Переведи часы назад (сборник) - Рубальская Лариса Алексеевна - Страница 31

Над уснувшей улицей летали,

Друг без друга жить мы не могли.

Но однажды к нам чужак прибился,

Как кричали мы на голоса!

Он тебя увидел и влюбился

И умчал в чужие небеса.

И кружит стая,

И стонет стая.

И слышит крик ночная мгла.

А ты, родная,

Теперь чужая,

Ты нашу стаю предала.

И кружит стая,

Ночная стая,

Тоску не в силах отвести.

Вернись, чужая,

Вернись, родная,

И стая примет и простит.

В этот лютый холод не согреет

Даже градус жаркого вина.

Твой чужак об этом пожалеет

И за все расплатится сполна.

Крик ночной достигнет черной тучи,

Вздрогнет ночь в осколках фонарей.

Жизнь тебя заставит и научит

В стаю возвратиться поскорей.

МЫ В САДОВНИКОВ ИГРАЛИ...

Помнишь мир одноэтажный старого двора?

Нам казалась очень важной детская игра.

Все тогда казалось тайным,

Все казалось неслучайным.

Цвел наш сад, и приближалась

Нашей юности пора.

Я садовником родился,

Не на шутку рассердился.

Все цветы мне надоели,

Я смотрела на тебя.

Мы в садовников играли,

Мы друг друга выбирали,

И казалось в самом деле,

Что решается судьба.

Повзрослели игры наши с тех далеких пор.

Стал давно многоэтажным детства старый двор.

А в метро на переходе

Кто-то вдруг ко мне подходит,

Незнакомый и знакомый,

Начинает разговор.

Я садовником родился,

Не на шутку рассердился.

Все цветы мне надоели,

Я смотрела на тебя.

Мы в садовников играли,

Мы друг друга выбирали,

И казалось в самом деле,

Что решается судьба.

Знаешь, прежними остались

Голос твой и взгляд.

Будто мы вчера расстались,

А не век назад.

Будто не в метро мы вовсе,

А на улице не осень,

Мы в садовников играем,

И цветет наш старый сад.

САМУРАЙ

Три часа самолет над тайгою летит,

У окошка японец сидит и глядит.

И не может, не может понять самурай —

Это что за огромный, неведомый край?

Удивленно таращит японец глаза —

Как же так? Три часа все леса да леса.

Белоснежным платком трет с обидой окно,

Я смотрю, мне смешно, а ему не смешно.

Самурай. Самурай, я тебе помогу,

Наливай, самурай, будем пить за тайгу.

Про загадочный край

Я тебе расскажу.

Наливай, самурай,

Я еще закажу.

И пока самолет задевал облака,

Он сказал, что в Японии нет молока,

Что в Японии нет ни лугов, ни лесов

И что негде пасти ни овец, ни коров.

Я тебя понимаю, мой маленький брат,

Ведь таежный мой край и красив, и богат!

Ты не зря, Панасоник, завидуешь мне.

Так налей же еще в голубой вышине.

Если бы не было в моей жизни Владимира Мигули, может быть, так и сочиняла бы я только стишки на дни рождения и свадьбы моим друзьям. Он что-то разглядел, подсказал, научил жанру. «Сокольники» – из любимых моих песен. Мигуля – из любимых моих людей.

СОКОЛЬНИКИ

Не забыть нашей юности адрес.

С ним расставшись, мы стали взрослей.

И бродить наша юность осталась

В старом парке, вдоль тихих аллей.

Нас все дальше уводит дорога,

Школьных лет не вернуть, не забыть.

Но хочу я сегодня немного

По былому с тобой побродить.

Пойдем гулять в Сокольники, Сокольники,

Сокольники,

Там снегом запорошены деревьев кружева.

А мы с тобой не школьники,

А времени невольники.

Но пусть звучат в Сокольниках

Забытые слова.

Каждый жизнью своей огорожен,

Всем хватает забот и тревог.

И порою нам кажется сложно

Перейти дней ушедших порог.

А всего-то и надо на вечер

Дать делам и заботам отбой.

И назначить в Сокольниках встречу,

Встречу с Юностью. Встречу с тобой.

ВЫИГРЫШ

(Попытка прозы)

Под осень наш послевоенный двор утопал в золотых шарах. Это время я любила больше всего. А сейчас был май, и в тех местах, где припекало солнышко, потянулись по оставшимся с прошлого лета ниточкам розовые вьюнки.

Про Клавдию во дворе все знали, что долги она возвращает вовремя, и деньги ей одалживали без долгих разговоров. Борька-Кабан, сосед Клавдии по лестничной клетке и основной соперник по одалживанию, тоже старался не отставать и путем сложных комбинаций с перезаймами никогда в злостных должниках не числился. Но все-таки Борька-Кабан – это не Клавдия, а совсем другое дело. И все обитатели нашего двора старались, увидев Кабана, нырнуть в подъезд или спрятаться за выступ дома, чтобы Борька не заметил.

А Клавдия, такая выдумщица, изобрела свой собственный стук, как позывные из кинофильма «Тайна двух океанов» – там-та-та-та. На эти позывные все двери приветливо открывались, и Клавдия получала нужную сумму и говорила непременно:

– Марь Васильна, на два дня. Пометьте в календарике.

И так – от Марь Васильны к тете Груше, от тети Груши к Поповичам, потом к Трофимчукам и так по кругу, по кругу, с математической точностью – взять-отдать, взять-отдать...

Конечно, деньги деньгами, а Клавдия еще книги читать просила. Она любила толстые книги про войну, а особенно – про шпионов. С книгами Клавдия обращалась аккуратно, обертывала их в пергаментную бумагу. Загляденье, а не книжка получалась. С пергаментом сложностей не было – Клавдина подруга в магазине масло развешивала, и пергамента этого Клавдия могла взять у нее сколько хочешь.

На двушки-трешки, занятые при помощи денежного круговорота, Клавдия по вечерам выпивала со своим мужем – Жоржиком. Чудная у Жоржика была фамилия – Кунашвили. Дядя Жора Кунашвили. Сейчас каждому понятно, что если у человека такая фамилия, значит, человек – грузин. А в ту счастливую пору у нас во дворе никто не различал друг друга по национальности, да и не знали многие, что люди по фамилиям друг от друга отличаются. Что грузин, что француз – одно и то же. Кстати, дядя Жора и свою черную беретку носил как-то плоско, набекрень, как Ив Монтан в каком-то французском фильме.

Клавдия-то фамилию Жоржика не брала – зачем ей? У нее и самой фамилия неплохая – Редькина. Редькина Клавдия – услышишь, не забудешь.

Дядя Жора Кунашвили был во дворе человеком уважаемым. Он умел перетягивать матрацы и поэтому постоянно был кому-то нужен. Мы все во дворе всегда узнавали о наступлении весны по дяде Жоре – если с утра посреди двора стоит чей-то диван, топорщась вырвавшимися на волю пружинами, а Жоржик с гвоздями в зубах что-то насвистывает, значит, пришло тепло, скоро Первое мая, и Жоржик рад, что у него есть дело, на которое он большой мастер, и что скоро приедет Витя-дурачок, их с Клавдией сын.

Уже с марта Жоржик всем ребятам во дворе обещал, что на Первое мая Витя приедет, и если ребята будут с ним играть и в кино возьмут, то Жоржик купит всем по мороженому и один на всех воздушный шарик – в волейбол играть.

Витя-дурачок... Перед тем как ему появиться на свет, Клавдия с Жоржиком выпивали. Часто и помногу. И рожала Клавдия пьяная. И получился Витя-дурачок – то ли мальчишка, то ли дядька. По разговору он не отличался от сына Борьки-Кабана – Кабана-младшего, первоклашки. Тот в своем первом «А» был самым отстающим учеником. И в то же время на щеках у Вити-дурачка в некоторых местах была щетина, и курил он на равных с Кабаном-старшим.