Роковая весна - Мартон Сандра - Страница 4

— Каблук высокий, черная кожа до колена, на горлышке серебро.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Люблю женщин с изюминкой. Особенно обладающих богатым воображением.

— В таком случае вам понравится, если я скажу, что я — художница и…

— Ах, художница! — сказал он серьезным тоном, хотя глаза его смеялись. — Очень рад. Это что, новое название древнейшей профессии?

— Вы меня не поняли. Я рисую. Пишу картины, — пыталась объяснить Миранда.

— Ну почему же? Я сразу это понял, — ответил он.

Его правая рука соскользнула с ее плеча, потянула полу блузы, коснувшись груди.

Перехватило дыхание. «Господи, да что же это такое!»

— Послушайте, я ничего не знаю про Эрнста Мюллера.

— Брось мне пудрить мозги.

Голехонькая… Ждет мужика… И ничего, видите ли, не знает…

— Я — натурщица. Только и всего.

— А говорила, что художница. И минуты не прошло.

— Да, конечно. Нет, я…

Мужская ладонь тяжело опустилась на ее горло. Она, перехватив холодный взгляд его серых глаз, не почувствовала страха. Ярость, обыкновенная злая, темная ярость нахлынула и потащила за собой. «Мерзавец! Хам! Какое право он имеет так с ней обращаться?»

— Вы знаете, кто вы? — жестко спросила Миранда. — Если вы немедленно…

— Когда придет Мюллер? — спросил мужчина.

— Откуда я знаю? Я с ним едва знакома, — срываясь на крик, произнесла Миранда.

— Ты едва с ним знакома, — усмехнулся мужчина. — Интересное кино! Ждешь его, в чем мама родила.

— Вас это не касается. Это мое личное дело. Он схватил ее за плечи. Миранда вскрикнула. С силой тряханул:

— На что денежки тратишь, которые здесь зашибаешь своей… искусствой?

Миранда онемела. «Лицо перекошено злобой! Да он же сумасшедший…»

— Пустите меня, отойдите, — говорила она, пытаясь вырваться.

Он, приподняв ее, смотрел, не отводя взгляда от побелевшего от страха лица.

— Ну! — рявкнул. — Говори. Я жду. Зачем тебе деньги? Травку куришь или еще что покрепче ширяешь? Говори, в какое дерьмо вляпалась.

Перекошенное яростью лицо мелькало перед глазами. «Трясет меня, как тряпичную куклу!» — подумала Миранда. Стены, потолок двинулись, поехали в разные стороны и все заволокло густым туманом. «Я трачу деньги на еду», — хотела сказать Миранда, но не смогла, не успела. Глухие потемки придавили ее, и она, обмякнув, стала погружаться в глубокую темную яму…

Глава 2

— Открой глаза! — откуда-то издалека звучал мягкий приятный голос. — Открой же!

«Не может она их открыть — не открываются…»

— Посмотри на меня! — слышалось как сквозь толщу воды. «Где она?» — Ну давай, открывай глаза!

Миранде с трудом удалось приподнять пудовые веки.

— Ч-что случилось? — прошелестела она пересохшими губами.

«Серые глаза, совсем близко, прищурились…

Улыбаются…»

— Сознание потеряла. Вот что! Поздравляю, дорогая! Весьма трогательный обморок, почти как в старые добрые времена, — улыбаясь, сказал мужчина.

— Вы хотите сказать… — начала было говорить Миранда, но не закончила.

— Я хочу сказать, что для полного сходства тебе не хватало платья со шлейфом и изящного кружевного зонтика.

Он улыбнулся. Нечто волнующее, странно-неуловимое, оттого опасное было в этой улыбке.

— Но, скажу откровенно, нынешние туалеты куда приятнее!

Веселый взгляд ветерком пронесся вдоль ее тела.

— Нетрудно догадаться, почему в прошлом веке я был бы огорчен, окажись я рядом с тобой, — усмехнулся незнакомец.

— Послушайте, я не собираюсь сидеть и выслушивать ваши непонятные и оскорбительные намеки, — сказала Миранда.

— Кто здесь сидит, так это я, — рассмеялся он. «Боже милостивый! Расхристанное ложе Мюллера… И она — среди несвежего белья, подушек, пледов, одеял… Этот нахал перетащил меня сюда, когда я грохнулась в обморок, — подумала Миранда и представила веселенькую картину: голова откинута, волосы в беспорядке мотаются по грязному полу, ноги в сапогах, серьги, цепочка болтается… И голая… Господи!» От стыда она закрыла глаза.

— Вариант номер один как самый экстравагантный из отработанного сериала обмороков, — сказал мужчина с эпатирующей вкрадчивостью.

Миранда моментально открыла глаза и задержала дыхание. Оперевшись на ладони, он, пружиня, завис над ней. «Скосила глаза — рука слева. Направо — крупные часы на запястье». Склонился еще ближе, чуть согнув руки в локтях. «Темный шатен… Тщательно выбрит. Модная стрижка, хотя не мешало бы подровнять концы. Ну, эти перышки, что загибаются на шее, у ворота… Лицо… Хорошее лицо, черты правильные. Можно сказать — классические. Ого! Едва заметный шрам на виске… Шрамы на висках в наше время не часто встречаются. Серые глаза… Серые, но удивительно ясные. Хорошее лицо, — подумала Миранда. — Мог бы получиться интересный портрет, если бы удалось передать самоуверенность и нечто еще… весьма мужественное».

— Ну и как? Подхожу? — спросил он, добродушно улыбаясь.

Она ощутила прикосновение его бедра.

— Разрешите мне встать, — спохватилась Миранда.

— Нет, дорогая! Что скажет Эрнст Мюллер, когда узнает, что в его отсутствие с гостьей плохо обращались.

«Без паники, Миранда! Только без паники!» — попыталась она успокоить себя.

— Вы разве не слышали, что я сказала? — попыталась она урезонить незнакомца.

«Молодец! Побольше уверенности. Главное — спокойно».

— Спасибо. Вам пришлось со мной повозиться… — проговорила она более мягким тоном.

Он медленно, будто нехотя, протянул руку и погладил ее по щеке.

— Не смейте! — сказала она резко. Теперь его улыбка означала нечто иное, а пальцы, подрагивая, побежали по шее, перешагнули через ключицу…

— В чем дело? — спросил он мягко. — У меня вопрос: Мюллер приглашает тебя к ужину, или ты вообще его любовница?

Рука, осмелев, отогнула полу мюллеровской блузы, ладонь накрыла обнаженное плечо.

— Прекратите! Сейчас же перестаньте! Я закричу…

— Ах, ах! — рассмеялся он. — Какой старомодный прием… Жильцы немедленно кинутся на помощь из всех щелей этой Богом забытой развалюхи.

Рука, между прочим, ретировалась. «То-то!» Пальцы легонько коснулись скул…

— Чертовски приятный товарец! У старины Эрнста, оказывается, губа не дура. Есть у подлеца вкусик! Есть… Ничего не могу сказать.

«Да, так что это он говорил про жильцов? Неужели они одни во всем этом доме? Не может он все равно позволить себе плохое… Ей говорили, что Амстердам в этом смысле спокойный город. Квартал, конечно, специфический. Свободные нравы… Ну так что?..»

— Еще ни разу в жизни не платил женщине за любовь, — сказал он и наклонился совсем близко.

Миранда смотрела не мигая. Серые глаза его потемнели, взгляд изменился. Рука скользнула под голову и приподняла ее.

— Стыд и срам не попробовать! Правда?

— Нет! — закричала она.

Поцелуй закрыл ей рот. Его губы, властные и дерзкие, накрыли ее, слабые и трепещущие. Испуганная, ошеломленная она сначала пыталась оттолкнуть его. Потом, сжав кулаки, стала лупить, что было силы.

Мужчина, перехватив за запястье одну ее руку, затем поймал другую и сжал обе широкой ладонью.

— Бить меня не следует, — сказал, улыбаясь. — Нужно лежать спокойно и наслаждаться.

— Вы… вы сукин сын! — Ее резкие слова легкомысленно зависли, как сигаретный дымок. — Вы не имеете никакого…

«И тишина…»

«Пусть целует, — думала Миранда. — Пусть. Чувствует, что я боюсь, и издевается. Буду молчать, и ему надоест…»

Незнакомец, не разжимая объятий, взглянул на нее.

— Что случилось? — спросил он. По щекам на подушку медленно катились крупные слезы. Миранда плакала.

— Перестань, — зашептал он. — Ну, перестань! Слезы не унимались, текли ручьем из-под густых ресниц.

Наклонился и нежно поцеловал в глаз. Потом в другой…

— Я не обижу тебя! Не плачь!

Миранда медленно открыла глаза. «Вот и все! Страшная минута прошла…»

Он резко притянул ее к себе и поцеловал еще раз долгим поцелуем. Но оскорбительным это не показалось. Напротив, необыкновенное острое чувство, которому она пока не могла подобрать названия, возникло внезапно и мгновенно захватило. С удивлением прислушиваясь к нему, она не помнила, чтобы такой… восторг? радость?., случались в ее жизни. Но догадалась, что обжигающая искра — знала точно, когда она высеклась — стремительно разгорается большим опасным огнем.