Лужайки, где пляшут скворечники (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 50

И было этим скворечникам тоскливо…

Потому что скворечники умеют чувствовать. В них, даже в пустых, живут живые души. То ли от птиц остаются, то ли рождаются сами по себе, не знаю…

— Наверно, никто не знает, — все с той же серьезностью сказала Лелька.

— Наверно… Я Егорыча спрашивал, но и он ничего про это не слыхал… Да ладно, неважно. Главное, что живые… И вот однажды опустевший скворечник Санька обратился к друзьям. К тем, что поближе. Скворечники умеют переговариваться вроде как по радио. Санька сказал:

«Ребята, что же так торчать без пользы, мокнуть да рассыхаться? Айда начинать новую жизнь!»

Другие скворечники, конечно, спрашивают:

«А как?»

Санька говорит:

«Напрягайте свои живые силы, отращивайте руки-ноги и спускайтесь на землю».

И они стали отращивать…

— Да нет у них никаких рук! — взъерошенно заспорил семилетний коричневый Гулька (тот, что в день знакомства Артема и Егорыча лупил колотушкой по железу).

Кей отозвался необидчиво:

— Есть, Гулька, есть. Только скворечники их прячут внутрь, когда бегают в траве. Им четыре лапы не нужны, чтобы бегать, не зайцы ведь… А чтобы спускаться с высоты руки были нужны. Даже больше, чем ноги… А с ногами вышло не всё, как хотел Санька. Он думал, вырастут ноги, как у ребятишек, а получились птичьи лапы. Это и понятно: руки-то скворечникам были известны человечьи, те, что их строили, а ноги они знали только такие, как у скворцов. Вот и стали скворечники, будто крошечные избушки на курьих лапах. Не совсем на курьих, но похоже… Первым обратил на это внимание самый маленький и самый молодой по возрасту скворечник Ерошка.

— Он даже песенку сочинил, да? — опять сунулась Лелька,

— Да. Вот такую.

Вообще-то полагается говорить не «захочем», а «захотим», но он был еще не очень образованный. Зато он любил сказки…

Но песенка — она уже потом. А когда все скворечники спустились на землю, они собрались на лужайке за городским рынком, спорят, что делать дальше, а Ерошка выбрал секунду тишины и говорит:

«Послушайте! Ну, пожалуйста!.. Надо нам на наших птичьих ногах идти в леса и поля!»

Многие засомневались, заворчали. Мы, мол, жители городские, к дикой природе непривычные, что там, в лесах и полях, делать-то? А Ерошка им:

«Как что! Будем квартиры предлагать всяким мелким жителям: полевым мышам, болотным лягушкам, диким пчелам да пичугам! Разве плохо?.. А еще слышал я, — говорит Ерошка, — что на ромашковой поляне позади дальнего елового леса живет избушка на куриных ногах. Раньше в ней занимала жилплощадь вредная старуха с протезной ногой, но потом то ли померла, то ли уехала в дом для престарелых, а избушка осталась сама по себе. И, чтобы не скучно было, начала, как взаправдашняя курица, нести яйца, из которых вылупляются избушата. Их там у нее целый выводок. Избушка эта добрая, не то что ее бывшая бабка. Попросимся, может, примет нас в семью…»

Некоторые спрашивают:

«А зачем нам это?»

А Ерошка говорит:

«Ну, тогда у нас будет мама… как у маленьких скворчат мама-скворчиха…»

Вот они и пошли. Некоторым понравилось Ерошкино предложение (и Саньке тоже), а другие просто так, за компанию. Добрались до ромашковой поляны и прижились там, перемешались с избушатами, стало уже не понять, кто откуда. И начали потом размножаться, расселяться по разным лесам, лугам и окраинам. Но не по всяким, а где есть для них подходящие условия…

— Какие? — таинственным шепотом спросил Ванюшка.

— Ну… особые. Где их не обижают всерьез. Играть с ними можно — в пряталки, в охоту, в догонялки, — а обижать нельзя. Это вредит не только им, а даже и Пространствам… И живут в этих скворечниках всякие разные существа. Не только обыкновенные, но и редкие. Например, гномы самой маленькой породы, говорящие кузнечики, Дюймовочки, черные жуки-астрономы и много еще кто. Все, кто не боится, что дом их часто бегает с места на место. А некоторые скворечники никакого населения внутри не держат, живут сами по себе. Дружат с зайцами, с большими гномами, с говорящими воронами… А в ясную ночь, в полнолуние, или, наоборот, в яркий такой полдень, если только кругом нет посторонних, скворечники собираются на лужайках и устраивают пляски, водят хороводы… Но это не всегда, а перед какими-то важными событиями…

— Перед какими? — спросил бледный тихий Валерчик.

— Этого никто не знает… Может, они и сами не знают, а только чувствуют. Ну, например, как здешние зайцы чувствуют грозу или путаницу между понедельником и вторником…

— Смотри-ка, — шепотом сказал Артем скульптору Володе. — У Пространств уже есть свой фольклор.

— Это скорее не фольклор, а попытки объяснить кое-ка-кие явления, — шепотом возразил Володя. — Я, кстати, слышал… от одного тут… что в пустых скворечниках не просто пустота, а частичка Безлюдных пространств. И эти лихие из-бушата разносят Пространства по тем землям, куда мигрируют.

— И… ты веришь в это?

Володя пожал плечами. Потом шепнул что-то очкастому Костику, тот убежал и очень скоро вернулся с гитарой. Володя взял гитару, сел неподалеку от Артема. Тонкими сильными пальцами перебрал струны. Сыграл переливчатую мелодию (у Артема охнуло сердце). Запел дребезжащим голосом:

Видимо, не только Артем, но и другие слушали здесь эту колыбельную впервые. Притихли по-особому. Лелька даже посапывать перестала. Вроде бы простенькая песня и даже по-старинному слащавая, а было в ней что-то задевающее душу. Не в словах, конечно, а в мотиве. И ласка, и покой, и тревожная догадка, что покой этот непрочен и короток.

С полминуты молчали, потом Артем осторожно спросил:

— Володя, ты откуда знаешь эту песню?

— Не помню… Слышал когда-то, давно еще. А что?

— У нас пластинка была… мамина любимая. Старая-ста-рая, фирмы «Коламбия». Это поет певец-гитарист Коля Негин. Наверно, эмигрант, фамилия на этикетке через «ять» написана. Пластинка для патефона, прямо раритет. У нас патефона не было, мы с мамой ставили ее на старенький проигрыватель… Теперь не знаю, куда она девалась…

— Я такую пластинку тоже помню, — вдруг подал голос Егорыч. Его панамка белела чуть поодаль. — На одной стороне эта колыбельная, а на другой песенка про гусар.

— Да, да! — обрадовался Артем. — И зеленые наклейки с двух сторон…

— Зеленые… А колыбельную эту пели в старину черные кирасиры. Те, про которых я не дописал книжку.

Грустную историю про недописанную книжку знали многие. Поэтому опять примолкли. Потрескивала в камельке лучина. Поглядывали сверху редкие звезды….

Рыжий заяц Евсейка вдруг стреканул с места и пропал в лопухах. Раздался стремительный шелест — это другие зайцы кинулись за Евсейкой. И Бом!