Хрустальный горизонт - Месснер Райнхольд - Страница 24

Плодородные оазисы в долинах рек сменяются широкими равнинами, покрытыми песком или травой. То тут, то там на фоне ясного неба высятся разрушенные выветриванием скальные бастионы.

Высшая точка перевала между Лхасой и Шигацзе

После восьми часов езды через перевалы и долины, потные и грязные, мы приближаемся к широкой долине Цангпо Шигацзе. Бараки военного типа, крыши из гофрированного железа, обнесенные колючей проволокой стены. На удручающем цементно-сером фоне что-то сверкает теплым красным и золотым цветом: монастырь Ташил-хунпо. Райская птица в бетонном гнезде. Выше – как и следовало ожидать – остатки огромной разрушенной крепости. Шигацзе – второй по величине город Тибета. Когда-то он был знаменит серебряной кузницей и ковровой мастерской; здесь растет самая лучшая в Тибете пшеница. Здесь была резиденция панчен-ламы (Панчен-лама – один из двух высших иерархов (наряду с далай-ламой) буддистской церкви в Тибете. Пан – от санскритского «пандита» («учитель»), чен – по-тибетски «великий». Считается воплощением будды Амитабы. X панчен-лама, Лобсанг Чхоки-гьэцэн, родился в 1938 г. в провинции Цинхай, в 1964 г. был репрессирован, в 1978 г. «прощен», окончательно реабилитирован в апреле 1988 г. В настоящее время он депутат Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП), в качестве заместителя председателя Постоянного комитета ВСНП и Почетного президента Всекитайского буддистского общества. Постоянно проживает в Пекине. Впервые после 1964 г. панчен-лама посетил Тибет в 1982 г., с тех пор неоднократно бывал там с «инспекционными поездками»), и здесь он по-прежнему проводит отпуск в летнем дворце, когда не исполняет свои депутатские обязанности в Пекине.

Нас с Неной привезли в единственную в городе гостиницу (В последние годы индустрия туризма в ТАР получила большое развитие. В 1988 г. здесь насчитывалось 23 отеля на 3 тысячи мест. В 1987 г. ТАР посетили 43 тысячи иностранных туристов), и мы уже не удивляемся тому, что она расположена среди казарм. Мы смертельно устали. На маленьком столике две жестяные миски для умывания и теплая вода в ярко расписанном термосе, без которого здесь не обходится ни одно, даже самое простое домашнее хозяйство. Мы крепко спим до тех пор, пока в 5.30 утра нас не будит кваканье из громкоговорителя. Город поднимают на работу и призывают не забывать о важнейших принципах правительства Народной Республики. Все это сопровождается ужасной музыкой. Я слышу послушный топот ног и невольно вспоминаю свои интернатские годы. Воспоминания детства смешиваются с действительностью. Терпеть все это за 150 немецких марок с человека за ночь? Что я, в самом деле, сумасшедший? Китайцы знают наверняка, что сюда не завернет ни один европеец. Я нерешительно смотрю на мой жестяной ночной горшок с узором из золотых рыбок, затем все же собираюсь с силами и иду через пыльную казарменную площадь в загаженный клозет.

С трудом проглотив некое месиво из риса, мы с Неной бредем в город. Резкие порывы ветра поднимают песок и мусор. Несмотря на то, что взошло солнце, небо пасмурное и безотрадное. На западе стоит стена желтого тумана. Зажмурив глаза и втянув голову в плечи, отворачиваюсь от ветра. На детей, играющих между деревянными тележками с большими колесами, порывы ветра впечатления не производят. Они не замечают ни пыли, ни холода. Один из них протягивает руки, как будто хочет поймать ветер. Они смеются, их волосы развеваются. В сопровождении детей мы доходим до монастыря. Маленький город из келий вокруг святилища, в котором помещена статуя Будды высотой с девятиэтажный дом, некогда населяли 3000 монахов, теперь их около 500. Мы несколько раз поднимаемся по лестницам, проходим низкими коридорами и внезапно видим огромное золотое лицо. Черты его удивительно гармоничны. Лицо переходит в тело, которое можно увидеть, спустившись на этаж ниже. Будда одет в блестящую парчу, обвешанную катами, белыми бантами счастья. У его ног стоят огромные серебряные лампады. Возле них сидит маленький мальчик в красной монашеской рясе. Это первый послушник, которого я встретил здесь. Мы возвращаемся в город.

На улице, кроме нескольких солдат, китайцев не видно. По своей воле, пожалуй, ни один из них не будет здесь жить. Их организм не приспособлен к высоте 4000-5000 метров. Адаптация проходит медленно, причиняя физические страдания. У женщин-китаянок часто бывают выкидыши, высока детская смертность.

В Шигацзе есть маленький рынок. На грязном брезенте крестьянин разложил не поддающиеся описанию останки яка. Мясо облеплено мухами. Рядом лежит чеснок, который мы покупаем для базового лагеря. Затем я вижу маленького лхаса апсо. Этих собачек раньше могли разводить только почтенные ламы в Потале и аристократия в Лхасе. Первые экземпляры были завезены в Европу в начале нашего столетия. У меня есть две такие собачки, и на одно мгновение меня охватывает тоска по дому. По-моему, только в Мюнхене этих животных сегодня больше, чем во всем Тибете.

На следующий день нам предстоит проехать свыше 300 километров. Справа и слева в желтом песке пустынного ландшафта стоят букеты голубых цветов, воткнутые в песок детьми. Мы завязали рот и нос шарфами от всепроникающей пыли.

Старые путешественники по Тибету восхваляли крепость Шегара как своего рода чудо света. Цзонг, что по-тибетски означает замок, это смелое дилетантское сооружение. На острой конусообразной скале высотой около 300 метров раньше стоял так называемый «Хрустальный замок». С лежащим ниже монастырем он был соединен зубчатой стеной, стоящей на жуткой крутизне.

Мы подъезжаем уже ночью. В ярком свете луны в небо, как пальцы, тянутся остатки разрушенного замка. Мы совершенно разбиты. Заползаем в постели в лагере-общежитии. Однако на следующее утро, невзирая ни на что, поднимаюсь по крутой тропе на самый верхний зубец Цзонга: раньше тибетцы приносили здесь жертвы «белоснежной богине», как они называли Джомолунгму. Ее можно увидеть отсюда. В обе стороны простерла она свои белые руки. Я смотрю на белоснежную горную цепь с волнением влюбленного юноши.

В последней деревне

Тибетка, одетая в кофту цвета красного вина и длинное черное вязаное платье, которое поддерживается пестро-полосатым шерстяным передником и большой серебряной пряжкой, приносит нам в гостиницу завтрак. Едим бобы, паровую лапшу, рыбу и маринованные овощи. Голова тяжелая, сказывается влияние высоты и недостаток сна. В предрассветных сумерках забираемся в джип.

Джомолунгма, Эверест

Ландшафт здесь имеет более мягкие очертания, чем между Шигацзе и Лхасой. Однако по мере приближения к гималайскому хребту, лежащему на юге, на границе между Тибетом и Непалом, высокогорное плато становится все более бедным. Через два часа езды мы достигаем перевала на высоте более 5000 метров. Над морем плотных облаков вздымаются вершины восьмитысячников: Макалу, Лхоцзе, Эвереста, Чо Ойю и Шиши Пангмы. Выходим из джипа, на нас бессмысленно таращит глаза странное существо с ружьем на плече. Это, должно быть, тибетский охотник. Откуда он пришел, куда идет – не определить. По-видимому, он живет в одном из шатров, что раскинули кочевники в стороне от дороги.

Взволнованный невероятной картиной ледяных великанов, я рассказываю Нене, как в представлении тибетцев возник мир. Все началось с пустоты, темной пустоты.

Из этого Ничего возник ветер. Он дул со всех четырех сторон, постепенно наполняя пустоту. Шли годы, ветер становился сильнее и мощнее и создал большую молнию. Из молнии образовались облака. Из облаков полил дождь, его капли были размером с колесо повозки – так образовался первобытный океан. Когда его поверхность успокоилась, снова поднялся ветер, взбил на поверхности воды пену, которая стала густой, как сливки, потом превратилась в масло. Так образовалась земля. В середине ее находилась большая гора из драгоценных камней – здесь жили боги. Вокруг нее расстилалось море, а вокруг моря – кольцо золотых гор. По ту сторону этих гор лежало другое море, оно также было окружено горами, а за ним – еще одно: семь раз земля, семь раз вода. За последними горами простирался внешний океан, из которого, как острова, поднимались четыре мира. Каждый имел свою форму. Мир юга – конус, направленный вершиной вниз; западный мир – круг; богатая земля севера – четырехугольник; восточный мир – полумесяц. Вселенная была погружена во мрак. Боги не нуждались в свете. У каждого из них был внутри собственный свет. Однажды один из богов обнаружил сок, который тек из земли. Все отпили его, и их силы, их свет уменьшились; они потеряли свое бессмертие. Так боги превратились в людей. Этот мир, хотя и зависел от солнца, луны и звезд, был все еще царством изобилия. Здесь для каждого каждый день вырастал один плод – пока один жадный человек не обнаружил на своем дереве два плода, он сорвал и съел их. На следующее утро для него не выросло ни одного плода и он был голоден, – так голоден, что взял чужой плод. Теперь у этого не оказалось пищи, и он украл плод у следующего. Эти боги, ставшие людьми, были мужчинами. Но из-за ссоры их чувства и мысли изменились. Один из мужчин оторвал от туловища свои половые органы и стал женщиной. Появились дети, и вскоре мир наполнился женщинами и мужчинами, которые производили на свет новых детей...