Избранные сочинения в 9 томах. Том 6: Мерседес из Кастилии; Красный корсар - Купер Джеймс Фенимор - Страница 14

– Чтобы судить об этом, необходимо осмотреть ее ближе, – ответил иностранец в зеленом. – Поднимемся.

С этими словами юрист поднялся по хлипкой лестнице и, пройдя через открытый люк, очутился на деревянной площадке, поддерживаемой столбами. Его собеседник не спешил следовать за ним, но, увидев, что тот ожидает его на верху лестницы, торопливо вскарабкался туда же с ловкостью и уверенностью, свойственными людям его профессии.

– Вот мы и наверху! – воскликнул иностранец, разглядывая стены, сложенные из камней таких мелких и столь неправильной формы, что, казалось, они ничем не скреплены. – Хорошая дубовая доска вместо палубы, как говорите вы, и небо вместо кровли, как говорим мы в наших университетах. Теперь поговорим о делах земных. А… А… Я забыл имя, которое вы назвали мне.

– Это зависит от обстоятельств. Я имел разные имена в разных обстоятельствах. Но если вы будете называть меня Уайлдер, я обязательно отвечу.

– Уайлдер! Вот имя, которое, я надеюсь, не отражает вашего характера[7]. Дети моря ничуть не дики, разве что неуравновешенны. И я думаю, сколько красавиц вздыхает в то время, как вы бороздите волны океана!

– Мало таких людей, которые вздыхали бы обо мне, – задумчиво ответил Уайлдер, слегка раздражаясь от этого почти допроса. – Будем продолжать, если вам угодно, осмотр башни. Для чего она, по-вашему, служила прежде?

– Посмотрим, для чего она служит теперь, и мы легко выясним, для чего она служила некогда. В эту минуту она содержит в себе двух человек с легким сердцем, довольно легкой головой, которые не обременены избытком рассудительности. А когда-то в ней хранилось зерно и, не сомневаюсь, также маленькие четвероногие, с лапками легкими, как наши головы и сердца. Проще, это была мельница.

– Некоторые думают, что крепость.

– Гм! Местоположение могло бы это позволить, – согласился иностранец, бросая вокруг себя быстрый и проницательный взгляд. – Но все-таки это была мельница, каково бы ни было желание дать ей более благородное предназначение. Расположение на ветру, конструкция на столбах, затрудняющих доступ грызунам, – все доказывает это. «Тик-так, тик-так», – звучало здесь в прошлом, верьте моему слову. Тсс! Можно сказать, этот шум еще продолжается.

Осторожно приблизившись к одному из маленьких отверстий, некогда служивших окнами башни, он тихо просунул в него голову, но спустя несколько секунд отшатнулся, сделав Уайлдеру знак сохранять молчание. Последний повиновался и скоро узнал причину этой предосторожности.

Невдалеке послышался нежный голос женщины; звуки все приближались и приближались к самому подножию башни. Уайлдер и юрист выбрали себе каждый удобные места, и все время, пока разговаривавшие оставались близ развалин, они, не двигаясь, оставаясь невидимыми, рассматривали пришедших. И мы должны сознаться, к стыду двух особ, столь важных в нашей истории, что они слушали не только внимательно, но и с удовольствием.

Глава IV

Внизу находилось четверо, и это были женщины. Одна – дама на склоне лет; другая – несколько старше среднего возраста; третья – в том возрасте, который дает право выезжать в свет – в том смысле, как это понимается в обществе; четвертая – негритянка, лет двадцати пяти. В эту эпоху и в этой стране она не могла быть никем иным, как скромной служанкой, хотя, быть может, достаточно приближенной к господам.

– А теперь, мое дитя, после того как я дала тебе все советы, каких требовали обстоятельства и твое прекрасное сердце, – говорила более пожилая дама (это были первые слова, которые ясно донеслись до ушей слушателей), – я заменю эту досадную тему на более приятную. Ты передашь своему отцу, что я испытываю к нему дружеские чувства, и напомнишь ему, что он обещал прислать тебя сюда еще раз, прежде чем мы расстанемся навсегда.

Эти слова, произнесенные ласковым тоном, были обращены к младшей из женщин, которая, по-видимому, слушала их с нежностью. Когда они смолкли, девушка подняла глаза с блестевшими в них слезами, которые она, очевидно, хотела скрыть, и ответила голосом, прозвучавшим в ушах молодых слушателей как пение сирены, – до такой степени был он нежен и мелодичен.

– Бесполезно, дорогая тетя, напоминать мне об обещании, которое мне так дорого; если мой отец не возвратится сюда вместе со мной весной, то не из-за недостаточности просьб с моей стороны.

– Наша добрая Уиллис поможет нам, – ответила тетка, улыбаясь и глядя на третью женщину одновременно и ласково, и уважительно, согласно тогдашней великосветской традиции, как обычно смотрели при обращении высшие на низших. – Она заработала своей верностью и услугами право на некоторое влияние на генерала Грейсона.

– Она имеет все права, какие могут дать сердце и любовь! – воскликнула племянница с душевным порывом, доказывавшим ее желание смягчить своей нежностью холодную вежливость тетки. – Ей мой отец ни в чем не откажет.

– И ты уверена, что миссис Уиллис будет действовать в наших интересах? – спросила тетка, ни на минуту не сбиваясь со своего тона, который ей внушало ее понятие о приличии. – С таким могущественным союзником мы будем непобедимы.

– Я прежде всего убеждена в том, что климат этого острова полезен моей воспитаннице. И помимо всего иного, из-за одного этого я сделаю все зависящее от меня.

Миссис Уиллис проговорила это с достоинством и, пожалуй, с некоторой сдержанностью, принятой в разговоре между богатой и знатной теткой и наемной, зависимой воспитанницей наследницы ее брата. Тем не менее манеры ее были исполнены грации, и голос ее, как и голос воспитанницы, был нежен и женствен.

– Тогда мы можем считать победу одержанной, как говаривал мой муж, контр-адмирал. Адмирал де Лэси, моя милая миссис Уиллис, принял в добрый час правило, которым руководствовался всю жизнь и которое в большой степени содействовало его блестящей репутации среди моряков: чтобы преуспеть, надо только сильно желать и твердо верить. Эта благородная и сильная мысль не замедлила привести к замечательным результатам, о которых нет надобности напоминать, потому что мы все хорошо знаем их.

Миссис Уиллис склонила голову, чтобы засвидетельствовать справедливость этого замечания и славу покойного адмирала, но не сочла нужным отвечать. Переменив тему разговора, она повернулась к своей юной воспитаннице и сказала ей тоном, в котором не было и тени скованности:

– Гертруда, мой дорогой друг, ты с удовольствием вернешься на этот прелестный остров, к этому морскому ветерку.

– И особенно к моей тете! – воскликнула Гертруда. – Я хотела бы убедить отца продать свои поместья в Каролине и навсегда переселиться на север!

– Собственнику не так легко переменить место, как тебе кажется, дитя мое, – ответила миссис де Лэси. – Как бы ни было сильно мое желание, чтобы этот план осуществился, я никогда не буду уговаривать брата это сделать. Если бы и изменить что-то в жизни, то надо бы возвратиться на старую родину. Прошло уже более столетия, миссис Уиллис, как Грейсоны поселились в колонии из-за недовольства английским правительством. Мой прадед, сэр Эверард, поссорился со своим вторым сыном, и эта ссора заставила моего деда поселиться в Каролине. Но так как все это давно успокоилось, я часто думаю, что я и мой брат могли бы вернуться в дом наших предков. Это в значительной степени зависит от того, как мы переместим наше главное сокровище по эту сторону Атлантического океана.

Закончив, миссис де Лэси, добросердечная, хотя и самолюбивая дама, бросила взгляд на девушку, о которой, собственно, шла речь. Гертруда отвернулась, как обычно, когда тетка делилась с гувернанткой семейными воспоминаниями, и подставила нежному дыханию ветерка свое лицо, цветущее здоровьем и в эту минуту несколько смущенное. Лишь только миссис де Лэси умолкла, ее племянница быстро обернулась к своим спутницам и, показывая на высокие, выше домов, мачты красивого корабля, стоявшего на якоре в порту, воскликнула: