Дагги-Тиц (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 33

— Но как же так? — спросил при первой встрече Гришка Раухвергер, который во всем любил ясность. — Вы же ничего у нас не преподаете и вдруг классный руководитель…

— Я стану вести у вас историю. Вместо Ивана Герасимовича. Он переходит на старшие классы.

— У-у… — послышалось с нескольких парт.

— «У» или не «у» — это решал он, а не я. Отечественная история интересует его больше, чем европейское средневековье.

Это была правда. Неоднократно Иван Герасимович с войны Алых и Белых роз скатывался на войну Белых и Красных армий и принимался рассказывать о штурме Перекопа или Польском походе. Припадая на протез, нервно шагал по классу и говорил о Котовском и Щорсе. А бывало, что о Пугачеве или Александре Невском.

— Я не случайно провожу исторические параллели между нашей страной и другими, — объяснял он. — Независимой истории не бывает. А кто-нибудь из вас помнит, что восстание Уотта Тайлера случилось в те же годы, что и Куликовская битва?

Никто не помнил…

А теперь никто не ждал, что у «Зоюшки» будет так же интересно, как у Ивана Герасимовича, бывшего капитана фронтовой разведки…

Первые два урока, прошли ровно и скучновато, без «кавалерийской лихости». Бахрюков попробовал устроить пробную клоунаду, но Зоя Яковлевна с негромким рокотом в голосе произнесла:

— Я, господа хорошие, к вам не напрашивалась, меня начальство назначило. Если не ко двору, идите к директору, пусть дает другого классного руководителя. Как говорится, «свиданья были без любви, разлука будет без печали…»

Многим это понравилось. Но, конечно, не Бахрюку с его подпевалами. Они решили организовать «представление». Поглядеть, как «Зоюшка» отнесется к еще одному фокусу. На перемене устроили свалку, из этой свалки, выдернули «Глущика» (он меньше других умел давать отпор), связали брючными ремнями и уложили на учительский стол. Кверху пузом. Дали в руки свернутую из бумаги трубку — «свечу».

— Лежи и не дрыгайся, будешь «покойник», — радостно сказал Суглинкин. — Зоюшка придет и устроит тебе отпевание…

Все понимали, что «отпевание» устроит она не только Лодьке Глущенко, но и всему классу. Но каждый надеялся отпереться: мол, я-то здесь при чем? И участвовали в этой забаве не только «Бахрюковские» парни, но и вполне нормальные ребята вроде Сашки Черепашина, Игоря Калугина и Гришки Раухвергера…

В Лодьке перемешивались разные чувства. Бурлило возмущение. Надо было, конечно, сразу скатиться со стола на пол и «упрыгать» к своей парте. Но корячиться в связанном виде, на потеху всему народу — что за радость! А кроме того… вольно или невольно, а он стал главным участником «пантомимы» (так назвал это действо Раухвергер). И если сорвешь такое дело — получится, что струхнул и подвел классное сообщество (какое оно ни на есть, а свое…) Ну… и дурацкое такое, смешливое любопытство: а правда, чем это кончится? А тут прозвенел звонок, все, состроив рожи примерных учеников, встали у парт, и Лодька понял: ничего не остается, как изображать покойника до конца. И даже закрыл глаза…

Зоя Яковлевна командирским шагом ступила в класс и… замерла. Постояла несколько секунд (Лодька видел ее сквозь прикрытые ресницы). Потом она сделала поворот налево кругом, шагнула из двери, и ее каблуки (ать-два, ать-два…) деревянно застучали по коридору.

— К Сергей-Ванычу пошла, — бесцветным голосом констатировал интеллигентный Олег Тищенко и ученым жестом поправил очки. — Жди, Бахрюк, воспитательных мер на свою ж…

— А я-то чё! — взвыл Бахрюков. — Все вместе придумали, а я… Это я, что ли, на столе?!

— А ну, развязывайте, гады! — заорал и задрыгался Лодька. Ремни моментально распутали. Лодька ринулся к своей парте, будто к острову спасения, уселся рядом с Олегом и замер. И остальные замерли — ждали.

Зоя Яковлевна возникла в классе минут через пять. Одна. Положила перед собой на стол указку, как обнаженную шпагу. Обозрела боязливые лица.

— Вы, очевидно, думали, что я пошла жаловаться. Нет, судари мои, я не привыкла ябедничать. И не собираюсь писать в дневники и вызывать родителей… — Тихий вздох облегчения прошелестел над партами. — Но имейте в виду: сегодняшний фокус я вам никогда не прощу! Да! Особенно тебе, Глущенко…

— А я-то при чем! — искренне взвыл Лодька. — я, что ли, сам туда забрался? Меня же связали!

— Да, это был результат общего театрального творчества, — подтвердил Олег Тищенко, который не боялся учителей (за своими профессорскими очками он, был, как за щитом).

— Если это театральное творчество, то Глущенко — исполнитель главной роли. Звезда сцены, — сделала вывод Зоя Яковлевна.

— Ага, это называется «козел отпущения», — горько отозвался Лодька.

— Не знаю, кто козел, кто осел, а кто еще какое животное. Но зоопарк здесь порядочный, — сообщила Зоя Яковлевна. И повторила, что «нынешнего фокуса» этому зоопарку никогда не простит…

И не простила. Через несколько дней, когда староста класса Игорь Калугин попросил Зою Яковлевну организовать культпоход на фильм «Тарзан в западне», она гордо отказалась.

— Евдокия Валерьевна никогда не отказывалась, — решился на упрек Игорь (причем соврал).

— Евдокии Валерьевнке вы не устраивали пантомим с жизнерадостными мертвецами…

Лодька хотел сказать, что на столе он вел себя совсем не жизнерадостно, однако решил не скрести на свой хребёт. А Зоя Яковлевна добавила:

— Я убедилась, что вы люди изобретательные, значит найдете способ и для самостоятельного проникновения в кинотеатр…

Дело в том, что недавно какие-то «умные тёти» в Гороно (уж конечно, не Лодькина мама) издали «напоминание», в котором говорилось, что дети школьного возраста не имеют права самостоятельно посещать кинотеатры в учебные дни. Только в каникулы и в выходные или организованными группами в сопровождении педагогов!

Впрочем, контролеры смотрели на «незаконных» зрителей сквозь пальцы. Главная трудность была — купить билет. Но находились добросердечные дяденьки и тетеньки, брали у ребят деньги и добывали для них у кассирши вожделенные синие бумажки с косо начертанными цифрами — пропуска в удивительный мир с крокодилами, львами, дикарями и летающими на лианах Тарзаном и Читой. (О, этот восхитительный клич благородного мускулистого питомца африканских джунглей, который всегда вовремя приходит на выручку обиженным и пострадавшим!)

Лодьке и Борьке помог молодой капитан-летчик («Похож на Саню из «Двух капитанов», — благодарно подумал Лодька). Он торжественно вручил танцующим от нетерпенья пацанам билеты, сдвинул им с затылков на лоб шапки.

— Окунайтесь в африканскую романтику. Но должен вам заметить, что картина «Небесный тихоход» не в пример интереснее.

Друзья не стали спорить. Однако «Небесный тихоход» (где «первым делом самолеты») они видели несколько раз, а трофейные серии про Тарзана их отчаянно звали в неведомое…

…А Зоя Яковлевна, отказавшись от похода в кино, решила, видимо, что отомстила своим подопечным достаточно и больше никаких гадостей не делала. Хотя иногда и напоминала, что «этот бессовестный фокус я вам никогда не прощу».

Глава 3. Тот самый возраст…

Что ни говори, а улица Герцена — удивительная. Сколько на ней всего! Не только родной Лодькин двор (что само по себе замечательно!), не только двор Каблуковых, в котором живет Борька. В трех кварталах от этих дворов — лог с крутыми откосами, чудное место для катанья на лыжах, санях и скользких фанеринах. А пойдешь в другую сторону, там — театр, в котором то и дело показывают замечательные пьесы вроде «Ревизора», «Двенадцати месяцев» и «Смертельной схватки». Через дорогу от театра — цирк, окруженный обширным сквером. В цирке все лето удивительные представления и состязания по классической борьбе (которая раньше называлась французской), а в сквере — широкие лужайки для футбола и заросли желтой акации для партизанских игр…

Дальше по улице чугунная решетка сквера незаметно переходит в такую же чугунную изгородь Городского сада. В изгороди есть незаметный для посторонних пролом, через который можно сразу проникнуть на качельно-карусельные площадки, вместо того, чтобы топать по улицам Первомайской и Ленина до главного входа… А дальше, за решеткой сада, начинается высокий забор, который огораживает заднюю сторону самого главного стадиона. В заборе тоже есть хитрые лазейки.