Лужайки, где пляшут скворечники (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 56

Задняя площадка была полукруглая, сиденье — в форме подковы. На нем подрагивал пластмассовый розовый поросенок в синей бескозырке. Он смотрел на Кея и Тёма с опаской и просьбой: «Не трогайте меня, ладно? Меня позабыли, но за мной обязательно вернутся». «Конечно», — улыбнулся ему сквозь тревогу Артем.

Город за трамвайными стеклами неторопливо убегал назад. Редкие фонари, квадратные, овальные и полукруглые окна с частыми переплетами. Дома были в три-четыре этажа. Темносерые на фоне черноты. Порой их выступы напоминали носы старинных дредноутов.

Артем и Кей не садились. Артем держался за поручень, а Кей прижимался к его боку спиной. И светил шариком на план, хотя и без того рисунок был различим.

— Кей, куда мы едем?

— Ты же знаешь: на площадь Горбатого Фонарщика.

— Я понимаю. Но ты уверен, что трамвай идет туда?

— Пока да. Шарик горит ярко… Только Зонтик не очень разборчиво тут нацарапал, я не пойму… Да он не виноват. Город-то растет, меняется каждый день. Каждую пятницу…

— Почему?

Кей на миг вскинул сумрачные глаза. Ему не хотелось говорить. «Он думает каждую секунду: как там Лелька?» — вспомнил Артем.

И все же Кей сказал:

— Он еще не достроен… Его начали строить три мальчика, а потом он взялся расти. Сам. Ну… не только в размерах расти, а как бы вообще. Во времени. Вперед и назад. И у него появилась своя история. Видишь, он даже старинный…

Артем не очень-то видел. Чего там: фонари да окна. Но поверил.

— Ну вот, — вздохнул Кей. — Город растет, а сомбро ничего не могут понять. Он вроде бы не их рук дело, хотя и часть Пространств. Он с Пространствами взаимосвязан. Но сомбро не решаются входить в него, чтобы не нарушить непонятную структуру. И другим не велят.

— А как же мы? Вдруг что-то нарушим?

Кей дернул плечом:

— Да ничего не будет! И… у нас же нет выхода,

— Кей, а жители-то тут есть?

— Как везде…

— Откуда? Не мальчишки же их вылепили из пластилина!

— Конечно, нет… Зонтик говорит, это люди с другого этажа Пространств. Может, они в чем-то даже мы сами….

— Непонятно.

— Ага… Тём, не в этом дело. Достать бы витанол-альфа…

Артем примолк. А спрятанный где-то динамик сказал хрипловато, как труба старинного граммофона:

— Господа, трамвай идет в парк. Если кому-то в центр, соблаговолите сойти на следующей остановке.

— А где этот парк? — испуганно спросил Кей у Артема.

Динамик отозвался с готовностью:

— Парк за Грушевым мостом, у Мельничного болота.

Тогда Кей спросил уже громко, в пространство:

— А где площадь Горбатого Фонарщика?

И снова динамик отозвался с охотой:

— Это недалеко от центра. Можно пройти по улице Старых Пивоваров, потом под Колокольную арку. — Голос был мужской, солидный. Так и представился пожилой кондуктор с закрученными усами и в форменной фуражке.

Трамвай начал тормозить, и Кей прыгнул с подножки, не дожидаясь остановки.

— Мальчик, нехорошо, — сказал вслед невидимый кондуктор. Артем попрощался глазами с пластмассовым поросенком и прыгнул за Кеем.

Трамвай укатил. Кей стоял на дощатом перрончике, шарик ровно горел в его пальцах, они розово просвечивали.

— Ну? — сказал Артем.

Кей махнул шариком вперед:

— Кажется, нам туда.

Они перешли трамвайный путь и оказались на улице, освещенной неяркими фонарями. Фонари висели у старинных дверей и ворот на кованых кронштейнах. Свет от граненых стекол веером падал на тротуарные плиты, желтыми крыльями пролетал по мелькающим ногам Кея — тот быстро (и чуть прихрамывая) шагал впереди. Костюм Кея странно загорался в лучах: темные зигзаги индейского узора терялись в сумраке, а желтые и ярко-алые вдруг начинали светиться изломанными контурами. Светились и бело-пепельные волосы.

«Сон какой-то», — мелькнуло у Артема.

Он не мог даже разглядеть домов. Они над фонарями уходили ввысь, как темные изломанные утесы. Среди утесов горела россыпь окошек разной величины и цвета — голубоватых, розовых, желтых. А небо над улицей было совсем не то, что над Пустырями, — не летнее, а густо-черное, как в теплом безоблачном сентябре. С белыми стеклянными звездами.

Изредка попадались прохожие: тетушка с двумя тяжелыми кошелками, высокий мужчина в кителе и красной фуражке дежурного начальника станции, небритый дядька в войлочной шляпе — он тащил на спине большущий оркестровый барабан. Потом — девушка в белых джинсах и безрукавке, с желтыми волосами до пояса. Она ехала на роликах. Ехать было неловко, ролики спотыкались на стыках плит. Она досадливо глянула на Кея и Артема.

«Спросить бы, правильно ли идем», — подумал Артем. Но тут под фонарем заблестела белая эмалевая таблица в рамке из железного кружева. На ней синие слова: «Ул. Ст. Пивоваров».

— Я же говорил! — быстро оглянулся Кей. И опять: топ-топ-топ кроссовками по камням. Проплыл над домами белый, как яйцо громадной птицы Рух, купол. Наверно, его подсвечивали специальными фонарями. Где-то перекликались дети — в точности как в сумерках на Пустырях. Пахло теплым ракушечником и какими-то цветами, кажется, резедой. В ночную завороженность Города можно было бы окунуться как в приключения. Если бы не стучащая мысль о Лельке….

«Господи, как она там? И где аптека?»

Улица вывела на выгнутый дугою каменный мост. У входа на него вздыбились на постаментах два чугунных кентавра с натянутыми луками. Прямо на перилах горели похожие на ребристые стаканы фонарики. Из-под моста тянуло сыростью и осокой… Посреди моста Кей вдруг оглянулся:

— Тём, ты не бойся, мы идем правильно.

— Я не боюсь…

«Я не боюсь. Но скорее бы!»

За мостом улица Старых Пивоваров вильнула и вывела к арке. Это были высокие сводчатые ворота. С двух сторон в них горели цилиндрические, оплетенные фигурными решетками фонари. А в центре арки, под каменным сводом, висел темный, метровой ширины колокол.

От колокола опускался толстый, с частыми узлами канат. На канате по-обезьяньи висел мальчишка лет восьми-девяти, качался туда-сюда. Рядом стояла девочка — то ли подружка, то ли сестренка. В желтом светящемся платьице. Прижимала к щекам ладони, взмахивала тощими косами:

— Ой, Гришка! Ну, перестань! Ведь ударишь сейчас!

— А вот и не ударю! У меня все рассчитано!

Лучи фонарей отражались от серых плит и слабо высвечивали непослушного Гришку. Можно было различить, что он в штанах и рубашке с рисунком из пальм и африканских зверей, что волосы у него песочного цвета, что глаза его весело блестят и что на ноге, ловко уцепившейся за канат, белеет повыше колена крестик из пластыря.

А от колокола несло теплой медью — это Артем ощутил, когда они с Кеем замедлили шаги. Повизгивало кольцо, в котором подвешен был могучий колокольный язык.

Девочка оглянулась на Артема.

— Дяденька, скажите хоть вы ему! Сейчас ведь он ударит!

— И что будет?

Девочка опустила руки.

— Как что? Никто не знает… какая-нибудь пер… рер… тру… турбация…

— Не будет, — успокоил Кей. Он наблюдал за Гришкой с явной симпатией. — У него же правда все рассчитано. Лучше скажите: площадь Горбатого Фонарщика далеко?

— Там… — девочка слабо махнула рукой. За аркой темнело пространство все с той же пестрой россыпью окошек.

— А есть там аптека? — дернулся Кей.

— Есть. Прямо через площадь, — качаясь, отозвался Гришка. — Она круглосуточная… Но вы все-таки поспешите!

И они поспешили через теплый сумрак площади, посреди которого вдруг выступил и засветился маленький памятник: фигурка сгорбленного старика с лестницей на плече.

Сзади защелкали подошвы. Артема и Кея догнала девочка. Что-то сунула Кею в нагрудный кармашек.

— Мальчик, возьми. Вдруг пригодится… — И щелк-щелк-щелк — заспешила к своему неугомонному Гришке.

— Что она тебе дала?

— Не знаю… Сейчас… — Кей посветил в карман. — Катушка с нитками… Зачем?

Но было не до разгадок. Они заспешили опять (и шарик ярким светом подтверждал — верно!). Впереди голубовато засветился одноэтажный дом с башенками. Желто загорелось дверное окошко с т-образным переплетом. На стеклах чернели буквы: