Обряд Ворлока - Русанов Владислав Адольфович - Страница 9

Разве не Мария Харальдсдоттир первой заявила о грядущем поражении норвежского войска в походе на Англию? Не многие ей тогда поверили, да и сам конунг в первую голову. Оно, конечно, проще объяснить дурные предчувствия девичьими глупостями. А ведь после были другие предзнаменования: у конунгова хирдмана по имени Гюрд, у воина Торда из дружины Эйстейна Тетерева… Даже к самому конунгу Харальду являлся сводный брат его, Олаф Толстый, прозванный Святым, и пожурил младшенького, что нацелился тот на кусок, который ни прожевать, ни проглотить не в силах — не та нынче Англия, что была во времена короля Этельреда[19] и датского конунга Свена Вилобородого.[20]

Заговорив о погибшем отце, Мария не сдержала слез. В последние дни она и так была сама не своя — грустила, уставившись в стену, мало разговаривала, почти не ела. Рианна, находившаяся при королевне неотлучно, очень опасалась за ее жизнь. Ее бабка рассказывала о нередких в прежние времена случаях, когда от тоски чахли, словно деревья без дождя, словно птица в клетке, и в конце концов умирали. Конечно, новое поколение не отличалось той чувствительностью, как раньше, но ведь и Мария Харальдсдоттир не такая, как все.

Уже не оставалось сомнений, что дроттинг любит Хродгейра. Значит, она должна особо остро чувствовать его: дар прорицательницы, помноженный на любовь, многого стоит.

Желая хоть как-то подбодрить девушку, Вратко пообещал:

— Мы разыщем его, Харальдовна. Во что бы то ни стало, разыщем.

Она вздохнула, едва заметно улыбнулась:

— Я верю тебе. И тебе, и нашим друзьям. Вы будете стараться изо всех сил. Но мой дар… Мой проклятый дар… Как много я бы дала, чтобы не видеть будущего — оно предрекает мне лишь беды и несчастья. Мне и всем, кто мне дорог.

— Разве твоя в том вина?

— А кто знает? Мудрые люди говорят, что прорицатель способен изменять будущее по своему желанию.

— Не знаю. Не слышал никогда. По-моему, изменить будущее по силам лишь очень сильному колдуну. Или богу. Люди могут лишь подстроиться под него, смягчить удар судьбы.

— А потом горько раскаиваться, что совершил ошибку? Я должна была отговорить отца от похода в Англию.

— Кто смог бы отговорить Харальда Сурового от однажды задуманного? Кому по плечу такое дело?

— Я смогла бы. Отец верил мне. Я должна была настоять на своем. Сколько людей, сколько верных сынов Норвегии остались бы живы!

— Ты не должна винить себя, Мария-бан![21] — решительно вмешалась Рианна.

— Ты сделала все, что могла! — поддержал пикту Вратко. — Вряд ли кто-то из норвежского войска приложил больше усилий, чем ты!

— Не утешайте меня… — покачала головой королевна. — Я слишком понадеялась на свое предвидение, думала, что успею найти Чашу и использовать ее для успеха нашего войска, для успеха моего отца… И что получилось в итоге? Что теперь осталось мне? — Плечи ее вновь дрогнули.

Словен понял, что Мария сейчас разрыдается. Чем бы отвлечь дочь конунга?

— Тебе осталась месть, Мария-бан! — взмахнула кулачком Рианна.

— Кому?

— Мерзкому монаху, который все сделал, чтобы саксы одолели у Стэмфордабрюгьера! Королю Гарольду, торжествующему сейчас! Эдгару Эдвардссону, рассчитывающему обрести выгоды от свары двух великих королей.

«Если Гарольд Годвинссон такой великий, как и его норвежский тезка, то зачем ему мстить? — подумал Вратко. — Он же не знал, что отец Бернар читает молитвы в его поддержку? И уж тем более не просил монаха о помощи. Он защищал свой край, свой народ и свою корону… Эх, все равно сейчас Марии этого не объяснить. Она даже слушать не захочет».

— Харальдовна, — проговорил парень. — Харальдовна, ты дождись нас. Когда Хродгейр вернется, он сможет ответить на все вопросы сам. А я тебе вместо прощания вису скажу. Хочешь?

— Говори. — Мария смахнула слезинку с ресницы, но расплакаться не позволила себе. Вот что значит — дочь конунга!

— Тогда слушай. Эта виса о великом конунге Харальде Сигурдассоне, которого прозвали Суровым, и об английском короле Гарольде Втором Годвинссоне.

Вратко откашлялся и прочитал:

— Око за око, зуб за зуб… — медленно произнесла королевна. — Идите. И возвращайтесь вместе с Хродгейром. Вместе мы придумаем, как отомстить подлому монаху. Не забудем и о короле Англии…

Глава 4

Мгла среди холмов

Вопреки приказу королевы Маб военачальник не стал лично сопровождать викингов к выходу из Холмов. Вместо себя прислал Лохлайна с десятком воинов динни ши. Морвран и раньше не слишком-то нравился Вратко, хоть новгородец пытался усмирить клокочущую в душе неприязнь, убеждая себя, что грешно злобиться на человека, и без того обиженного судьбой, — урод ведь, каких поискать, да вдобавок горбатый. Само собой, прикидывал парень, на месте кеан-киннида любой возненавидит всех окружающих, не отмеченных печатью уродства. Отсюда и склочный характер, и желание выделиться из толпы за счет более слабого, поскольку сильный не пропустит вперед. Но нарушать слово королевы? Тут одной желчностью натуры не объяснишь. Пожалуй, прибавляется изрядная толика наглости и уверенность в безнаказанности. А впрочем… Керидвена, должно быть, не раз и не два выручала «сыночка», оправдывая его поступки и даже проступки перед повелительницей. Они ведь, по всему выходит, подруги — вместе колдуют, вместе вынашивают замыслы касательно мести врагам малого народца…

Лохлайн тоже держался неприязненно, что, впрочем, не удивило никого из северян — Вратко рассказал им о трепке, которую королева задала заносчивому воину. Хотя динни ши не долго ходил в простых дружинниках — суток не прошло, как десятником стал.

Викинги собрались быстро, затратив большую часть времени на подготовку оружия. Хоть и точил Олаф каждый день свой меч, а все равно перед походом погонял оселком по лезвию. Игни проверил — не меньше десяти раз, наверное, — оперение стрел. А Вратко уговорил Гуннара дать ему еще один урок боя на копьях. Кормщик бурчал, что, мол, глупо ворлоку учиться сражаться обычным оружием, но все-таки согласился. Правда, в поход новгородец отправился с мечом Рагнара — щербатый хёрд[22] все равно едва-едва начал вставать, что и не удивительно с такими-то ранами.

Выход из Полых Холмов открылся в заросшую терновником лощину. Именно сюда они прибежали, спасаясь от воинов Модольва и рыцарей Эдгара Эдвардссона.

Динни ши выбрались на поверхность, опасливо поглядывая по сторонам. Дневной свет вызывал у них страх, с которым воины боролись по мере сил, но всегда удачно скрывали.

— Тебя устраивает место, ворлок? — безучастно произнес Лохлайн, отводя глаза.

Вратко так и не понял — стыдится подземельщик неблаговидного поступка у входа в заклинательный чертог или просто ему противно смотреть на людей?

— Устраивает, — кивнул парень.

А что ж ему не устраивать? По своим следам всегда можно вернуться туда, откуда пришел, было бы желание. Да убегать, если дело обернется не так, как задумывалось, будет легче.

— Они точно будут здесь нас ждать? — почесал бороду Гуннар. Народу Холмов он не доверял. Хорошо, что динни ши не понимали его слов, произнесенных на северном языке.

— Обещали… — Новгородец пожал плечами. — А если и уйдут… Это может нас остановить?

— Нет! Клянусь той гадюкой, которую подвесили над связанным Локи!