Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 95

По-лу-чи-лось! Ура! Симка кинулся к окну, повернул линзу так, чтобы она смотрела на соседние дома и дворы. Со второго этажа крыши и огороды видны были, как с капитанского мостика. А в стекла различались всякие мелочи: узорчатый жестяной дымник на печной трубе, цветущий картофельный куст на грядке, опрокинутый на чьем-то крыльце игрушечный грузовик… Все это Симка видел как бы отдельными кадрами кино, когда поворачивал линзу, отбегал и налаживал в пальцах окуляр.

Нельзя сказать, что картинки в окуляре были яркими и четкими. Их покрывала мутноватая пленка. И разноцветные пятна по краям были, конечно, лишними. Но все же то, что попадало в середину поля зрения, виделось отчетливо. И так близко! Неужели и лунные кратеры можно разглядеть в таком же великанском масштабе?

Вот это будет зрелище! Симке один раз удалось глянуть на Луну в бинокль (чужой, конечно), и даже тогда захватило дух. А сейчас, наверно, увидишь хребты и горные цирки с пиками посередке, будто с подлетевшей к ним совсем близко ракеты…

Симка бухнулся спиной на свою кое-как застеленную кровать, положил ноги в башмаках на железную спинку. Ноги и поясница гудели, в косточке шевельнулась забытая утренняя боль. Но боль эта была чуть заметная, а гуденье в пояснице — даже приятное. И мысли были приятные: как здорово, что опыт со стеклами получился! Ну, пускай там блики и туманные пятна, а все-таки многое различимо! А когда он вставит объектив и окуляр в трубу, видимость, конечно же, еще улучшится…

Только как ее смастерить, трубу-то? Двухметровую, широченную…

Вспомнилась труба на «Тортиле». Жаль, не успел спросить, как они ее делали, каким способом гнули фанеру. Если бы спросил, ребята наверняка рассказали бы. Потому что — Симка сразу это понял — славные они. Дружные такие и без всякого желания ехидно зацепить кого-нибудь или дать пинка. В общем, без этой… как она называется… агрессивности. Без того поганого свойства, которое то и дело проскальзывает у окрестных пацанов и у Симкиных одноклассников. Симка к этой черте в характерах знакомых мальчишек привык и понимал, что так оно, видимо, везде. Или почти везде. Но порой хотелось иного…

Жаль, что эти ребята далеко. Чтобы пешком на Мыс добираться — ого сколько надо топать! Был бы велосипед… Но велосипед — такая запредельная мечта! Все равно что о квартире в новом доме, где краны с холодной и горячей водой, ванна, батареи вместо печек, плита, которая работает на газе. Никаких тебе хождений на колонку, никаких забот с дровами… Но квартира — это даже более осуществимая мечта. Может быть, в ближайшие годы маме и дадут такую — как матери-одиночке с двумя детьми. Ведь недаром Никита Сергеич обещал в докладе, что в недалекое время у каждой советской семьи появится квартира, где столько комнат, сколько в семье человек и в придачу еще одна (это значит, что у них будет целых четыре). А велосипед… это лишь когда Симка вырастет, будет работать и получать приличную зарплату. Но такое время — где-то в бесконечности. И кем Симка станет, он еще не решил, не выбрал. По правде говоря, вырастать ему пока не очень-то и хочется (так же, как герою любимой книжки про волшебную дверь). Потому что не дурак он, понимает, скольких радостей лишится и сколько забот приобретет, когда сделается взрослым…

Это лишь в газетах пишут и в «Пионерской зорьке» говорят, что все советские дети мечтают поскорее вырасти, чтобы поехать на великие стройки коммунизма или на целину, а может быть, даже полететь на Марс. Чушь какая-то! Строить можно и в Туре-ни, а пахать и сеять в ближних колхозах, рабочие руки нужны везде, а не только у черта на куличках. А на Марс… Никому никогда Симка в этом не признается, даже маме, но о космических полетах думать ему жутко. Оказаться в наглухо заклепанной тесноте межпланетного аппарата, который мчится в полной безвоздушности! Сразу вспоминается собака Лайка…

Иногда Симку покусывала совесть — за то, что он не желает расти. Ведь когда станет большим, сможет как следует помогать маме и Андрюшке. Но Симка совесть быстро успокаивал: «Все равно от меня ничего не зависит. Когда вырасту — тогда вырасту…»

Так он успокоил ее и в этот раз (будто сердито лягнул). И снова стан думать про мальчишек с «Тортилы». И про их взрослого командира. Интересно, кто он? Родственник одного из ребят или просто сосед? Почему подружился с пацанами? Может, в детстве тоже не хотел расти, а когда вырос, понял, что не наигрался, вот и решил добавить?

Наверно, им хорошо друг с другом. По вечерам собираются небось в тесной рубке пароходика или в береговом сарайчике, пьют пахучий чай из термоса и даже самому младшему не скажут: «Ну ты, подвинь ж… расселся тут, как моржа на печке». Им чем теснее, тем дружнее. Потому что они такие… И Соня такая… И тот мальчик на берегу залива… Почему эти люди встречаются

Симке и почти сразу исчезают из его жизни?.. Ну, Соня напишет, наверно. Только все равно она не рядом…

Мысли были печальные, но не очень, не до щекотания в горле. Их обволакивала дрема. Еще немного, и Симка уснул бы, чего доброго. А спать было нельзя. Тогда ночью долго не заснешь. А чем дольше не спишь, тем больше всяких страхов.

Симка тряхнул головой. И тут же, будто специально, чтобы полностью прогнать его сонливость, за окном раздались два голоса:

— Зуёк! Айда купаться!

Симка сразу представил двух братьев Авдеевых, что живут за два дома отсюда. Валерку и Вовку, одиннадцати и десяти лет. Стоят внизу на тротуаре, задрав курчавые головы, нетерпеливо переступают одинаковыми сандалиями. Нормальные ребята, не вредные, не драчливые. Но и особой дружбы с ними у Симки нет. Так, иногда то на реку вместе, то в кино или мячик погонять. Наверно, братьям хватает друг друга. Конечно, у Симки тоже есть брат, да только такой еще карапуз… Не могла уж мама постараться, родить Андрюшку сразу вслед за Симкой!..

— Зуёк! Тебя дома нету, что ли?!

Симка молчал. Пусть думают, что нет его.

Они крикнули еще разок и ушли.

Купаться не хотелось, хватило ему сегодня.

«Но ведь это было не купание», — с ехидцей напомнил Который Всегда Рядом.

«Да, я не купался! — тут же спохватился Симка. — Я переплывал реку».

«Ха! И не переплыл!»

«Переплыл! Почти… Там до берега-то оставалось всего чуть-чуть!»

«Во-первых, не чуть-чуть. Во-вторых, никакое «почти» не считается… А в-третьих…»

«Ну что? Что?!»

«Сам знаешь что. Как ни крутись, Зуёк, это было все-таки купание. Какая разница, в штанах или без…»

Теперь Симка понимал, что это и в самом деле так. Никуда не денешься. Хмуро спросил у Которого Всегда Рядом: «Ну и что теперь?»

Тот сказал снова: «Сам знаешь что».

Симка знал: придется признаваться маме. Иначе совесть заест. Ее, совесть-то, не утопишь, в землю не зароешь, и обманывать ее — себе дороже. По крайней мере, в отношениях с мамой.

«Ага! Боишься, что попадет!» — злорадно сказал Который Всегда Рядом.

«Идиот! Не боюсь я, что попадет! Мне и не попадает никогда по-настоящему. Только… признаваться и прощенья просить всегда тошно. И расстроится она…»

«Это уж точно», — отозвался Который Всегда Рядом с ноткой сочувствия.

«А что, если… если я признаюсь не в эти дни, а когда-нибудь потом?»

«Это, пожалуй, можно, — рассудил Который Всегда Рядом. — В признавании важно не когда, а только чтобы обязательно».

«Я обязательно… но попозже…»

«Когда вырастешь?» — хихикнул Который Всегда Рядом.

«Вовсе нет! Просто выберу подходящий момент!»

«Ну, выбирай, выбирай», — хихикнул он снова.

«Язва какая, — сказал Симка уже с облегчением. — Вот был бы ты настоящий и видимый, дал бы я тебе башмаком ниже спины и прогнал бы… за тридевять земель».

«Куда ты от меня денешься…»

Симка знал, что никуда не денется. Скорее всего, Который Всегда Рядом — рядом навсегда. Хотя появился-то он совсем недавно: в первый вечер, когда мама и Андрюшка оказались в больнице, а Симка остался в двух комнатах и кухне один.

Ох, как не по себе было тогда Симке. И от одиночества, и от тоски, и от пустоты квартиры, которая сразу сделалась необыкновенно большой. И от шорохов за печкой. И от резкого света лампочек, который не разгонял страх, а лишь подчеркивал пустоту выросшего пространства комнат. А выключишь свет — сгустки белесых сумерек заползают в окна и по-хозяйски устраиваются в углах. И похожи эти сгустки… даже страшно думать, на кого они похожи.