего не сказала — резко повернувшись, она пошла снимать совсем перепугавшегося Шурика с занавески. Потом Аня посмотрела на меня с тем же неопределённым выражением лица (тот фильм про маньяков мы смотрели вместе с Аней), и изрекла:

— Если и после этого ты не согласишься быть моей бабушкой, то… — и не договорила, а только громко засопела.

Это помогло мне понять всю серьёзность её намерений, и я спокойно согласилась:

— Да хоть внучкой.

Битый час Вадик и Аня пытались объяснить мне, какой у Аниной бабушки (которая почему-то была и бабушкой Вадика тоже) голос. Всё это очень походило на занятия по сольфеджио — я на разные лады распевала фразу «Внученька, иди кушать!». Уже через полчаса, несмотря на выходной день (в который, как известно, всё дозволено) в стенку стали стучать соседи. Через сорок пять минут соседи стали громко кричать: «Девочка, пожалуйста, не выводи бабушку! Иди поешь! Ты же видишь, как она для тебя старается!» Ну, они, конечно, не в точности так сказали, но общий смысл был примерно таким. На что я громко ответила Аниным голосом: «Не могу! Я тренирую силу воли! Бабушки!». Но потом мы решили пожалеть соседей и перешли на фразу «Выпьем с горя, где же вилка!».

Происходило это примерно так:

— Выпьем с горя, где же вилка! — говорила я.

— Не похоже, — возмущалась Аня.

— Слишком высоко, — поправлял меня Вадик.

— Угу, — подтверждал их слова Шурик.

— Выпьем с горя, где же вилка! — исправлялась я.

— Ну не басом же! — возмущалась Аня.

— И мягче, — поправлял меня Вадик.

— Угу, — подтверждал их слова Шурик.

— Выпьем с горя, где же вилка! — исправлялась я.

— Фальшивишь! — возмущалась Аня.

— Немного не так, но похоже, — поправлял меня Вадик.

— Угу, — подтверждал их слова Шурик.

— Выпьем с горя, где же вилка! — исправлялась я.

— Совсем не так! — возмущалась Аня.

— Совсем не так! — поправлял меня Вадик.

— Угу, — подтверждал их слова Шурик.

— Нет, не выпьем, где топор-р-р?! — кричала я.

Всё это продолжалось до тех пор, пока я невзначай не спросила:

— А телефон у этой вашей голосистой бабушки есть?

— Есть, а что? — заинтересованно спросила Аня.

Я выразительно на неё посмотрела. Очень выразительно. Сложно перечислить, сколько всего выражал мой детский ангельский лик. Аню аж перекосило.

— Точно! — подпрыгнул Вадик. — Ей же можно позвонить! Элька позвонит, заговорит Аниным голосом, и всё узнает! — в этот момент Вадик посмотрел на моё выразительное лицо, перестал подпрыгивать и сник. — Всё… Ну, голос её узнает… И будет знать… Всё. То есть голос. Да, Элька?

— Да! — сказала я в ярости слегка охрипшим голосом.

Аниной бабушке мы дозванивались в деревню:

— Алло! Алло, кто это?

— Алло, — сказала я Аниным голосом. — Это я, Аня, твоя любимая внучка.

Аня, стоявшая рядом, сильно ткнула меня локтём. За что? Вадик же хихикнул.

— Анюточка! — обрадовалась бабушка. — Золотце ты моё! Ой… А то я сегодня иду за хлебом, думаю, давно внученька моя не звонила. Жду уж тебя тут, жду… Вот молодец, что позвонила!

— Да, я золотце, — сказала я. — Спасибо, я узнала всё, что хотела. До свидания.

Только я собралась повесить трубку, как Аня с изменившимся лицом выхватила её у меня, показав кулак. За что?

Устав ждать, пока Аня наконец-то закончит уже пятнадцатиминутную беседу с бабушкой, мы с Вадиком ушлёпали на кухню.

Устав ждать, пока Аня наконец-то закончит получасовую беседу с бабушкой, и немного почистив холодильник от скоропортящихся (по моему мнению) продуктов, мы с Вадиком стали по очереди чесать Шурику за ушами. Шурик реагировал неадекватно, всё время повторяя: «Еды! Еды! Еды!». Это нам быстро надоело.

Устав ждать, пока Аня наконец-то закончит беседу с бабушкой, длящуюся уже целый академический час, я переоделась в свой зелёно-красный костюм, и мы с Вадиком выбрались из этого переговорного пункта на улицу. Аня нашего ухода даже не заметила. Наверное, они обсуждали что-то очень интересное. Конечно, я не понимаю, что в этом мире может быть интересней меня, но иногда встречаются такие непоследовательные и непредсказуемые люди!

— До сих пор говорит? — заинтересованно и уважительно спросил Вадик, оглянувшись на окно Аниной квартиры.

Я прислушалась. Аня, к моему удивлению, прекратила беседу и нашла себе другое, не менее увлекательное занятие. Она постоянно открывала и закрывала дверцу холодильника, громко при этом возмущаясь: «Йогурты все съели! Обжоры несчастные! И шоколадку! И замороженные фрукты! И куда в них столько влезло? Грабители! Шурик! А ты хоть куда смотрел?!»

«Еда, — протяжно отвечал Шурик. — Еда…»

— Говорит, — сказала я Вадику. — Нас с тобой хвалит.

— Ого, — сквозь улыбку сказал Вадик, приподняв брови.

— Ого… — задумчиво повторила я, почесав затылок.

— Еда, — где-то на восьмом этаже продолжал повторять Шурик.

35. Непредвиденный солнечный концерт

На улице солнце жарило вовсю и щекотало нос. Хорошенькая осень! Хоть листья местами начали желтеть, но мало ли какие сбои бывают. Конечно, вполне возможно, что после того, как я стала человеком, всё в мире изменилось. И теперь осенью будет лето, зимой будет лето, а весной и летом придётся улетать в тёплые края. На самолёте. И там, в тёплых краях температура будет подниматься до десяти градусов тепла. А то и до двенадцати. Вымрут наконец-то последние динозавры…

— Они уже вымерли, — осторожно заметил Вадик. — Совсем.

У меня всё внутри подпрыгнуло. Неужели Вадик может читать мысли?

— Как — вымерли? — удивлённо спросила я. — То есть… Ты что, мысли читаешь? Признавайся! Не скрывай от меня ничего! Я никому не скажу!

— Да нет… — скис Вадик. — Просто ты вслух про лето и осень рассуждала. Я же не знал, что это твои мысли. Извини…

— Да ничего, — тихо буркнула я.

— Так Аниным родителям и не позвонили…

Я пожала плечами:

— Может, как-то обойдётся.

Несколько минут мы шли молча, Вадик почему-то грустно вздыхал. Я хотела уже начинать его успокаивать. Думала сказать, что мысль, высказанная вслух, есть мысль общественная. Она принадлежит всем и каждому. Именно такие, случайно высказанные мысли наталкивают человечество на верное понимание происходящего в мире. Потом я хотела добавить, что мысль, высказанная мною, представляет наибольшую ценность, гениальность её неопровержима, следовательно, человечество становится обладателем гениальной идеи. Совершенно бесплатно, без процентов и налога на добавленную стоимость. С помощью этой идеи можно сдвигать с места горы и застрявшие в кюветах машины, лететь на другие планеты и с велосипеда… Но Вадик, оказалось, думал совсем о другом. Прищурившись и посмотрев вверх, он осторожно спросил меня:

— Элька… А солнце, оно разговаривает? Мне с ним поговорить ну очень хотелось бы…

— А зачем? — бестактно спросила я. Любопытство во мне непреодолимо — я с этим уже смирилась давно, ещё дня два назад. Остальные постепенно привыкали. Вадик, похоже, почти привык, потому что спокойно начал объяснять:

— Мне приснилось один раз, что мы гуляем с солнцем по улицам. Оно такое большо-о-е, — Вадик развёл руками в стороны. — И тёплое. И мы с ним говорим. И мне так хорошо, как когда мы с тобой гуляем.

У меня непроизвольно улыбка до ушей растянулась. Вадик заметил это, улыбнулся в ответ, и продолжил: