Но ад не вечен - Михайлов Сергей - Страница 5

4.

Настоящую тайгу Игорь видел впервые. Те чахлые ряды совершенно одинаковых, обезличенных, пронумерованных, разбитых на квадраты по сортам, видам и типам деревьев их городской лесополосы ни в какое сравнение не шли с этим таёжным первозданным хаосом.

Вековые гиганты, покрытые мхом и трутовиками, соседствовали здесь с молоденькими стройными двухлетками, и единственным законом, которому подчинялся растительный и животный мир сибирской тайги, было безудержное стремление к свету, солнцу, жизни. Сильные выживали — слабые погибали, и не было в этом законе ни злого умысла, ни коварства, ни человеческой подлости, а была лишь одна высшая справедливость. Снег скрипел под лыжами, вторя потрескиванию мачтоподобных, без единого сучка, гладкоствольных сосен, которые мерно покачивались в такт изредка налетавшим порывам всё ещё морозного, но уже пахнущего весной ветра. Снегопады обходили этот таёжный край стороной, и если старому леснику не изменяла память — а память ему изменяла очень редко, — в последний раз снег выпал здесь недели две назад. Поэтому лыжня, по которой шли дед и внук — дед впереди, внук, пыхтя, сзади — была хорошо проторенной, и идти по ней было одно удовольствие. Ещё до наступления вечерних сумерек путники добрались до одинокого заброшенного зимовья, где и решили переночевать.

— Жив, парень? — спросил дед Мартын, разжигая печь, и в его пышных усах мелькнула скупая улыбка.

— Жив, — чуть слышно отозвался мальчик, хотя сам едва ли был в этом уверен. От усталости он буквально валился с ног.

— Добре. С рассветом снова тронемся в путь. Ещё двадцать вёрст, и мы дома.

После приготовленного на скорую руку ужина Игорь заснул как убитый — сказался трёхчасовой переход по тайге.

На следующий день, к полудню, путники добрались до сторожки деда Мартына.

А час спустя над тайгой разразилась пурга.

Глава третья

1.

Дед Мартын жил в лесу в полном одиночестве, в стороне от людей и их проблем. Более тридцати лет назад схоронил горячо любимую жену, и с тех пор ни один человек не занял её место в сердце старого отшельника. Он вполне обходился без человеческого общения, справедливо полагая, что все люди без исключения лживы, порочны и способны на любую подлость. Ему с избытком хватало общества четвероногих и пернатых жителей тайги, с которыми он делил радости и горести холостяцкого существования. С браконьерами был непримирим, подчас даже жесток, и за это не раз бывал на волосок от смерти, когда невидимая пуля, пущенная рукой двуногого хищника, проходила в двух сантиметрах от его виска. Зверьё же всякое и таёжный лес оберегал он пуще жизни собственной, ибо знал, что нуждаются они в его заступничестве. И лесные твари отвечали ему взаимностью. Был даже случай, когда старый медведь-шатун встрял в его конфликт с группой браконьеров, обратил последних в бегство и тем самым спас, возможно, деда Мартына от верной смерти. Словом, жили они в ладу и согласии.

В районный центр дед Мартын наведывался в случае крайней нужды: за солью, спичками, мукой, патронами для своей двустволки, кое-какой одеждой и новостями; всё остальное давала ему тайга. Рядом со сторожкой, которую он обустроил согласно своим привычкам и желаниям, был разбит небольшой огород, где в тёплое время года росла кое-какая зелень, огурцы, помидоры, картошка и даже цветы. Жила у деда Мартына собака неизвестной породы, большая, лохматая, непоседливая. Но главной достопримечательностью глухого таёжного угла было озеро Медвежье. Впрочем, озеро — слишком громко сказано, так, небольшое озерко метров пятидесяти в поперечнике, с крутыми, заросшими можжевельником и малиной берегами, зато рыбы в нём водилось столько, что её можно было черпать ведром — по крайней мере, за раз пяток мелких либо одна крупная в ведре да окажется. Смастерив небольшую лодку, старый лесник частенько выезжал на озеро и промышлял рыбной ловлей. Рыбу заготавливал впрок — коптил, вялил, солил. Голода дед Мартын не знал и не боялся, тайга с избытком давала ему всё необходимое.

2.

Дед имел обыкновение вставать рано, вместе с рассветом. Но в то утро, первое утро их приезда в сторожку, он изменил своим привычкам и поднялся позже обычного. «Мальчуган устал, пусть выспится хорошенько», — решил он ещё с вечера.

Но когда он встал, мальчика в доме уже не было. Постель его была пуста, шубы на вешалке не оказалось. «Вот так-так, — озадаченно подумал лесник, — а мальчонка-то что-то замыслил».

Он быстро накинул на плечи тулуп и вышел на крыльцо.

Пурга улеглась ещё ночью — сквозь сон дед слышал, как завывала она в печной трубе, как яростно билась в окна. Свирепый ветер разметал тяжёлые тучи и унёсся прочь. С восточной стороны сторожку замело почти до самой крыши.

Дед Мартын вдохнул полной грудью чистый морозный воздух. Стояла ясная, тихая, солнечная погода, над лесом, в недосягаемой вышине, голубело помолодевшее небо. На солнце снег понемногу таял, покрываясь тонкой ослепительной, режущей глаза корочкой льда, но в тени мороз был ещё крепок и суров. Птицы, чуя агонию зимы, весело носились в кронах таёжных великанов, а от их радостного гомона звенело всё вокруг. Где-то далеко-далеко вела счёт годам кукушка. Дышалось легко и свободно, и на какой-то миг старый лесник забыл обо всём на свете — о тревогах и недобрых предчувствиях, терзавших его в последние недели, о зловещих предзнаменованиях, которые уже витали в воздухе, о «жёлтых облаках» и необъяснимых катастрофах, сотрясавших Землю. Но только на миг.

Потом он увидел мальчика.

3.

Игорь стоял в нескольких шагах от крыльца. Неуклюже растопырив руки, запрокинув голову кверху, выпучив круглые глаза, неотрывно смотрел он на солнце. По щекам текли слёзы, но мальчик не замечал их. Он боялся шелохнуться, боялся даже вздохнуть, обычно бледные щёки его раскраснелись, уши пылали, впалые ресницы подрагивали. В глазах мальчика сиял неописуемый восторг.

Он смотрел на солнце.

Дед Мартын стоял как вкопанный. В первый момент он ничего не понял. Он взглянул вверх — и тут же отвёл глаза, зажмурившись. Дневное светило пылало нестерпимым огненным сиянием. «Да как же это можно! Он даже не моргает. Да что с ним?»

Скрип снега под ногами лесника вывел мальчика из оцепенения и заставил обернуться. Какое-то время его глаза, ослеплённые ярким солнечным светом, невидяще скользили по лицу старика. Но прошла минута, и взгляд его обрёл осмысленное выражение.

— Что с тобой, паренёк? — встревожено спросил дед Мартын.

— Солнце, — прошептал Игорь с каким-то исступлённым восторгом. — Это ведь солнце, да?

У старого лесника внутри всё перевернулось. В один короткий миг страшная истина вдруг открылась ему. Он понял всё. Понял причину смятения, царившего в душе мальчика, его мертвенно-бледный цвет лица, угнетённость, подавленность, немой, невысказанный вопрос в печальных, уже недетских глазах, сокровенные слова, готовые сорваться с губ — но так и не срывавшиеся.

И вот теперь он увидел солнце. Увидел впервые. И слова были произнесены, вопрос задан — хотя ответ на него был ясен уже без слов.

— Солнце, внук. — Голос деда Мартына предательски задрожал. — Солнце, малыш.

— Я так и знал, — снова прошептал Игорь и неожиданно всхлипнул.

— Да что же они с тобой сделали, изверги! — гневно закричал вдруг лесник, и скрылся в доме.

Ему было по-настоящему страшно.

4.

Приезд Игоря внёс некоторое разнообразие в жизнь старого лесника. Несмотря на нелюдимый нрав, он был искренне рад мальчику, справедливо полагая, что ребёнок не в ответе за грехи взрослых. Игорь приходился ему не родным внуком: сестра деда Мартына, покинувшая этот мир ещё молодой, успела оставить потомство, последним отпрыском которого и был Игорь.