Далекие огни - Михайлов Сергей - Страница 36

Войдя в свой подъезд, едва освещенный вздрагивающим светом люминесцентной лампы, он тяжело зашагал по ступенькам. Ехать на лифте почему-то не было желания. Он шагал и думал, какая же все-таки подлая эта штука — жизнь.

А, может быть, заявить в милицию? Как никак, криминал налицо: похищен ребенок. Однако, что он сможет доказать? Указать на Свирского как на похитителя? Глупо. Тот от всего откажется. «Какая девочка? Не знаю я никакой девочки. Вы что на меня повесить собираетесь? На меня, заслуженного хирурга и представителя самой гуманной профессии! Ростовский? Какой Ростовский? В первый раз слышу. Что? Почка? Никакой операции я не делал. Это же абсурд, чистейшей воды абсурд! И наветы господина Ростовского. Требую привлечения его к ответственности за клевету на честного человека!» Да никто его заявления всерьез и не примет. Да, девочку они будут искать, это их обязанность — только не там, где нужно. И не найдут. Объявят без вести пропавшей. Покажут ее фотографию по всем каналам ТВ. «Ушла из дома… в последний раз ее видели… если кто-нибудь что-то знает… просьба сообщить по телефонам…» Не дай Бог, еще Тамару Павловну к ответственности притянут как наиболее вероятного похитителя! Нет, в милицию заявлять нельзя. Тем более, что этим можно только все испортить. Кто знает, как поведет себя тогда Свирский и что ждет в этом случае Катюшу? Нет, риск здесь недопустим…

Еще один пролет — и он дома. Однако «день сюрпризов» продолжался: на ступеньках, возле его двери, сидел Павел Смирнов.

Рядом, в двух шагах от него, валялась более чем наполовину опорожненная бутылка «Смирновской». Павел сидел, уронив голову на грудь, что-то мычал и слегка покачивался из стороны в сторону. Звук шагов поднимавшегося по лестнице Сергея заставил его медленно поднять голову.

Он был в стельку пьян. Его мутный взгляд медленно сфокусировался на Сергее. Павел шумно выдохнул, икнул и, едва ворочая языком, сказал, всего только два слова:

— Лариса умерла.

Глава двадцать третья

Когда человека долго бьют, он в конце концов перестает ощущать удары. Боль как бы притупляется, возникает своего рода привычка к боли.

Сергей достиг именно такого состояния. Слова, произнесенные Павлом, застряли где-то в барабанных перепонках, лишь слегка царапнув его мозг. Нет, он услышал их, не мог не услышать — однако смысл их каким-то странным образом ускользал от него, словно произнесены они были на чужом, незнакомом языке. Единственное, что он почувствовал, это страшную, безмерную, безграничную душевную усталость, граничащую с абсолютной апатией.

Ноги сами собой подкосились, и он медленно опустился на ступеньку рядом с Павлом.

— Повтори, — тихо сказал он.

— Ларисы… — Павел всхлипнул, — больше нет. П-понимаешь? Нету больше нашей Ларочки…

Он шмыгнул носом, голова его вновь упала на грудь, плечи затряслись в беззвучных рыданиях.

Сергей сидел и невидящим, отрешенным взглядом смотрел в пустоту. Мозг его был полностью заблокирован, душа окуталась плотным непроницаемым коконом. Страшная истина отторгалась им, разбивалась о стену абсолютного невосприятия.

Так они просидели несколько минут. Постепенно, капля за каплей, атом за атомом, порция за порцией смысл страшных слов начал просачиваться в сознание Сергея. Состояние апатии медленно уходило. Ощущение невосполнимой утраты внезапно нахлынуло на него, оглушило своей ужасной реальностью.

— Что ты сказал?! — заорал он, вскакивая.

Павел вскинул голову и ту же вновь ее уронил.

— Как все глупо получилось! — пробормотал он. — Как глупо, подло, неправильно!..

— Ты пьян! Этого не может быть! — наступал на него Сергей.

— Этого не должно было быть, однако оно есть. Ларочка умерла…

— Врешь, сволочь! — выкрикнул Сергей, сжимая кулаки. — Что ты с ней сделал? Говори! Где она?

Щелкнул замок, и на пороге соседней квартиры, привлеченная шумом на лестнице, показалась Тамара Павловна. Она была бледной, осунувшейся, как-то сразу постаревшей.

— Что тут происходит? Сережа, это ты?

— Я, Тамара Павловна. — Голос его был деревянным, неживым. — Не волнуйтесь, все в порядке. У нас здесь мужской разговор.

— Кто это с тобой? — с тревогой спросила она.

— Коллега по работе. Идите к себе, Тамара Павловна. Нам просто нужно поговорить.

Однако она не уходила.

— О Катюше что-нибудь известно?

В душе у Сергея что-то перевернулось. Этого вопроса он боялся больше всего.

— Да. Все в порядке. Все в полном порядке.

Она все еще не уходила. Что-то удерживало ее, что-то необычное, неуловимое в голосе Сергея.

— Что-то не так, Сережа?

— Все в полном порядке, — словно заученный урок, твердил он все ту же фразу. — Не беспокойтесь, Тамара Павловна.

Она ушла, явно не удовлетворенная его ответом.

Сергей резко повернулся к Павлу. Глаза его горели каким-то безумным огнем.

— Говори! Что с ней?

Павел, шатаясь, поднялся и прислонился спиной к стене. Потом поднял голову и в упор, не мигая, уставился на Сергея.

— Ее сбила машина. Сегодня вечером, мы как раз шли с работы. Я видел… — Он вдруг закатил глаза, всхлипнул и застонал. — Не знаю, как все это… и почему… никто даже и глазом моргнуть не успел. Машина вылетела откуда-то из-за угла и на полной скорости… Нет, не могу… как сейчас все вижу… Она умерла почти сразу, у меня на руках. Что-то шепнула напоследок…

— Что? Что?! — Сергей схватил бывшего друга за лацканы пиджака и с силой тряхнул. — Что она сказала? Говори!

— Не помню… что-то вроде: «Скажи Сереже…»

— Что? Что «скажи»?

— Ничего. Она не успела… ничего добавить… Да отпусти ты меня!..

Сергей медленно разжал руки, достал сигарету и закурил. В голове пульсировала одна только мысль: «Не может быть… не может быть… не может быть…»

Сначала Катюша, потом Лариса… и все сразу, в один день… нет, он этого не вынесет!..

Павел снова опустился на ступеньку. Он плакал, как ребенок, размазывая руками слезы по грязным щекам.

— Как же это, а?.. как же это… — жалобно бормотал он, всхлипывая.

— Иди домой, — тихо сказал Сергей.

— Не могу. Не могу, понимаешь? Там пусто… пусто…

Как Сергей его сейчас понимал! Пустой дом, пустая квартира — и ты, один на один со своим горем, со своими мыслями, от которых хочется сойти с ума.

— Иди домой, — мягко повторил он.

Павел покачал головой.

— Может, выпьешь? — сказал он. — У меня, кажется, еще осталось. За Ларису.

— Нет.

— Не хочешь? — Голос у Павла задрожал. — Не хочешь выпить за нее?

— Это ее не воскресит. — Сергей говорил медленно, чуть слышно.

— Увы, ты прав. Ты тысячу раз прав… Понимаешь, мне не к кому было пойти… кроме тебя. Не к кому, понимаешь? Ведь у меня никого… А, пустое все это… Никому это не надо…

Павел поднялся, махнул рукой и поплелся вниз, сгорбившийся, поникший, как-то сразу постаревший. Он шел и что-то бормотал себе под нос, разговаривая сам с собой. Вскоре хлопнула подъездная дверь — и стало очень тихо.

На часах было полпервого ночи.

Глава двадцать четвертая

Войдя в квартиру, первым делом Сергей повсюду включил свет. Он не мог находиться в темноте, темнота давила на него, напоминала о смерти, могильном холоде, небытии. Ему хотелось много, очень много света, яркого, ослепляющего света.

Он стоял посреди комнаты, окутанный электрическим светом, и ни о чем не думал.

Он боялся думать. Боялся мыслей. Отвлечься, отвлечься от всего этого, переключиться на что-то другое. Направить мысли в другое русло. Хотя бы ненадолго, пока весь этот ужас не уляжется в душе. Пока мозг, не готовый вместить в себя все это , еще слишком взрывоопасен.

Он достал компакт-диск. Поставил на проигрыватель. Зазвучала тихая, мягкая, обволакивающая музыка. Филип Гласс. Его любимый композитор.

Но легче не стало.

Тогда он бросился на кровать, зарылся головой в подушку и дико, истошно закричал. Ему казалось, что от этого крика рухнет мир, померкнут звезды, рассыплется вселенная, но… ни единого звука не вырвалось из его глотки. Его крик был направлен внутрь — туда, где кровоточила страшная обнаженная рана — в собственную душу. Он чувствовал, как обрывается важная, очень важная ниточка в его жизни, как сама жизнь, сотканная из таких вот ниточек, поблекла, потускнела, обескровилась, истончилась до предела. Словно невидимый вампир высасывает из нее кровь, каплю за каплей, мгновение за мгновением…