Оранжевый портрет с крапинками (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 93

— Так и быть… А юнгам тоже хватит бездельничать. Сейчас они займутся повторением морских узлов и сигналами…

— Ну, дядя Жора!.. — торопливо заныл Максим. — Мы обещали Охохито отдраить его орудие снаружи и внутри. Он ведь будет на вахте, сам не сможет…

— Странное какое-то у вас проснулось «орудийное трудолюбие». Клянусь дедушкой, это подозрительно…

— И ничего не подозрительно! — энергично возразил находчивый Максим. — У нас есть для этого причины… — И он поманил друзей на нос, где на них поглядывал привязанный ушами Андрюшка. — Ребята, слушайте. Если мы просто так начнем скрести и колупать карронаду, это и правда покажется подозрительным…

— Можно ведь сказать зачем, — простодушно возразил Владик.

Максим помотал головой:

— А если ничего не найдем? Поднимут на смех…

— Что же делать? — нетерпеливо спросила Ника.

— Я придумал… Предоставьте это мне… — Максим (а чуть поодаль от него Ника и Владик) остановился опять рядом с трудившимся над пушкой любителем старинного оружия. — Охохито, знаете что? Мы и правда можем отчистить вашу пушку, как тульский самовар. Но вы за это разрешите нам одно дело…

— Что за дело, мучачо? Я сразу знал, что здесь нечисто…

— Все чисто! Просто вы дадите нам по разику пальнуть из вашего пистолета. По банкам… А?

— По разику?..

— Да! Всего про одному!

Охохито сдвинул свою высоченную шляпу и почесал затылок.

— Ладно… Только по одному!

— Договорились!

Максим отвел в сторонку Нику и Владика, что-то пошептал им. Владик подскочил, умчался на камбуз и тут же вернулся с тремя пустыми банками из-под фасоли, которую так не любил Паганель.

Поглядывая на Паганеля, Максим начал устанавливать эти мишени на носовом ограждении. Не такое это было простое дело — установить жестянки на трубчатом поручне, но Максим ухитрился привязать к нему обрезок доски, как полку, и на нее поставить банки. Яхта шла с небольшой плавной качкой, мишени держались устойчиво.

Охохито сходил в кубрик и принес пятилитровую жестяную банку из-под маслин, с самодельной крышкой и пробкой. Кроме того, у него за поясом был пистолет, а в руках воронка. Через эту воронку он стал насыпать в ствол порох.

— Ого, сколько у вас пороха! — с уважением сказал Максим.

— Ах, мучачо, это весь мой запас. Я всегда вожу его с собой, потому что боюсь оставлять дома… Здесь заряды для испытания всех моих экспонатов…

— Но на пушку, наверно, не хватило бы, — заметил Владик.

— На один раз хватило бы. Но тогда моя коллекция осталась бы без боеприпасов…

Он зарядил пистолет.

— Ну, мучачос, кто первый?

— Я! — нетерпеливо дернулся Максим. Никто и не спорил.

Охохито дал Максиму пистолет.

— Стой прочнее, мучачо… Руку согни, будто опираешься о локоть. Смотри на мишень поверх ствола, будто скользишь по нему глазом. И твердо будь уверен, что попадешь…

— Ага… — Максим расставил ноги, взял пистолет, как учили. Начал целиться…

— Долго не целься, рука устанет, — сказал Охохито. — Задержи дыхание и жми на спуск…

— Ага… — Максим нажал…

Когда синий дым рассеялся, банки на доске не было.

— Ура!! — закричали и запрыгали Владик и Ника, потому что искренне радовались удаче Максима.

— Молодец, ты такой же «охохито», как и я, — похлопал его по плечу хозяин пистолета. И зарядил оружие снова.

Теперь пистолет взял Владик. По правде говоря, он побаивался стрелять, но, конечно, старался не подать вида. Прицелился. Размытое пятно банки прыгало вокруг кончика ствола, описывало восьмерки. Владик сдвинул на лоб очки, прицелился снова. Стало еще хуже (то есть банка запрыгала сильнее). Владик решил покончить с этим делом разом: зажмурился и надавил на спуск…

Когда он открыл глаза, дым уже отлетел, Максим и Ника кричали «ура!» (Ника при этом опять скакала), а банка исчезла. Владик сразу принял вид храброго и умелого стрелка и гордо дунул в ствол пистолета.

— Одна радость на вас смотреть, — сказал Охохито. — Прямо гвардейцы герцога Хуана Энрике Гарсии де Картахены… Теперь ты, мучача… — Он протянул Нике пистолет, снова снаряженный пороховым зарядом и круглой, как орех, пулей.

— Ой… я что-то боюсь.

— Тогда давай я! — дернулся вперед Максим. И спохватился: — Или Владик. По жребию!

— Ну уж фигушки! — Ника справилась с секундной робостью и ухватила пистолет. Навела его на банку двумя руками, закусила нижнюю губу…

Появился старпом.

— Что за пальба? Капитан хочет знать, на нас уже кто-то напал или это салют в честь того, что у Паганеля перестал болеть живот? Клянусь дедушкой, мне это тоже интересно!

— Никто не напал! Но тренироваться надо заранее! — весело отозвался Владик. — Ника, жми скорее, пока дядя Жора не отобрал пистолет!

— Ай! — И Ника, глядя назад, на строгого старпома, выпалила «в белый свет». Банка тем не менее подлетела и, кувыркаясь, описала в воздухе дугу.

Опять было общее «ура».

— Отбой огненной потехе, — распорядился Жора, отгоняя ладонью синий дым. — А то вы продырявите судно, и, клянусь дедушкой, гнев заказчика будет страшнее нападения пиратов…

— Мы уже кончили, — успокоил старпома Охохито, пряча оружие и снаряжение. — Сменю Паганеля. И пусть он идет страдать в любимое место…

В «любимом месте» Паганель сдавленным голосом вещал в телефон:

— Шеф… это я, четвертый… То есть Вова… Они приступили к последнему этапу поисков… Я весь внимание. При первых же результатах сообщу немедленно. Готовьте группу захвата… Что?.. Я не командую, шеф, а даю разумный совет… И не забудьте о комиссионных… Что?.. Кто?.. Ну вот, вы опять… Ой, у меня и правда заболело…

На камбузе дядюшка Юферс и Гоша готовили обед. Плита теперь работала исправно, на ней булькало. Дядюшка Юферс резал на столике капусту и радовался:

— Наконец-то накормлю экипаж обедом из трех блюд. А то всем надоели консервы. Бедняга Паганель приходил за марганцовкой…

— Это самое… не нравится мне этот Паганель. Не похож он… это… на настоящего Паганеля… — сообщил Гоша, налегая на ручку мясорубки.

— Куда тут денешься, Лангустыч, у каждого человека есть свои недостатки. Часто они бывают от того, что человеку не везло в жизни. Или его обижали в детстве, или потом случались всякие невзгоды… Что мы знаем про Паганеля?

— Видишь ли, дорогой Юферс… это самое… многим не везло. У тебя вот тоже… это… отобрали за долги таверну. А ты ведь не стал ни лодырем, ни… это самое… симулянтом…

— Это, Гоша, потому, что до той поры я видел немало хорошего. И самое главное — оно ведь по-прежнему со мной. Книга, которую пишу, мои «Морские истории»… Так же, как твоя поэма про клипер «Кречет»…

— Да… это… А как ты думаешь, любезный Юферс, не будет ли это лишнее, если я введу в поэму… это самое… лирическую струю?

— Какую?..

— Ну… вообще-то оно… это… интимная тема, но тебе можно. Как старому… это… другу…

Опять океан показал нам свой норов,

Но я среди бури грущу об одном:

Как жаль, что далёко ты, Элеонора,

А я не красавец, а сморщенный гном…

— Стихи неплохие, очень даже прочувствованные, — одобрил дядюшка Юферс. — Но ты в одном, Гоша, не прав. Никакой ты не сморщенный, а самый еще полноценный и симпатичный корабельный гном. Как говорится, в соку…

— Все равно… Она это самое… такая дама. А во мне… это… росту полтора аршина…

— Зато никакими аршинами, Гоша, не измерить твой поэтический талант. А его-то она как раз и ценит… Эх, найти бы тот самый клад, купить тебе шхуну, а на ней устроить редакцию собственного журнала! Под названием «Нептунова лира». Ты печатал бы там свои поэмы, а я морские истории…

— Это самое..-, где его теперь найдешь…

— А если еще раз повнимательнее посмотреть твои хитрые бумаги?