Чудесный замок - Мид-Смит Элизабет Томазина - Страница 45

– Краски купите сами, Лоусон. Смотрите, чтобы они были хорошо размешаны и нужного оттенка. Маляр придет рано утром. Уберите цветы с балкона и запомните, Лоусон: за ним не надо строго следить.

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Только то, что вам не следует все время находиться в комнате, где он будет работать. Иногда заходите, конечно, но не думайте, что он вор, пока он себя таковым не покажет.

– Слушаю, сэр. Ваши приказания, конечно, будут выполнены, но там много художественных ценностей, сэр.

– Не имеет значения, Лоусон. Делайте, как я сказал.

Когда слуга вышел, Ноэль вынул из кармана пятифунтовую банкноту, сунул ее в конверт и положил его на камин. Конверт не был надписан, и могло показаться, что деньги попали туда по ошибке. Потом Ноэль снял с пальца дорогое кольцо и бросил его на маленький поднос, где лежали распечатанные письма.

«Вот я и расставил капкан, – сказал он себе. – Бедная моя девочка, надеюсь, я поймаю твое чудовище».

На следующее утро Дав, весьма довольный заказом и ничуть не догадываясь о том, что он под подозрением, прибыл в квартиру Ноэля. Он был ленив и редко брался за работу, но для него было лестно, что такой блестящий джентльмен выбрал именно его. Нисколько не переживая из-за исчезновения Дэйзи, он воображал, что этим выбором он обязан именно ей.

«А она ничего, неплохая малышка, – подумал он. – Раз уж она мне помогла, может, я и оставлю ее впредь в покое. Благодаря ей я получил неплохой барыш позавчера, даже сумел отложить несколько соверенов. Но, боже, в каком ужасе она была, когда я унес этот чек!»

Квартира Ноэля Даву чрезвычайно понравилась. Он не видел красоты в простом убранстве Чудесного замка девочек, но здесь, хотя он был неспособен оценить подлинную ценность гравюр и статуэток, тем не менее понял, что толстые турецкие ковры и изысканная мебель гостиной стоят очень дорого.

Лоусон, следуя распоряжениям хозяина, но ошибочно предположив, что Дав – его протеже, принял его сердечно, дал указания по работе и оставил одного. Дав, насвистывая, скоблил и красил. У него было прекрасное настроение, он ощущал себя мастером и под конец решил, что положение британских рабочих не так уж плачевно. Он все больше проникался благодарностью к Дэйзи Мэйнуеринг и все больше склонялся к мысли, что надо оставить ее в покое.

«Если я буду ласков с малышкой, может, она мне еще таких заказчиков найдет, – думал он. – Что ни говори, она – маленькая леди, и друзья у нее благородные, раз смотрят за мной вполглаза». Проработав два-три часа, Дав почувствовал жажду. Он не привык к длительному, упорному труду. На балконе было жарко от яркого солнца, а комната казалась такой уютной и прохладной. Он увидел Лоусона, который шел по улице, удаляясь от дома, и решил, что ему тоже полагается передышка. Скинув ботинки, Дав ступил в комнату и оглядел ее оценивающим взглядом. Полистал книги и альбомы с гравюрами, но ни книги, ни гравюры не заинтересовали его. Осмотрел камин, полюбовался своим отражением в каминном зеркале. Увидел на подносе письма, – он бы их с удовольствием почитал, но читал Дав плохо и медленно. Несколько сигар лежали в маленьком ящике на краю каминной полки. Не долго думая и считая это в порядке вещей, Дав положил пару сигар себе в карман. После этого он вдруг перестал чувствовать себя честным британским трудягой. Позвенел Дэйзиными соверенами в кармане, порадовался этому приятному звуку. Перебирая письма на подносе, он вдруг заметил среди них золотое кольцо с печаткой. Оно могло стоить больше, чем весь заказ у Ноэля. «Ростовщик Исаак может дать за него два фунта десять шиллингов или даже три фунта, – подумал Дав. – Ясное дело, он его забыл здесь, а если и хватится, подумает на этого славного парня Лоусона».

Обследование комнаты продолжилось, и к моменту возвращения Лоусона пятифунтовая банкнота тоже оказалась в кармане Дава, который насвистывал за работой еще веселее, чем прежде. Вернувшись домой вечером, он и не подозревал, что капкан захлопнулся.

Едва Дав ушел, посыльный принес телеграмму с оплаченным ответом, адресованную Лоусону.

Лоусон прочел следующее:

Далее был указан адрес для ответа. Бедный Лоусон провел мучительные десять минут, обследуя каминную полку. В конце концов он был вынужден ответить, что ни кольца, ни денег не нашел.

Прошло немногим более двух часов, и верный слуга получил вторую телеграмму. В ней значилось:

Вот так и получилось, что в тот вечер, когда Дав спокойно наслаждался роскошным ужином с салатом из омаров и бутылкой портера, в комнату неожиданно вошли два полисмена в сопровождении Лоусона. Дав встретил их весьма крепкими выражениями и вообще вел себя нервно и агрессивно. Но, несмотря на его сопротивление, истерику миссис Дав и ужасный вой – не то рыдания, не то смех, исходившие от их сына Томми, Дава тщательно обыскали и нашли похищенное, в результате чего в тот же вечер посадили в тюрьму.

Ах, если бы Дэйзи, которая в ту ночь лихорадочно металась в жару, могла об этом знать!

Глава XLV

ПРИНЦ ПРИХОДИТ К ДЭЙЗИ

В маленьком магазине Ханны в Тэкфорде дела шли хорошо. Она всегда была экономной, и хотя миссис Мэйнуеринг не могла платить ей большое жалованье, она умудрялась откладывать большую часть про запас. Она принадлежала к тому типу женщин, на которых и поношенное платье выглядит аккуратно. Ее башмаки служили вдвое дольше, чем у других. Ее шляпы сохраняли форму и белизну, когда другие служанки были вынуждены покупать новые. В результате Ханна почти ничего не тратила на одежду. По этим причинам, когда девочки Мэйнуеринг уехали в Лондон, у Ханны было достаточно денег для покупки домика. Она приобрела коттедж в Тэкфорде и открыла в нем магазинчик. Дело она вела с умом, знала, какие продукты покупают бедные люди, и жила вполне прилично на прибыль от продаж. Заботы ее не тяготили, а потому лицо ее было всегда спокойным и безмятежным.

Однако сейчас никто бы не сказал, что у этой доброй женщины нет забот. Соседи, которые то и дело приходили кто за беконом, кто за яйцами, за чаем или свечами, говорили, что у Ханны больше нет для них доброго слова и милой, приятной улыбки. А детишки, протягивая свои полпенни с криком: «Фунтик конфет, пожалуйста, мэм!», замечали красные круги вокруг ее глаз и недоумевали, почему она такая угрюмая и почему она плакала. Да, у бедной Ханны в эти чудные летние дни было о чем печалиться. Дэйзи все это время лежала слабая и апатичная, и ничего не рассказывала Ханне о том, как она очутилась одна в Розбери, и не делилась горем, мучившим ее сердечко. Иногда она жалобно говорила, что должна идти к миссис Элсуорси, или слабо стонала и звала Принца.

Видя, что у девочки не проходит лихорадка, что она слаба и почти не прикасается даже к самым вкусным вещам, которые предлагает ее добрая няня, Ханна посчитала деньги и решила, что она в состоянии заплатить деревенскому доктору.

Естественно, этот добрый человек с его ограниченным опытом мало что мог сказать о болезни Дэйзи. Он прописал лекарство, велел пить побольше молока и сказал, что не находит у нее ничего серьезного, кроме неестественной и необъяснимой слабости.

– Боюсь, сэр, от такой слабости можно и умереть, – сказала Ханна. – Моя маленькая леди чахнет из-за чего-то или из-за кого-то, и если она не получит то, что ей надо, она умрет.

Слова Ханны привели доктора в замешательство. Он странно посмотрел на старую женщину, посчитав ее фантазеркой. Затем повторил свои инструкции относительно обильного питья и трехразового приема лекарства и удалился. После его ухода Ханна пошла к соседке и попросила ее посидеть у постели больного ребенка часа два. Затем надела свой чепчик и аккуратное черное пальто и пошла в Розбери. Она решила узнать у кого-нибудь адрес миссис Элсуорси и написать ей о Дэйзи. Через какое-то время старая няня подошла к сторожке, узнала у привратницы, которая охраняла ворота, нужный адрес и уже собралась уходить, как вдруг вспомнила, что у нее нет писчей бумаги, а в Тэкфорде можно купить только очень плохую. Она решила купить бумагу и пару конвертов в Розбери, деревне более крупной, чем Тэкфорд. Ханна шла очень быстро, боясь за Дэйзи, и наконец, запыхавшись, вошла в магазин канцелярских принадлежностей. Жена хозяина знала Ханну и встретила ее очень радушно.