Оборотень - Михайлов Сергей - Страница 6

Я попытался вкратце описать ему те чувства, которые испытывал тогда, в темном коридоре, но он, по-моему, так ничего и не понял и продолжал недоверчиво коситься на мои ботинки.

— Все это прекрасно, гражданин Чудаков, только, знаете, чувства — это не в моей компетенции. Давайте разберемся в фактах. Вы утверждаете, что слышали звук ключа, поворачивающегося в замке одной из дверей. Так?

— Так.

— И, конечно же, номера на двери вы не запомнили?

Я развел руками.

— К сожалению, не запомнил.

— Вот видите, как у вас все получается, — покачал головой следователь, — кто стонал — не знаете, номера не запомнили, зачем вообще выходили из номера, тоже непонятно…

— Так я же вам… — попытался было возразить я, но он жестом остановил меня.

— Ладно, допустим, все так и было…

— Да почему же допустим!..

— Хорошо, хорошо, пусть все так и было. Тогда ответьте мне хотя бы на такой вопрос: саму дверь вы найти смогли бы?

— Думаю, что да. Где-то в середине коридора, по левой стороне.

— По левой стороне?

— Ну да, по левой. Это если идти в сторону холла.

— Вот как? И вы утверждаете, гражданин Чудаков, что шли именно в эту сторону, когда щелкнул замок?

— Разумеется, — ответил я с раздражением. — Простите, гражданин следователь, но мне не совсем понятен столь пристальный интерес к моим словам. Я что-то не так говорю?

Он кинул на меня быстрый, пронизывающий взгляд, в котором сквозило явное недоверие, полистал какие-то бумаги, нашел что-то, заинтересовавшее его, и ответил:

— Вот показания гражданина Хомякова, это у его номера вы остановились нынешней ночью. — Следователь поднял на меня вооруженные очками глаза. — Гражданин Хомяков утверждает, что видел вас идущим по коридору в начале четвертого ночи, но…

— Но? — Я подался вперед.

— Но, — следователь умышленно затянул паузу, чтобы придать значительность своим следующим словам, — и, надо сказать, преуспел в этом, — но видел он вас идущим со стороны холла! Так-то, гражданин Чудаков. — Он торжествующе усмехнулся, и стекла его очков радостно заблестели.

— Это ложь! — вскочил я, потрясенный услышанным и возмущенный до глубины души. — Это или ложь, или ошибка — одно из двух.

Следователь кивнул.

— Возможно. Возможно, правы вы, а не Хомяков… Итак, вы настаиваете на своих показаниях, гражданин Чудаков?

— Еще бы! Конечно, настаиваю, — ответил я решительно. — Более того, я настаиваю также на очной ставке с Хомяковым. Немедленно!

Моя горячность лишь позабавила этого розовощекого молокососа.

— Нет, гражданин Чудаков, — покачал он головой, — никаких очных ставок я проводить не буду — не вижу смысла. Что же касается вас, то вы лично можете устраивать очные ставки с кем вам заблагорассудится — никто вас этого права не лишает. Вам ясно?

— Ясно, — буркнул я, решив сегодня же, нет, сейчас же повидать Хомякова и как следует его потрясти.

— Ну, если вам все ясно, то у меня к вам последний вопрос. В то самое время, когда вы отлучались из номера, то есть около трех часов ночи, что делал ваш сосед — кажется, Мячиков его фамилия?

— Спал, — уверенно ответил я. — Это так же верно, как то, что Земля круглая.

— Вы не ошибаетесь?

— В чем? В том, что Земля имеет форму шара? — Я усмехнулся. — Нет, не ошибаюсь.

Он быстро посмотрел на меня поверх очков и залился ярким румянцем. Сейчас закипит, решил я. Но он сдержался.

— Его храп, — добавил я, — наверняка был слышен не только мне.

Следователь утвердительно кивнул.

— Верно, его слышали и в других номерах… Что ж, гражданин Чудаков, — произнес он сухо, — следствие учтет ваши показания. Надеюсь, что они правдивы. Благодарю вас, вы можете идти.

Но я не торопился покидать кабинет, мне хотелось выложить ему все до конца.

— Послушайте, — сказал я решительно, в упор глядя на его вспотевшую переносицу, — я хочу вам дать один совет: нажмите как следует на Хомякова. Возможно, он тоже был в коридоре в тот час ночи, но по каким-то причинам решил это скрыть; возможно также, что ему выгодно, чтобы подозрения пали на меня, — это отвлекло бы следствие от него самого.

Следователь высокомерно вскинул бритый подбородок.

— Смею вас заверить, гражданин Чудаков, — сухо произнес он, — следствие в силах само решить, на кого ему поднажать, а кого обойти вниманием. Вас это должно касаться меньше всего.

Меня очень смешило, когда этот желторотый юнец отождествлял свою персону с неким абстрактным понятием «следствие».

— Ошибаетесь, — упрямо возразил я, — меня-то как раз это касается в первую очередь — ведь я не дурак и вижу, что я для вас — кандидат в преступники номер один. Не так, скажете?

Следователь недовольно поморщился.

— Довольно! Вы себе слишком много позволяете. Если бы ваши слова хоть как-то соответствовали действительности, я бы давно отдал приказ о вашем задержании. Идите и не мешайте нам работать.

Я махнул рукой и вышел. Ну о чем еще с ним говорить!

4.

Последним вызвали Мячикова. С ним они разделались в два счета, и уже через пять минут он вернулся — все такой же беспечный, жизнерадостный и уверенный в себе. Должен признаться: в ту минуту я сильно завидовал ему. Не успел он переступить порога нашей комнаты, как уже выложил мне весь разговор со следователем, который, правда, сводился к одному очень короткому вопросу и одному еще более короткому ответу: «Что вы делали минувшей ночью?» — «Спал». Отвечая на его откровенность, я поведал свой вариант беседы с ретивым следователем, который он выслушал с нескрываемым интересом.

— Хомяков, Хомяков… любопытно, — в раздумье произнес он. — Знаете, Максим Леонидович, я бы на вашем месте не упоминал про некоторые детали, например, тот же стон вы вполне могли и не слышать. Впрочем, с другой стороны, скрывать что-либо от следствия — это тоже, знаете ли, чревато… — Он с пониманием заглянул мне в лицо и вдруг зашептал, выпучив от волнения круглые глаза: — А давайте-ка мы с вами, дорогой друг, займемся этим делом сами, не дожидаясь, пока официальное следствие со своей традиционной медлительностью добьется каких-нибудь результатов, а? Над вами нависло тяжелое обвинение, а я искренне хочу помочь вам. Давайте найдем этого пресловутого Хомякова и поговорим с ним по-мужски. Идет?

Да, этот человек любил преподносить сюрпризы. Я с удивлением уставился в его луноподобное лицо, чувство глубокой признательности и искренней благодарности захлестнуло меня, и если до сего момента я относился к нему просто с симпатией, то теперь, после его слов, пусть наивных, пусть мальчишеских, но от души, от самого сердца сказанных, я вдруг понял, что судьба послала мне друга. Я порывисто схватил его руку и горячо затряс ее.

— По рукам! — воскликнул я. — Вы себе не представляете, Григорий Адамович, как я вам благодарен. От всей души…

— Полноте, — смутился он, — экий пустяк. Я ведь предложил вам, Максим Леонидович, что-то вроде новой игры…

— …ставкой в которой является человеческая жизнь, — возразил я. — Нет, Григорий Адамович, это не игра, а серьезная, кропотливая работа, порой неблагодарная, и если вы действительно согласны окунуться в нее с головой, то я всецело с вами.

— Вы правы, дорогой друг, — кивнул Мячиков, посерьезнев, — смерть человека — это далеко не игра. Я согласен с вами. Вот вам моя рука.

Мы скрепили наш договор крепким рукопожатием. В конце концов, Мячиков был единственным человеком во всем доме отдыха, за которого я мог поручиться, что он не убивал того несчастного: у него было стопроцентное алиби. А вот Хомяков вызывал у меня весьма противоречивые чувства, и здесь я был совершенно согласен со своим компаньоном: Хомякова надо брать в оборот.

Но прежде чем отправиться на поиски загадочного свидетеля моего ночного похода, Мячиков, который не переставал меня удивлять, преподнес мне такой сюрприз, что я даже растерялся. Лукаво подмигнув мне, он тихо подкрался к входной двери, осторожно запер ее на ключ, приложил палец к пухлым губам, на цыпочках подошел к своему чемодану, открыл его, сунул руку аж по самый локоть куда-то вглубь его и вдруг вынул новенький… пистолет! Я отпрянул к стене, не веря своим глазам. Мячиков — и пистолет! Абсурд какой-то…