Синий треугольник (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 84

— Эти области я нейтрализую без труда. Я могу сам на пути строить гравитационные структуры.

— Тем более! Неужели сам не можешь разобраться в ложном эффекте раздвоения курса?

— Если бы в ложном… Я не могу один, Пит. Нужны два интеллектуальных полюса, два мыслящих субъекта, которые знают Ключ. Это для создания стереоскопичности в системе. Здесь же многомерность и темпоральная разобщенность, плоской схемой не отделаешься…

— По-моему, ты малость перетрусил. Оказался не готов к непредвиденной неполадке.

Конус отозвался миролюбиво:

— А как тут можно все предвидеть? Что мы знаем о пространстве, которое взялись проковыривать? Конечно, я не ждал такого дела. Раздвоения… Зря вы, кстати, не впихнули в меня программу, предусматривающую многовариантность развития…

Он был прав — зря. Но сейчас я бодро возразил:

— Знаешь ведь, некогда было. И какое отношение имеет та программа к нынешним делам?

— Не знаю… Знаю только, что ее отсутствие нам еще аукнется…

— Давай-ка, друг, без пророчеств. Посидим, послушаем…

Дальше началось то, что описывать я не могу. Это действо не имеет названия, и очень трудно подобрать слова, чтобы рассказать о чувствах, мыслях и решениях, когда ты одновременно — и повисший в многомерном пространстве мозг, и само пространство, и музыкант, играющий на миллионе тончайших невидимых струн, и компьютер, впитывающий эту мелодию, дробящий ее на формулы, не имеющие графического выражения, и толчком упругой мысли вколачивающий эти формулы в тугую схему Генеральной программы "Бур".

Схема послушно глотала поправки. Как больной, который нарушил режим и теперь виновато принимает от медсестры таблетки и выговор…

— Ну, старик, в норме сейчас? Не двоится?

— В норме, — откликнулся Конус тоном насупленного пацана, у которого вытащили из пятки занозу. — Но что это было?

— Видимо, ты все же где-то прозевал гравитационный сгусток, вот и тряхнуло. Конечно, вещь почти невероятная. Один шанс из миллиона…

— Ну, может быть… — буркнул Конус недоверчиво. Потом вздохнул по-человечески: — Спасибо, Пит…

— Не стоит благодарности. Будь здоров, старина…

— Будь… Постой. Знаешь, я все же попробую сам построить кой-какой блок для анализа поливариантности. А?

— Попробуй. Только без ущерба для всего остального.

— Само собой.

Я порядком измотался. Рухадзе и Дон почти волоком вытащили меня из кабины. Дали глотнуть "Капитана".

— Ну хватит, хватит. Присосался… — Рухадзе отобрал фляжку. — Что там случилось-то?

— Видимо, двойной скок в гравитационном анализаторе. Сбой… По теории вероятности следующий раз такое может произойти через миллион лет. Здешних…

— Ну, мы тогда опять позовем, — хмыкнул Дон.

— Договорились.

— Уходишь?

— Ухожу, ребята. У меня там… приемный сын. Отыскал потомка. Боюсь за мальчишку, он… сирота.

— А что, сиротам и нынче несладко на шарике? — спросил Рухадзе.

— Им всегда несладко…

Как назло, заело контакт в пусковом блоке камеры. Пришлось развинчивать пульт. Возились несколько часов. Я боялся смотреть на бегущую стрелку земного циферблата, на скачущие цифры электронного табло. Там, на шарике, наступало уже лето следующего года.

— Ну все… Счастливо, братцы!

Они помахали руками и задвинули дверь шлюза. Я дождался звонка-сигнала и опять отодвинул дверь. И шагнул в приемный тамбур базы.

2

База была пуста.

Она совсем была пуста! Безжизненна!

Вполнакала горел плафон — аварийный свет, который оставляют в законсервированных отсеках. Какой-то мусор шелестел на полу.

Я с растущей тоскливой тревогой обошел бункер. Ни души. Ни намека на то, что случилось. Связь была наглухо отключена.

Что же это? Война? Катастрофа?

Я кинулся к выходу. Он был на полном электронном блоке. Я набрал код. Слава Богу, сработало!

Земля встретила меня солнцем, зеленью, блеском моря. По заповеднику бродили беззаботные туристы, на воде пестрели паруса. Я вздохнул с некоторым облегчением. Но ушла лишь малая толика тревоги.

У выхода из заповедника я поймал фаэтон и кинулся домой.

Дома была Карина. Причем не одна. Тут же по-домашнему развалился на диване волосатый крупный мужик в пестрой рубахе.

Карина, стоя посреди комнаты, протирала тряпицей блестящий керамический кувшин. Дальше — все как в дешевой кинодраме.

— Ах!.. — И кувшин об пол.

Слезы, объятия. Но объятия какие-то вялые. И наконец:

— Господи Боже ты мой! Ты живой?!

— А какой же еще? Да в чем дело, черт возьми?

— Но… ведь сообщили же… что "Игла" взорвалась…

— Когда?!

Я разомкнул ее мягкие, словно вареные, руки. Дядька на диване смотрел, приоткрыв рот. Ладно, это потом… Сперва… А что сперва?

"Стоп, стоп, стоп", — велел я себе. Раскрутил в голове календарь.

Февраль… Здесь было явное несовпадение. В это время я, по всем расчетам, еще возился с Конусом. А взрыв произошел позже, когда я был уже в капсуле, а капсула была растянута в Пространстве. Иначе бы я не уцелел… Значит, во время взрыва скрутилась темпоральная петля — последняя горькая шутка межпространственного вакуума… А может, не шутка? Может, отчаянная попытка дядюшки Кона спасти в последний миг хотя бы меня? Почему именно меня?.. Никто никогда ничего не узнает…

В общем, повезло тебе, старик.

А Дону и Рухадзе не повезло…

Нам всем не повезло. Все, ради чего столько работали, исчезло в один миг. Вся жизнь…

Но эта безнадежная мысль в ту минуту ударила меня не очень сильно. Вернее, я не очень болезненно воспринял удар. Наверно, мозг поставил защиту. Потому что слишком уж страшно, слишком безнадежно.

И вообще вся эта тоска, все горе были в тот момент позади другой тревоги, главной.

— А Петька? Он где?

— Он… так сильно плакал тогда… Потом его взял к себе Юджин.

— Они здесь, в Византийске?

— Юджин… он сейчас в Антарктиде. Там какая-то станция… или лаборатория. Ты спроси у Виктора, он все знает. Он сейчас здесь, работает на грузовой космостанции.

— А Петька? С Юджином?

— Он сперва уехал туда, потом вернулся. Трудно там детям… Ну… и вообще… я не знаю…

— Где он?!

— Сперва жил у меня. Потом ушел в интернат… Петенька, я не виновата, я… мы его не обижали, он сам захотел. Все было по-хорошему. Он сперва прибегал почти каждый день. Кота навещал. А потом ему разрешили взять Кыса к себе… Ну и… — Она опять всхлипнула.

Волосатый дядька вдруг встал с дивана. Грузный, с обвисшими руками.

— Я, кажется, врубился в ситуацию. Даже и не знаю… как теперь…

— Мне бы ваши проблемы, — искренне сказал я. — Карина, интернат этот где?

— Да при той самой школе! Небольшой такой, уютный. Для ребятишек, у которых родители в отъезде… Петя, ты прости меня…

— Прощаю… Собери мои вещички, потом зайду.

— Петя, я же… Постой! Ребята сейчас все равно в загородном лагере!

Но я кинулся к школе. Там было пусто, лишь дежурила бестолковая девица-практикантка. Она подтвердила, что ребята в лагере, но как связаться с ними — не знала. Я выяснил это в справочном, связался сам. Из лагеря ответили, что все дети в шлюпочном походе, вернутся к вечеру.

Значит, еще несколько часов Петька будет думать, что я мертв!

Но что было делать?

Я позвонил на грузовую космостанцию, спросил о Викторе. Его быстро отыскали. Он увидел меня на экране, охнул, отвесил губу. Но быстро пришел в себя.

— Питвик, приезжайте сюда! По связи все не объяснишь.

Мы встретились в комнате отдыха диспетчеров. Виктор даже пощупал меня: правда ли это я?

— Повезло вам, Питвик. Глазам не верю.

— Как это все случилось?

— Ну, как… Сработали датчики, компьютеры проанализировали событие: взрыв в Пространстве. Аннигиляция…

— Но этого не могло быть! Это исключено!

— Ничего полностью не исключено, — похоронно ответил он. — Что мы знаем о межпространственном вакууме?..