Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Звезды под дождем (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 25


25
Изменить размер шрифта:

Звонок резанул по ушам, но Валька не двинулся. Надо было подождать, когда Чертежник уйдет из класса. Подскочили двое ребят из шестого, чтобы выяснить, в каком настроении Петька Лисовских и поможет ли он им решить задачки по физике. Пятиклассник Лисовских был членом физического общества во Дворце пионеров.

Юрий Ефимович, не взглянув на Вальку, прошел в учительскую. Сразу же выскочил в коридор Бестужев:

— Валька, слушай…

Было просто удивительно, как у него после такого дела хватало наглости лезть с разговорами. Валька пожал плечами и повел к Петьке шестиклассников.

— Валька… — сказал за спиной Бестужев.

Может быть, в другой момент Вальку остановил бы этот Сашкин возглас. Но сейчас Валька его даже не услышал. С порога он увидел, как Зинка Лагутина листает его альбом, который учитель оставил на столе.

И тут словно взорвалась в Вальке бесшумная бомба. Он прыгнул к столу и размахнулся, чтобы выбить альбом из Зинкиных рук. Но ей, Лагутиной Зинке, видимо, не было дела до Велькиных переживаний. Она, как коза, отскочила к доске, показала язык и начала вертеть альбом над головой.

Было смешно и, пожалуй, бесполезно гоняться за Зинкой. Валька сдавленно сказал:

— Отдай.

Зинка продолжала улыбаться.

— Ну… — сказал Валька.

Класс, почуяв серьезное, затихал. Зинка вроде бы тоже поняла, что сейчас не до шуток. Но, наверно, какой-то вредный бес сидел в ней и мешал просто так расстаться со своей добычей. Зинка стрельнула глазами в сторону двери. Валька успел перехватить ее взгляд. Они бросились к выходу вместе, но Валька успел заслонить дверь, и Зинка прижалась к косяку.

— Врежь ты ей, Бегунов, — посоветовал Петька Лисовских.

Валька близко увидел Зинкины глаза — испуганные и злые. Он рванул альбом. Зинка выпустила и прижалась к косяку.

Наверно, ничего бы не случилось, если бы Анна Борисовна вошла в класс минутой позже. Зинка успела бы прийти в себя, Валька спрятал бы альбом и успокоился. Но именно сейчас, когда Зинка затравленно моргала и готовилась зареветь, Анна Борисовна возникла на пороге и пожелала узнать, что здесь происходит.

— Я тебя спрашиваю, Бегунов.

— Ничего не происходит, — сказал Валька, тяжело дыша. — Очень много любопытных для одного раза.

Он совсем не думал про Анну Борисовну, когда так говорил. Он думал о тех, кто интересовался его альбомом. Но ведь она этого не знала. И Валька увидел, как сжались ее губы.

Лагутина тихонько захныкала.

— Перестань, — сказала Анна Борисовна. — После уроков во всем разберемся. — И громко добавила: — После занятий никто не уходит домой. Кого не будет на классном собрании, тот завтра в школу без родителей пусть не является. Прошу это запомнить!

АНТИЦИКЛОН. ВАЛЬКА, ДЕРЖИ ОГОНЬ!

На географии Валька сидел, ничего не слыша. Он был погружен в Свои мысли. Впрочем, никаких особых мыслей не было. Просто свалившиеся разом несчастья придавили его какой-то сонливой усталостью. Валька разглядывал сучок на крышке парты и чувствовал, что все теперь очень плохо.

Свою фамилию он услыхал, когда Светка толкнула его локтем.

— Бегунов, — повторила Оксана Николаевна, — ты что-то слишком уж задумался. Иди-ка отвечать.

Ужасно не хотелось вставать. Однако пришлось. Но идти к доске и рассказывать там про что-то было слишком уж тошно.

— Ты что, не выучил урок?

Валька пожал плечами. Он не помнил, выучил ли. Не все ли равно? По сравнению с Сашкиным предательством это было таким пустяком.

— Да что с тобой? — Оксана Николаевна смотрела обеспокоенно и удивленно.

— Со мной? — сказал Валька.

И тогда сзади раздался голос Сереги Кольчика:

— Пусть он сидит, Оксана Николаевна. Неприятности у него…

— Из-за одной дуры, — добавила Левашова и выразительно глянула на Зинку.

— Ну и ну, — медленно сказала Оксана Николаевна. — Ладно, Бегунов, сиди… А ты, Кольчик, отвечать пойдешь? У тебя нет неприятностей?

— Только одна: не учил я ничего… — мрачно ответил Сережка, но все-таки пошел к доске.

На собрание, кроме Анны Борисовны, пришел Равенков. Он сел на заднюю парту и шепотом спросил у Кольчика:

— Что опять натворили?

— Кажется, буфет взорвали, — звонким своим голосом сказал Серега.

Анна Борисовна посмотрела на него долгим взглядом и постучала карандашом о стол. Потом сообщила:

— Школа у нас новая. И коллектив тоже новый. Вы прекрасно чувствуете и понимаете, что это создает свои трудности…

Светка рядом с Бегуновым шумно вздохнула.

— Кто-то вздыхает, — заметила Анна Борисовна. — Видимо, этим он хочет сказать, что я говорю известные вещи. Да, известные. Но я вынуждена их напоминать, раз вы забываете. У нас свои трудности. Не хватает нескольких преподавателей, до сих пор нет старшей вожатой. Вы учились без классного руководителя. Но это ничуть не значит, что можно распускаться и позволять себе что угодно. Тем более что вам повезло: у вас отличный вожатый, один из лучших активистов школы. Я не боюсь сказать это при нем…

Все шумно заоборачивались, словно видели Равенкова первый раз.

— Ах, ах… — тихонько сказал Лисовских.

Равенков недовольно опустил глаза и забарабанил пальцами. Шум не утихал.

— Тихо… Тихо! — Анна Борисовна болезненно морщилась.

Валька слушал и не слушал. Все, что говорилось, было привычным. Привычные слова складывались в привычные предложения: «Вместо того чтобы больше заботиться об успеваемости… Без дисциплины не добиться… Думать о чести школы… Коллектив отвечает за каждого…» И вдруг он услышал про себя:

— А Бегунов позволяет себе такие дикие выходки. Я уж не говорю, что он полностью игнорирует распоряжения школьной администраций, абсолютно плюет на коллектив: на репетиции хора не является, на сборы тоже… Да еще заявить своему преподавателю, завучу школы: «Вы слишком любопытны!» Нет, Бегунов, это не любопытство. Это моя обязанность вмешиваться в подобные безобразия и добиваться, чтобы их не было! И будь уверен, что…

Мгновенно вся усталость, все равнодушие слетели с Вальки. Нужно было отстаивать справедливость! Он вскочил.

— Я не вам говорил, а ей! Она сама…

— Сядь! — Анна Борисовна хлопнула ладонью о стол. — Потрудись хоть сейчас вести себя прилично! Тебя еще спросят, как это она сама… Не хватает даже мужества признаться. Или ты думаешь, я ничего не видела и не слышала?

Валька медленно сел. Но класс уже гудел, и голоса в поддержку Бегунова ясно выделялись в общем шуме.

— Интересно вот что, — перекрывая шум, заговорила Анна Борисовна. — Бегунова защищают те, кто сам не в числе лучших: Лисовских, Кольчик, Воробьев… («Раньше она сказала бы еще: Бестужев», — подумал Валька. Но сейчас Сашка молчал.)

Маленький Витя Воробьев смешно сморщился: «С чего это я в худшие попал?»

— Да-да! И ты, Воробьев! Ты тоже последнее время распустился… И меня удивляет, почему молчат наши активисты?

— Можно, я скажу? — Эмма Викулова на передней парте вскинула руку.

— Очень хорошо. Скажи.

— Все мальчишки считают, что если они сильные, значит…

Мальчишки подняли гвалт.

Встал Равенков и резко потребовал:

— Тихо! Пять секунд на установку тишины. Раз…

Тишина повисла над партами, тяжелая, но непрочная.

— Непонятно, почему молчат пионеры, — сказал Равенков. — Почему молчит командир отряда Левашова. Она, кстати, соседка Бегунова по парте.

Светлана встала.

— Я в командиры не просилась. И в соседки к Бегунову не просилась. Пусть Бегунов сам говорит.

— Хорошо, пусть, — согласилась Анна Борисовна. — Говори, Бегунов.

Что говорить? Опять доказывать одно и то же?

— Я уже говорил.

— Мы пока ничего не слышали, кроме грубостей. Может быть, ты объяснишь свое поведение?

— Я вырвал свой альбом. И я не грубил, я про нее сказал.

— А ты не мог не вырывать, а сказать спокойно, чтобы она отдала.