Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Арсеньева Елена - Страница 34

— А мы не слишком далеко заехали?

— Да? — изумился Ромка. — Ну ничего, сейчас двинем обратно. Только еще чуток покатаемся.

И это все началось снова…

Тем временем всеподавляющий ужас исчез, и Алёна почувствовала, что ей нравится, отчаянно нравится это издевательство над собой, этот тренинг по изгонке бесов страха из души и тела. Вверх-вниз! И почти лечь на воду! И этот вираж, от которого перехватывает дыхание, — о, какое счастье! Это почти как танго, только круче виражи…

Но один бесенок страха все еще пищал панически где-то в желудке, и это жутко раздражало Алёну, это унижало ее в собственных глазах, а потому она прокричала в Ромкино ухо:

— Я хочу поменяться. Хочу за руль.

— Ага! — заорал он радостно. — Я же говорил, вам понравится!

И он легко соскользнул в воду, освободив Алёне место:

— Перебирайтесь вперед, только пока ничего не трогайте, никаких рукояток, лады?

— Не буду, — усмехнулась Алёна, сдвигая на лоб очки, чтобы не мешали, и только приподнялась, как Ромка восхищенно сказал:

— Ух ты, какая красивая яхта!

Алёна повернула голову.

О да… Белая яхта была прекрасна! Изящная, как акварель, и в то же время сильная, как дельфин. У самого борта на палубе стояли люди: двое мужчин в шортах и больших солнечных очках и девушка с длинными белыми развевающимися волосами, в белом парео, сползшем на бедра, и крошечном лифчике на пышной груди. Лицо ее тоже было наполовину прикрыто очками.

— Какие классные титьки… — восхищенно пробормотал Ромка, глазея на нее, но тут же спохватился и обернулся к Алёне с самой невинной улыбкой: — Я говорю, классная яхта, и название красивое, да?

— А как она называется? — без особого интереса спросила Алёна, елозя по сиденью, чтобы продвинуться вперед и с вернувшимся страхом ощущая, как качается байк.

Она бросила неосторожный взгляд на яхту, на борту которой было написано что-то неразборчиво, вроде «Uchan kalp», покачнулась — и байк накренился.

«Что я делаю, куда черт меня понес?! Надо вернуться на заднее сиденье. Пусть Ромка сам ведет!»

— «Учан калп», — ответил тем временем он. — Это по-турецки значит «Летящее сердце».

— Что? «Летящее сердце»?! — Алёна повернулась, чтобы еще раз взглянуть на яхту, вдруг нога ее скользнула, неловкое движение — и она сорвалась с байка.

Вода накрыла ее с головой, но спасательный жилет не дал глубоко погрузиться. И мигом пришло леденящее душу спокойствие, мысли прояснились. С ней однажды было такое. Давно-давно, еще в юности, когда ее звали Леной Володиной. В те времена она довольно часто бывала на Дальнем Востоке, в Хабаровске, где жили ее родственники. Однажды летом — ей тогда было лет шестнадцать или семнадцать — она поехала навестить подругу, которая работала вожатой в пионерском лагере в Переяславке. Рядом с лагерем протекала речка Кия. В тихий час, пока пионеры спали или делали вид, что спят, вожатые катались по Кие на водных велосипедах и устраивали настоящие гонки. Лена и ее подруга Лиза Слезкина со страшной скоростью крутили ногами педали и лидировали, как вдруг… Лена даже не заметила, как это произошло, кто куда излишне накренился… но вдруг велосипед перевернулся и накрыл ее. Погружаясь, она видела над собой его очертания, казавшиеся невероятно громадными. Они поднимались все выше и выше…

«Какая ерунда, — подумала Лена спокойно, — велосипед не может подниматься. Это я погружаюсь. И могу утонуть. Пора выплывать, вон туда, чуть в сторону, чтобы не удариться головой». И она спокойно вынырнула, взобралась на перевернутый велосипед и села поудобнее, отжимая волосы. Лиза и все прочие вожатые, уже изготовившиеся нырять и спасать утопленницу, смотрели на нее, разинув рты.

— Ну, русалка, у тебя нервов нет! — крикнула Лиза и заплакала от пережитого страха.

У Лены были нервы, у Алёны Дмитриевой их за жизнь набралось еще больше, целый комок, она была довольно-таки труслива и легко поддавалась панике, но точно так же легко ее опьянял риск, а в минуту последней опасности ею всегда овладевало именно это леденящее спокойствие, ее способность мыслить логически, цеплять причину за следствие обострялись так, что она потом сама диву давалась, откуда что бралось… и своим поступкам, совершенным под влиянием этого странного, почти биологически-исследовательского спокойствия, тоже дивилась. Но уже не могла остановить себя.

«Летящее сердце!» Эсэмэски, которые она случайно прочла в пятнадцатом номере. Турецкая яхта, арендованная Кирюхой. Перстень… Старик, которого она накрыла своим платком, как будто взяла его под защиту…

«Леночка, моя дорогая… я теперь все знаю, все вижу… ты правду сказала, что я тебя всю жизнь буду любить, что всех ради тебя забуду. Всю жизнь… И тебя уже нет, а я старик, а все вижу, как там, на чердаке… Леночка… я скоро приду к тебе, ты меня жди, я уже скоро…»

Сердце застучало в горле и в висках одновременно, и что-то резко выдернуло Алёну из-под воды. Она повисла в Ромкиных руках, удерживаясь от того, чтобы глубоко вздохнуть, осторожно, по капельке переводя дыхание.

— Алёна! — закричал перепуганный Ромка. — Алёна, что с вами?!

— Что там, парень? — послышался голос сверху, и Алёна подумала, что уже слышала раньше этот голос… — Какие проблемы?

— Ей плохо, — орал Ромка. — Помогите! Помогите мне посадить ее на байк!

— Как же ты ее повезешь? — спросил голос. — Соскользнет снова в воду.

— А может, у нее сердечный приступ? — спросила женщина. И этот голос Алёна тоже слышала раньше!

— Давай мы ее поднимем к себе, — сказал мужчина. — Попытаемся привести в чувство. А ты подожди. Она очухается — и отвезешь ее на берег, идет?

— Спасибо! — радостно закричал Ромка. — А как вы ее поднимете?

— Да гамак вместо сети опустим и вытащим.

— Давайте! — воскликнул Ромка.

«Кажется, всё, — подумала Алёна. — Хватит играть. Пора начинать. Ох, ужас… Ну, на счет раз!»

Она не без усилия открыла глаза, которые жмурила с таким старанием, что мокрые, соленые ресницы слиплись.

И тотчас же встретила растерянный взгляд Ромки. Он был изумлен! Он поверил! А как же… Но сейчас было не до аплодисментов и, тем паче, не до криков «браво!» или «бис!». А потому прежде, чем Ромка успел открыть рот и заорать, что все уже отлично, хорошо, спасать никого больше не надо, Алёна сквозь зубы прошептала:

— Молчи! Мне нужно оказаться на яхте. А ты не вздумай за мной лезть! Как только они начнут со мной возиться, садись на байк и тикай отсюда! Тикай! И сразу позвони Арнольду, слышишь? Сразу!

И все, времени на разговоры уже не осталось. Она снова зажмурилась, успев увидеть, как Ромка еще больше вытаращил глаза, но все же послушался и не произнес ни слова, вероятно, от ошеломления онемел, и Алёна очень сильно надеялась, что он послушается.

Тут же раздался звук чего-то тяжело упавшего в воду, и голос, казавшийся знакомым, с насмешливой вальяжностью произнес откуда-то сверху, наверное, с борта яхты:

— Ну, давайте сюда вашу утопленницу. Хотя я и придерживаюсь принципа, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, но на красивых женщин этот принцип не распространяется. Помогите-ка мне, молодой человек, затолкать ее в этот гамак. Давайте подведем снизу… вот так! Ишь ты, кто бы мог подумать, что мы будем использовать эту сугубо развлекательную принадлежность в качестве сетки для ловли русалок!

Раздался женский смешок, а потом она почувствовала прикосновение каких-то грубых веревок к телу, и тот же вальяжный голос скомандовал:

— Подсекай! И вира помалу!

Алёну потянуло наверх, веревки врезались в тело, она вдруг ощутила, что повисла над водой и поднимается все выше и выше, потом качнулась в сторону и начала опускаться, — и не выдержала: открыла глаза, чтобы увидеть сияющее солнцем, самое синее в мире Черное море вокруг, пляж Лонжерон — уже очень далеко, палубу яхты — очень близко, а еще — себя, скомканную и мотающуюся в какой-то большой мокрой сетке, подобно скумбрии, которую небрежная хозяйка тащит с Привоза и помахивает ею на ходу. Солнце сверкало в металлических скобках сетки, и, когда Алёна чуть повернула голову, пытаясь разглядеть Ромку, вдруг зажглось так ослепительно, что она снова зажмурилась — и тотчас раздался внезапный рев аквабайка и изумленный крик: