За сокровищами реки Тунгуски - Кравков Максимилиан Алексеевич - Страница 8

— А стало-быть горы эти, — спросил Николай, — указывая на огромный хребет с плоской спиной, — произошли из лавы?

— Да, из расплавленной каменной массы. Иногда она выливалась потоками на поверхность, иногда же застывала в массивы на глубине. Горные породы, которые получились от застывания лавы, называются изверженными. Например — гранит. Обычно он — светлый, потому что в нем много белого минерала — кварца. А здешние изверженные породы — как видите — темные, почти черные, оттого что в них мало кварца. И называют их не гранитами, а траппом. Ну, а кроме изверженных пород еще какие бывают?

Петя смутился, а Николай поприпомнил и ответил:

— А, вот, что в воде осаждались. Из того песку и ила, которые реки в море сносят. Там на дне, слой за слоем, они отложились и, со временем, из рыхлых пород превратились в твердый камень…

— Это — осадочные породы, — добавил Петя.

— Молодцы, — похвалил профессор, — верно сказали! Ну, а какие вы знаете осадочные породы?

— Песчаник, — ответил Николай, — каменный уголь.

— Известняки, — добавил профессор, — глины и многие другие. В конце экспедиции все будете знать!

6

СТРАШНАЯ РЕЧКА

Нашли очень интересную скалу. Она выступала в реку стеной. Так как не было около нее течения, то на веслах обошли утес, и тут-то профессор и заметил заинтересовавшую его породу.

Поглядевши, он решил, что здесь придется сделать остановку может быть не на один день, и с илимки бросили якорь.

На другом берегу, напротив, впадала в Тунгуску речка, вытекавшая из высоких скал, Николай поехал на ту сторону поискать глухарей и вернулся, привезя целую горсть графитовых обломков.

— В этой речке должен быть графит и ее стоит исследовать, — сказал профессор. — Берите-ка лодку, — обратился он к своему помощнику Ивану Николаевичу, — захватите Николая и Петю, припасов и отправляйтесь так, чтобы вернуться сюда на третьи сутки…

Ребята с восторгом принялись за приготовление.

Петя получил дробовик, Николай маузеровский карабин, взяли чаю, сахару, соли и сухарей и, конечно, Хорьку.

Меж широко разошедшимися горами вытекала речка.

Нагромоздила бугры громадных галек и прорыла себе многочисленные каналы. По главному руслу пройти было, невозможно. Там ревели и в пенные клубы сбивались валы порога. Пробрались одним из каналов.

— Настоящая горная речка, — сказал Иван Николаевич, — видите, как она изменяет свой путь? Размывает собственные наносы и в нынешнем году, прорывает себе дорогу там, где в прошлом накопляла гальку.

На веслах по речке итти было трудно — мешало быстрое течение. Поэтому Петя вылез на берег и повел бичевою лодку, а Николай, взявши шест, стал на корму и управлялся, одновременно нажимом шеста продвигая лодку вперед. Иван Николаевич сидел, разглядывал в бинокль скалы и записывал свои наблюдения.

Так проехали до самого вечера и все чаще и чаще встречали в прибрежной гальке куски графита. И все ближе подходили к высоким скалам, словно сдавившим реку. Перед самой остановкой Петя посмотрел себе под ноги и крикнул:

— Гусиные следы! Дайте-ка мне ружьишко!

И, повесив на плечи двухстволку, шел, таща бичеву.

Место попалось тихое, Хорька, набегавшись за день, спал у ног рассматривавшего карту Ивана Николаевича. Вдруг Николай увидел, что Петя бросает бичеву, сдергивает с плеча ружье и опрометью пускается к лодке…

Ничего не понимая, Николая все же подвел корму к песку. На лице удиравшего Пети был написан неподдельный испуг.

— Гусь что ли за тобою погнался? — пошутил Иван Николаевич.

В этот миг добежавший до лодки Петя обернулся к кустам и выстрелил по их направлению. В кустах раздался свирепый рев, и бурой копной на берег выкатился медведь.

Петя кубарем ввалился в лодку, Хорька завизжал и залаял, а Николай оттолкнулся далеко в реку.

Шум стоял всеобщий.

— Ружье! Ружье, — кричал Николай.

— Лодку перевернете! Тише! — кричал Иван Николаевич.

Петя орал просто так, без слов, ему вторил остервеневший Хорька, а на берегу тряс головой и яростно рявкал медведь.

И вдруг, обнаглевший зверь ринулся в воду и шумно поплыл к лодке, оскаливая на поверхности морду.

Этого уж никто не ожидал!

Тут под руку Николая попался карабин. Привстав в качавшейся лодке, он спустил курок. Пуля взрыла высокий фонтан воды, перед самым медвежьим носом.

Зверь испуганно фыркнул и повернул назад. Вторая пуля, просвистав над его головой, разбрызгала по берегу гальку. Третий раз выстрелить Николай не успел.

Хорька через борт рванулся в реку и от внезапного толчка Николай плюхнулся на дно лодки.

Медведь исчез в кустах, потрескивая сучьями.

Тогда, переглянувшись, все громко расхохотались…

— Ну, задал же он нам представление, — восхищался Николай.

— Кто же кого напугал-то больше? — допытывался Иван Николаевич, а Петя огорченно укорял Хорьку:

— И дернуло тебя дурака в воду прыгать! Был бы у нас медведь и тебе бы кусочек достался!

Для ночевки переплыли на остров, на широкую песчаную косу, где было не так много комаров. Развели жаркий костер, поужинали добытыми за день тремя рябчиками и крепко заснули.

Утром оказалось, что они находятся перед высокими скалами, между которыми река текла, как в коридоре. Выше на лодке, к огорчению путешественников, итти было невозможно.

Течение сделалось стремительным, река рвалась через камни, шумела в перекатах, бешено ударялась об утесы.

Порешили дальше двигаться пешком, привязав перед входом в ущелье покрепче лодку, В заплечные мешки набрали провизии, спичек, кружки и котелок. Петя взял двухстволку, Николай карабин, а Иван Николаевич своего неизменного спутника — молоток, которым он отбивал от камней образцы.

Уже при входе в теснины почувствовался холод, который при легком ветре делался пронизывающим.

По обоим берегам тянулись удобные для ходьбы террасы. Выше недоступными стенами вздымались берега ущелья.

Итти было очень интересно. За каждым поворотом реки открывалось что-нибудь новое. То причудливо нависшие крутые утесы, то водопадами низвергающаяся река.

Становилось все холодней и холодней, словно путешественники спускались в какой-то погреб.

Завернув за один кривляк, из-за которого тянул туман, все остановились, пораженные невиданным зрелищем.

С обоих берегов, спускаясь к воде, сверкали горы льда! Синей морщиной извивалась трещина, открывая огромную толщину ледяных пластов.

Между льдами неслась река, и вода ее казалась черной от белизны берегов.

Петя немного даже оробел. А Николай вопросительно смотрел на Ивана Николаевича, ожидая раз’яснения.

Лед оказался очень толстым, метров на семь, и весь спаянным из отдельных пластов.

— Это зимняя наледь, — решил Иван Николаевич, — она не растает и до следующей зимы! Речка здесь мелкая и примерзает до дна. Поверх ее льда выступают грунтовые подземные воды и замерзают ледяным слоем. Ударит мороз и опять выступят новые порции воды и смерзнутся коркой. Так за зиму и растет эта наледь, образуя к весне толстый ледяной пласт…

— Ишь, словно ледяные ворота! — сравнил Николай.

— Постой, постой, — вспоминал Петюха, — кто это нам про реку с такими воротами говорил? Да тунгусы! И, помнишь, пугали еще, что на этой речке полоумный якут живет? Который жену свою угробил и всякого приходящего из винтовки стрелять обещал?

— Ну, винтовка у нас и своя неплохая! — похрабрился Коля.

А все-таки мрачное ущелье, туманом дышащие льды, грохот реки и отвесные скалы обрывов не очень-то веселили!

После льдов дорога сделалась трудной. Карниз по краю реки стал узким, местами заваленным глыбами камня. Итти приходилось очень осторожно, чтобы не сорваться в воду.

И все-таки, путники бодро шагали вперед, подгоняемые жадным любопытством — а что же будет дальше?