Крысиный король - Мьевиль Чайна - Страница 39

Сол отпустил его, и человек побежал прочь. Но когда он достиг конца узкой улочки между автобусами, в воздухе пронзительно зазвучала флейта, и он оцепенел. Не теряя времени, Сол подскочил к нему, отвесил две хлесткие пощечины, толкнул, но глаза человека блаженно застыли: восторженно глядя сквозь Сола, он впал в транс.

Потом он резко оттолкнул Сола с силой, которой раньше не обладал, и поскакал, как ребенок, в глубь красного лабиринта.

– О черт, нет! – выдохнул Сол.

Он догнал охранника, сильно толкнул в спину, но тот продолжал двигаться, протискиваясь мимо Сола, даже не взглянув на него. Флейта звучала все ближе, и Сол навалился на него по-медвежьи, пытаясь закрыть ему уши, но человек с невероятной силой и знанием дела ударил его локтем в пах и в солнечное сплетение. Сол сложился пополам, ему было не вздохнуть. Он только смотрел в отчаянии, как удалялся охранник, и жадно пытался глотнуть воздуха. Наконец с усилием выпрямился и поковылял за ним.

В середине автобусного лабиринта было пустое пространство. Оно походило на монашескую келью со стенами из красного металла и стекла, крошечную, не больше шести квадратных футов. Дойдя до середины лабиринта, Сол повернул за угол и остановился.

Перед ним стоял Дудочник, с флейтой у губ, глядя на Сола поверх охранника, который нелепо выделывал ногами кренделя под пронзительные звуки флейты.

Сол схватил охранника сзади за плечи и потащил прочь от Дудочника. Но тот вывернулся, и Сол увидел, что у него из глаза торчит осколок стекла, а все лицо залито густой кровью. Сол громко вскрикнул, и Дудочник прекратил играть. На лице охранника появилось озадаченное выражение, он тряхнул головой и поднял руку к лицу. Но не успел дотронуться до своего глаза, как сзади блеснуло серебро и он упал как подкошенный. Вокруг проломленной головы быстро натекла лужа, темная и густая, как смола.

Сол замер.

Дудочник стоял рядом с ним, обтирая флейту.

– Ты должен узнать, Сол, на что я способен. – Он говорил спокойно, не поднимая головы, как учитель, который очень огорчен, но старается не повышать голоса. – Понимаешь, мне кажется, ты действительно не веришь в мои способности. Я знаю, ты не хочешь меня слушать, только ты один. Я хотел показать тебе, как усердно они слушают, ты видел? Я хотел, чтобы ты знал. Прежде, чем умрешь.

Сол молниеносно подпрыгнул вверх.

Даже Дудочник на миг оцепенел от удивления, когда Сол схватился за большое боковое зеркало одного из автобусов, качнулся в воздухе, держась за него, и забросил ноги в ближайшее окно второго этажа. Тут же Дудочник оказался у него за спиной, с флейтой, угрожающе заткнутой за пояс. Больше не пытаясь спрятаться, Сол просто метнулся в окно, допрыгнул до соседнего автобуса и ввалился на верхнюю площадку. Потом поднялся и прыгнул снова, превозмогая боль во всем теле. Снова и снова, постоянно преследуемый, неизменно слыша Дудочника за спиной, он проламывал стеклянные преграды, которые, разбиваясь, усыпали осколками землю, и рвался к выходу из лабиринта.

И вот наконец, когда он сгруппировался, чтобы прыгнуть в очередное окно, он понял, что через него виден не автобус, стоящий в двух футах, а окно в гаражной стенке и вдалеке стоит дом. Он ринулся из последнего автобуса и прыгнул на оконный карниз, на полпути к кирпичам. От дома его отделяла выемка в грунте, широкая и глубокая расселина, на дне которой поблескивали железнодорожные пути. Но от них Сола не отделяло ничего, кроме высокой ограды из железных планок и долгого падения.

Сол слышал, что Дудочник все еще преследует его, ряды автобусов сотрясались от сильных тяжелых ударов. Сол выбил ногой последнее окно, напружинился, выскочил и приник всем телом к тусклым металлическим планкам внизу. Он распластался по завибрировавшей изгороди, восстановил равновесие. Перебежав еще ниже, оглянулся на выбитое окно. В нем появился Дудочник, выглянул. Перестал улыбаться. Сол ринулся вниз по вертикали, его бегство было чем-то средним между демонстрацией крысиной ловкости, управляемым скольжением и падением.

На мгновение он посмотрел вверх и увидел, что Дудочник еще пытается преследовать его. Но расстояние было слишком большим: он не мог цепляться за планки, он не умел ползать, как ползают крысы.

– Проклятье! – пронзительно крикнул он, выхватил флейту и поднес к губам.

Он заиграл, и птицы начали возвращаться. Пернатые опять слетались ему на плечи.

Железнодорожные пути уходили за горизонт спереди и сзади. Солу казалось, что выступающие над выемкой здания клонятся к нему, нависают над ним. Он пустился бежать по путям на восток. Оглянувшись, мельком увидел, как в проеме окна птицы облепили темную фигуру. Сол отчаянно пригнул голову, на каждом шаге его мотало, и он чуть не зарыдал от восторга, когда услышал скрежет металла, приглушенный грохот и понял, что приближается поезд. Он оглянулся назад и увидел его огни.

Сол отошел в сторону, давая поезду дорогу, и потрусил вдоль путей. «Ну, скорее же!» – торопил он мысленно, когда два прожектора («Будто глаза!» – не удержался он от сравнения) медленно подтягивались ближе. А над ними он увидел оборванную фигуру Дудочника, который тоже приближался.

Но теперь поезд был уже совсем близко, и Сол улыбался, несмотря на то что кожу дергало и саднило от ран и ушибов. Когда Дудочник нависал уже так низко, что можно было видеть его лицо, поезд метро со свистом промчался мимо и Сол побежал быстрее; когда поезд замедлил ход на повороте, Сол снова догнал его, вцепился в поручни последнего вагона, как дзюдоист – в рукава кимоно противника, проталкивая пальцы глубоко в трещины и под выступы металла.

Он подтянулся и лег на крышу, облапив ее раскинутыми руками. Поезд стал набирать скорость. Сол принялся осторожно разворачиваться, лежа на животе, пока не повернулся лицом назад, и, вытянув шею, посмотрел в перекошенное от гнева лицо болтающегося в воздухе Дудочника; тот продолжал играть, а изнемогающие птицы несли его над прорезанным в теле города шрамом, по этому тоннелю без крыши, – но теперь Дудочник был бессилен поймать Сола.

И когда поезд потянулся прочь еще быстрее, Дудочник стал похожим на тряпичную куклу, потом на пятнышко, а потом Сол уже не мог его разглядеть и вместо этого перевел взгляд на окружающие дома.

Он видел в окнах свет и движение и понимал, что люди в эту ночь жили своей обычной жизнью, заваривали чай и составляли отчеты, занимались сексом и читали книги, смотрели телевизор и ссорились или мирно испускали последний вздох в своей постели; и город не тревожился о том, что Сол мог умереть, что он открыл тайну своего происхождения, что смертоносная сила, вооружившись флейтой, собиралась убить Короля крыс.

Дома наверху были прекрасны и бесстрастны. Сол отдавал себе отчет в том, что он потрясен и измотан, что он истекает кровью, что этой ночью на его глазах погибли два человека, уничтоженные силой, которой было все равно, живы они или мертвы. И он ощутил тревогу в воздухе вокруг себя и опустил голову, дав волю рыданиям. Приближался тоннель, в воздух поднялся мусор, его засосало в проем вслед за поездом, и тут налетел теплый ветер и оглоушил Сола, как боксерская перчатка, и весь рассеянный свет города погас, и Сол исчез в глубине под землей.

Часть пятая

Духи

Глава 20

Фабиан тряхнул головой, безжалостно сгреб дреды в тугие пружинистые пучки. Голова ужасно болела. Он лежал на кровати и строил гримасы зеркалу на рабочем столе.

То, что лежало чуть поодаль, было его «незавершенной работой», на этом названии настаивал его куратор. Две трети громадного холста с левой стороны были загрунтованы ярким акриловым металликом из баллончика, правую треть занимали бледные буквы, слабо прорисованные карандашом и углем. Он уже потерял интерес к работе, но, глядя на нее снова, все еще испытывал некоторую гордость.

Это был иллюстрированный манускрипт девяностых, тщательно синтезированный гибрид средневековой каллиграфии с граффити. Весь щит, шесть на восемь футов, занимали три строчки: «Иногда я теряю веру в свои силы, / но джангл один может к жизни меня вернуть, / потому что я знаю: драм-энд-бейс – мой путь…»