Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 22

«Послушай, мы тут с одним поспорили: ты Фея или Мальвина?»

Главное — начать разговор…

Но Джонни не дождался, когда вызовут Катю. Эмма Глебовна воскликнула:

— Тихо, ребята! Сейчас мы пригласим на середину этого молодого храброго мушкетера!

Джонни встал и приосанился. Положил левую руку на эфес шпаги. Звякая шпорами, сделал два шага… Разве мог он подозревать, на какое вероломство способны его враги?! Когда он делал третий шаг, словно легким ветром сдуло с его головы шляпу!

Это было так неожиданно, что Джонни приоткрыл рот и взялся за стриженую макушку.

Секунду или две стояла тишина. И, оказавшись среди этой тишины, Джонни отчетливо понял, какой он сейчас нелепый: с круглой головой, торчащими ушами и глупым лицом.

Он бросился к шляпе, схватил. К ее полям была приклеена жевательной резинкой капроновая леска. Она тянулась за стулья, в задний ряд, где сидели Шпуня и вожди индейцев. Сидели они прямо, руки сложены на груди. Нарочно!

Шпуня нахально посмотрел на Джонни и громко сказал:

— Лысый мушкетер!

Джонни отчаянно нахлобучил шляпу до самых ушей, но было, конечно, поздно. Грохнул такой смех, что в голове зазвенело. И сквозь этот смех были слышны индейские вопли:

— Лысый мушкетер! С него скальп содрали!

Смеялись все, кроме Джонниных друзей.

И Катя смеялась!

Эмма Глебовна металась, как Дон Кихот, потерявший коня, и призывала успокоиться и отгадать, из какой книжки пришел этот герой. Несколько слабых голосов крикнули, что из «Трех мушкетеров», но смех не утихал.

Все было кончено.

Джонни пошел к двери.

Комната была большая, и шел он долго. И, видимо, как-то

по-особенному шел, потому что смеяться стали тише, а когда Джонни был у двери, замолчали совсем.

Джонни обернулся и посмотрел на ребят. Это был взгляд человека, у которого все в жизни потеряно. Таким взглядом Джонни обвел ряды. И только сейчас заметил, что около Кати устроился какой-то Буратино. Джонни узнал того мальчишку, что был с Катей на фотографии. И машинально подумал, что он вовсе не дошкольник и не первоклассник, а такого же возраста, как они с Катей, только ростом небольшой. Но теперь это не имело никакого значения.

Ребята уже не улыбались. Только Шпуня нагло ухмылялся, глядя на Джонни.

— Червяк! — отчетливо сказал ему Джонни. — Тощий розовый червяк!

— Чир-рвяк! Чир-рвяк! — подхватил Джоннин друг Дима Васильков. И опять раздался смех. Но это был жиденький смех.

Джонни шагнул в коридор…

Джонни плакал очень редко. Еще в детском саду он приучил себя улыбаться, когда скребет в горле и щиплет в глазах. Но сейчас было, конечно, не до улыбки. Правда, и в этот горький час не блеснула бы у Джонни даже маленькая слезинка, если бы не встретилась Вика.

Но Вика встретилась. Она шла из поликлиники и увидела Джонни. Она посмотрела ему в лицо и сразу сказала:

— Джонни, что случилось?

Она с такой тревогой и заботой это сказала, что Джонни не выдержал.

Не думайте, что он заревел во весь голос или хотя бы начал громко хлюпать носом. Но ресницы у него сделались мокрые и стали слипаться. Джонни отвернул лицо и дернул плечом.

Этого было достаточно, чтобы Вика перепугалась: такого расстроенного Джонни она еще не видела.

— Ну-ка, пошли ко мне.

Джонни еще раз сердито дернул плечом, но пошел. Не все ли равно, куда идти?

Вика стащила с него пальто, усадила на диван и велела:

— Ну-ка, рассказывай.

Джонни мазнул рукавом по глазам, поцарапал спинку дивана и хрипло сказал:

— Да ну… этот червяк Шпуня…

И такими вот короткими и сбивчивыми предложениями рас-

сказал про свое несчастье. Потому что они с Викой были друзья, а кому расскажешь о горе, если не другу?

— И все смеялись? — сердито спросила Вика.

Джонни мрачно шмыгнул носом.

— Иона смеялась? — тихо спросила Вика, которая все понимала.

Джонни вздохнул так, что под его мушкетерской рубашкой разошлись и опять съехались вместе острые лопатки.

Вика долго молчала. Джонни тоже. Потом Вика сказала:

— Джонни, ты не должен сдаваться.

— А что делать?

И правда, что делать? Можно десять раз отлупить коварного Шпуню, но разве это поможет? Катя все равно каждый раз будет смеяться, когда вспомнит, как слетела шляпа и засверкала на всю комнату стриженая Джоннина голова.

Джонни скорчился на диване, словно у него заболел живот.

— Подожди страдать, — сказала Вика. — Надо что-то придумать.

Но сама придумать она ничего не смогла и пошла за Серегой Волошиным.

Очевидно, по дороге Вика все успела объяснить Сергею. Он, как вошел, сразу сказал:

— Ну, чего нос повесил? Ты завтра можешь отыграться.

— Как? — горько спросил Джонни.

— Слушай.

Они с Викой сели рядом с Джонни, с двух сторон.

Джонни слушал. Сначала просто из вежливости, потом с интересом и надеждой. Потом нерешительно ухмыльнулся.

— Понял? — спросил Сергей.

— Понял.

— Согласен?

— Не знаю…

— Почему «не знаю»? — рассердился Волошин. — Ты мушкетер или таракан со шпорами?

— Я не знаю, где такие стихи взять, — объяснил Джонни.

Сергей почему-то смутился.

— Ну, стихи… Это, конечно, самое сложное… Ты вечером ко мне зайди, может быть, что-то проклюнется…

Когда появляется светлая надежда, жизнь становится симпатичнее. Джонни настолько воспрянул духом, что с аппетитом пообедал. Потом он с удовольствием посмотрел телепрограмму «Для вас, родители». Затем поговорил с Верой Сергеевной насчет расплетенной мочалки. Разговор настроил его на решительный лад. Полтора часа подряд Джонни твердо шагал из угла в угол и думал о завтрашнем дне.

Когда за окнами совсем стемнело, Джонни пришел к Волошину.

Сергей неловко протянул выдранный из тетради листок.

— Вот погляди, годится или нет…

Джонни стал читать. Он прочитал один раз, повертел листок. Словно удивляясь. Прочитал снова.

— Ну? — нервно спросил Сергей.

— Это ты сам сочинил?

— Не сам, — пробормотал Сергей. — То есть мы вместе… У меня не получалось, я пошел к нашему руководителю кружка… Годится?

— Еще бы… — с тихим восторгом сказал Джонни.

— А успеешь выучить?

— Да я уже запомнил.

— Только не забудь про выразительность.

— Будь спокоен, — сказал Джонни, мысленно подтягивая ботфорты.

Когда решительный Джонни в раздевалке Дома пионеров надевал мушкетерские доспехи, к нему подошли Дима, Юрик и Мишка. У них был смущенный вид. Им казалось, что вчера они не сумели защитить командира. Но Джонни им не сказал ни слова упрека. Адъютанты повеселели. Толстый Мишка сообщил, что подлый Шпуня приделал к своему кольту боевой механизм и уже два раза стрелял охотничьими капсюлями. А Юрик и Дима с возмущением рассказали про издевательские Шпунины разговоры. Тощий розовый ковбой рассуждал с индейцами, что можно было бы содрать с мушкетера скальп, но, к сожалению, стриженые скальпы совершенно не ценятся.

— Там видно будет, кто с кого сдерет, — сказал Джонни. Он это решительно сказал, но внутри у него появился боязливый холодок: вдруг ничего не выйдет?

И тут показалась Катя. Джонни издали увидел голубые локоны. Этого было достаточно. Позванивая шпорами, он пошел к Эмме Глебовне и заявил, что хочет обязательно выступить.

Эмма Глебовна, конечно, обрадовалась. Она сказала, что Женя Воробьев молодец, храбрый мальчик (Джонни поморщился) и что она тут же внесет его в список.

— Только, пожалуйста, после всех, — попросил Джонни.

Выступления были ничего, интересные. Руслан дрался с громадной головой из пенопласта, у которой открывался рот. Серый волк едва не слопал Красную Шапочку, но два охотника вовремя контузили его из ружья. Самодельная двустволка грохнула так, что над передними рядами долго висело облако дыма (куда там Шпуниному кольту!). Потом капитан Врунгель со своими матросами плясал «Яблочко», старик Хоттабыч глотал теннисные мячики, а Том Сойер с девочкой Бекки долго бродили по сцене и делали вид, что не могут найти выход из пещеры. Этому никто не поверил, все начали громко хихикать, и Эмме Глебовне вместе с двумя молоденькими вожатыми пришлось громко кричать: «Дети, внимание! Ти-ши-на!»