Хрустальный горизонт - Месснер Райнхольд - Страница 26

О монахах заботились странники: они приносили с собой в достаточном количестве ячменную муку (цзампу), чай, ячье масло, теплую одежду и другие дары.

Мы с Неной обсуждаем, где поставить палатки, и вдруг слышим выстрел. Я оборачиваюсь и вижу Чена, который охотится за зайцем. Я злюсь. Ведь я думал, что и мы не станем убивать здесь зверей... Чуть позже выезжаем. В 5 километрах вверх по долине есть подходящее место для лагеря. Небольшой волк, напуганный шумом мотора, выскочил на морену. По цвету он совершенно не отличается от окружающего ландшафта. Остановившись на безопасном расстоянии, он с любопытством нас рассматривает. Эверест теперь виден почти целиком. Он сверкает белизной, как будто освещен изнутри. Останавливаем машину, чтобы оглядеться. Слева от нас возвышается целый ряд неприступных скальных отвесов со стенами по 1000 метров и более. Неяркая ржаво-красная расцветка скал напоминает мне горы в Доломитах. Впереди по ходу – низкие моренные гряды, за которыми виден язык ледника. В его бурой пасти проглядывает голубоватый лед.

Приходится то и дело останавливаться, чтобы убрать с дороги камни. Проезжаем мимо горстки заброшенных лачуг. Здесь раньше жили монахи, которые в свое время произвели сильное впечатление на Мориса Уилсона. Человеческая жизнь в ее наиболее отвлеченной форме, застывшая неподвижность, тянущаяся годами, наедине с собой и бесконечностью. Жизнь – как временное пристанище для вечной души.

Я вспомнил одно стихотворение, написанное в XI столетии отшельником Миларэпой (Миларэпа (1040-1123) – монах-отшельник, поэт. Житие Миларэпы и Сборник его песнопений относятся к числу наиболее популярных в Тибете произведений тибетской литературы). Вот оно:

Мы ставим наш базовый лагерь в точности на том месте, где останавливались первые британские экспедиции, – у начала ледника Ронгбук, на высоте 5100 метров. Здесь хорошая вода для питья, есть немного зелени, ровные площадки для палаток. В 500 метрах выше нахожу могилы японцев, погибших на Эвересте в этом году. Тем временем Джомолунгма снова скрылась в облаках, над нами висят черные грозовые тучи. Это значит, что муссон уже набирает силу.

Эверест находится в самом узком месте Гималайского хребта, протянувшегося на 2000 километров. Поэтому он особенно подвержен атакам юго-западного муссона. Этот ветер приносит сюда дожди из Бенгальского залива в начале года, а потом уже приходят западные штормы из Аравийского моря. Таким образом, можно надеяться на перерыв в плохой погоде только в конце июля – начале августа. Я знаю, что при муссонном ветре подниматься на большие высоты невозможно, но я надеюсь на муссонную паузу, которую мне обещали немецкие метеорологи.

На следующее же утро отправляюсь в разведку. Надо пройти вверх час или около того и оттуда посмотреть на гору. Нена занята сортировкой продуктов, заболевшего горной болезнью и мучившегося всю ночь Цао она отправила на машине в Шигацзе.

В Альпах мы обычно используем основное течение ледника как наиболее удобный путь к вершине. Здесь это невозможно. Ледник Ронгбук так искорежен, что нечего и пытаться выйти на него в нижнем течении. Его заваленная камнями ледовая чаша теперь лежит подо мной, как серо-бурое, вздыбленное штормом море. Спрашивается, как же идти дальше?

Первые шаги на пути к большой горе всегда волнуют. Здесь столько неизвестного: может испортиться погода, можно сбиться с пути, но главное это я сам – один на один с поставленной самому себе задачей. Всякий раз, когда туман рассеивается и виден Эверест, меня охватывает отчаяние, совершенно неведомое ранее чувство слабости, граничащей с бессилием.

Поднявшись на 30-40 метров, я останавливаюсь и отдыхаю. Организм пока не привык к высоте, и я не знаю, как буду переносить высотные нагрузки. Воздух разрежен, дыхание все время сбивается.

На обратном пути опять спрашиваю себя, почему мне не сидится внизу. Если уж так нравятся эти горы, почему бы не уподобиться тибетским отшельникам, не построить себе жилище в каком-нибудь отрезанном от мира уголке, и не остаться в нем до конца жизни. Но нет, это невозможно. Я постоянно чувствую некую внутреннюю зависимость и от цивилизованного западного мира, и от моих экспедиций. Эти вылазки в горы мне нужны еще и потому, что я безумно боюсь потерять физическое здоровье. Не могу забыть старика в садике одного отеля. Он ходил по кругу на трясущихся ногах. Пижамные брюки охватывали огромный живот – состоятельная развалина. Из числа тех развалин, на которые тратит свою жизнь мой друг Бык. Самое большое отделение его клиники переполнено обломками общества изобилия – заржавевшими за письменными столами, отравленными никотином и алкоголем. Невозможность облегчить участь страдающих инфарктами и циррозами вызывает в Быке ужас.

Базовый лагерь в 1980 году

Именно это стало стимулом его постоянной активности. В обеденный перерыв он бегает по университетской площади, после работы едет в лес, по воскресеньям занимается скалолазанием, отпуск проводит в альпинистской экспедиции. Есть и другой выход, тоже решающий проблему, – стать отшельником-созерцателем в Ронгбуке. Этот выход невозможен для европейца. Для этого надо иметь на Востоке несколько поколений предков.

К Нангпа Ла

И адаптировались мы еще плохо, и погода отвратительная. Летом к северу от Эвереста всегда так – ветрено, холодно, неуютно. Над Ронгбуком стоит зона низкого атмосферного давления, пришедшая с северо-запада. Почти каждый день идет дождь. Холодно и сыро также в предгорьях. Бесконечная череда штормов с ливневыми дождями. Пока что остается только сидеть на месте и ждать. Чтобы не потерять форму, да и из желания посмотреть Гималаи, мы с Неной решили пройти вниз по долине в западном направлении, к перевалу Нангпа Ла.