Стрела архата - Михайлов Сергей - Страница 9

По приезде в управление он узнал, что в его отсутствие был странный телефонный звонок из того самого отделения милиции, которое курировало прилегающий к Курскому вокзалу район и, в частности, дом Храпова. Звонила некая Перемышкина Клавдия Потаповна, пенсионерка, заявившая, что больше взаперти сидеть не может, что если вдруг какая шальная пуля и настигнет ее, то все равно скоро помирать, и что милиция слишком тянет, так как Храпов дома уже более получаса и его давно пора брать. Звонок этот поверг видавшего виды следователя в немалое изумление. Какая еще Перемышкина? Какая такая шальная пуля? И причем здесь Храпов?.. Нет, надо принимать срочные меры! Щеглов решил действовать на свой страх и риск. Не раз уже ему попадало от начальства за подобные действия, но следователь Щеглов был неисправим. Он решил задержать Храпова, несмотря на отсутствие прямых улик, доказывающих его причастность к убийству профессора Красницкого. Он отлично понимал, что, возможно, совершает ошибку, задерживая невиновного человека, но предпочитал впоследствии извиниться перед ним, чем упустить виновного. Ошибки подобного рода в многолетней практике следователя Щеглова иногда случались, но он всегда готов был нести ответственность за них — и нес, если требовалось.

Задержание Храпова прошло гладко и без каких-либо осложнений. Он спокойно выслушал выдвинутое против него обвинение в убийстве и беспрекословно сдался сотрудникам уголовного розыска. Первый же допрос задержанного явился истинным триумфом следователя Щеглова. Храпов, ничего не утаивая, признался в совершенном им преднамеренном убийстве профессора Красницкого. Он с готовностью рассказал обо всем, что произошло на станции Снегири минувшей ночью. Свою вину он полностью признал, однако причины, побудившие его к преступлению, раскрыть наотрез отказался.

— Вам мало моего признания? — с раздражением спросил он, когда Щеглов сделал очередную попытку докопаться до истины. — Да, я убил этого… этого типа, и я готов понести любое наказание, вплоть до самого строгого. Но причины моего поступка я вам не назову — это моя тайна. И давайте больше не будем об этом…

Щеглов вынужден был прервать допрос. Когда Храпова увели, место его в кабинете занял небезызвестный нам Максим Чудаков, сыщик-любитель и страстный почитатель творчества Агаты Кристи.

Глава пятая

Когда Чудаков робко вошел в серое, скудно обставленное помещение, то первым делом он увидел пару пронизывающих насквозь, глубоко сидящих глаз. Следователь Щеглов не отрываясь смотрел на вошедшего, время от времени жадно впиваясь тонкими губами в сырую, чадящую едким коричневым дымом, сигарету. Ему еще не было пятидесяти, но он с честью мог бы сказать, что большую часть своей сознательной жизни провел в беспощадной борьбе с преступным миром. Нелегкая профессия следователя Московского уголовного розыска отложила неизгладимый отпечаток на весь его облик: на речь, одежду, поведение, походку, выражение глаз. Он имел крупную голову с ежиком жестких, коротко стриженных волос, высоким морщинистым лбом, толстым мясистым носом и массивной нижней челюстью. Добрая половина его зубов отливала стальным блеском — результат неоднократных схваток с бандитами всех мастей. Однако наиболее сильное впечатление производили его глаза — маленькие, острые, колючие, глубоко посаженные, они просвечивали собеседника, словно рентгеном, вынуждая порой даже матерых преступников «раскалываться» сразу же, на первом допросе. Именно этими глазами он сейчас ощупывал сидевшую перед ним щуплую фигуру экспедитора, заставляя последнего ежиться и сжиматься в комок.

Несмотря на свою внешнюю браваду и внушительный вид, следователь Щеглов пребывал в смятении. Дело в том, что за всю свою трудовую жизнь он имел дело в основном с тремя категориями людей: преступниками, свидетелями и потерпевшими. Для каждой из них он выработал вполне определенный стиль поведения, и практически всегда это приносило положительные результаты. С преступниками он бывал суров и часто жесток, их жертв обычно не донимал расспросами и как мог успокаивал, зато из свидетелей вытрясал все, что мог, но тактично, без грубости. Этот же тип, будь он неладен, не подпадал ни под одну из вышеперечисленных категорий. Кто он? Сообщник, свидетель или?.. Нет, на жертву он не тянет. Скорее свидетель, хотя… кто его знает?.. Этот словно снег на голову свалившийся экспедитор вызывал у Щеглова, помимо смятения, еще и неприязнь. Где-то в глубинах подсознания следователь продолжал диалог с Храповым, пытаясь понять, что же могло толкнуть его на убийство профессора, а тут приходится возиться с каким-то… После признания Храпова Щеглов испытывал нетерпение, желание действовать, поэтому предстоящую беседу с этим типом намеревался провести в рекордно короткие сроки.

Окончив взаимный визуальный осмотр, следователь Щеглов перешел к делу.

— Гражданин Чепухов? — строго спросил он, гася сигарету о край массивной мраморной пепельницы.

— Чудаков, — поправил следователя Максим.

— Неважно, — буркнул Щеглов. — Что же вы, гражданин… э-э… Чудаков, мешаете органам работать? Вы хоть понимаете, чем это для вас может обернуться?

— Я вам сейчас все объясню, — горячо заговорил Чудаков, сильно побледнев. — Выслушайте меня, товарищ… гражданин следователь…

В течение получаса Максим Чудаков рассказывал следователю Щеглову о проведенном лично им расследовании, не утаив ни единой мелочи, ни самого маленького пустяка. Рассказ Чудакова произвел на следователя должное впечатление, и Щеглов, не спеша прохаживаясь по кабинету, со все возрастающим интересом слушал его, изредка бормоча себе под нос нечто вроде «Однако!» или «Неплохо, неплохо…» Но вот наконец рассказ подошел к концу, и следователь, теперь уже с большим любопытством присматриваясь к собеседнику, произнес:

— Ваша история, Чердаков…

— Чудаков…

— Как вам будет угодно… Так вот, ваша история достаточно поучительна и наводит на размышления. Вы провели расследование как дилетант, и как дилетант вы провели его довольно неплохо. Ваша попытка найти преступника, как это ни странно, увенчалась успехом. Более того, вы нашли его даже раньше нас. Но, — Щеглов сердито посмотрел в глаза собеседнику, для убедительности подняв кверху указательный палец, — но вам должно быть хорошо известно, что частный сыск у нас в государстве запрещен. Вы же воспользовались обстоятельствами и, не имея на то никакого права, начали действовать самостоятельно. Я уже не говорю о вашем анонимном звонке в органы.

— Но позвольте, гражданин следователь, — возразил Чудаков, совершенно обескураженный подобным оборотом дела, — я не совершил ничего противозаконного и ни о каком частном сыске даже и не помышлял.

— Ошибаетесь, Чубуков, и глубоко заблуждаетесь, — сурово произнес Щеглов, закуривая новую сигарету. — А кто, по-вашему, похитил ценнейшую улику с места происшествия? Или не вы, скажете?

— Я, — смутился Чудаков. — Но ведь пыж помог мне найти преступника…

— Допустим. Но вы не имели права утаивать улику от следствия. Далее, вы не только похитили ее, вы допустили просто невероятную беспечность и — что же? — вы потеряли эту улику! И где, спрашивается?

— В химчистке, — окончательно сник Чудаков и отрешенно опустил голову.

— В химчистке! — Голос Щеглова гневно загремел. — И вы, Чурбаков, об этом так спокойно говорите!.. Далее, в течение нескольких часов вы преследовали бедную старую женщину, предварительно обманом выудив у нее свидетельские показания, опять-таки не имея на то никакого права, а под занавес запугали ее перспективой быть убитой в какой-то перестрелке.

— Это не так! Гражданин следователь, все было совсем не так! Я не собирался ее пугать. Что же касается свидетельских показаний, то она сама мне все выболтала — и о Храпове, и о посещении им химчистки. Я ведь хотел как лучше… хотел помочь следствию…

— Верю. Потому и снисходителен к вам. — Тон Щеглова вдруг заметно смягчился, раздражение прошло. — Вы же должны понимать, молодой человек, что мы здесь не в бирюльки играем. Уголовный розыск — это серьезная организация, укомплектованная штатом опытных работников-криминалистов, а потому вам, Чумаков, как дилетанту и человеку, далекому от нашей работы, я бы рекомендовал заняться своими прямыми обязанностями и не лезть, так сказать… э-э… В конце концов, у нас стреляют.