Гори, ведьма! [Дьявольские куклы мадам Мендилипп] - Меррит Абрахам Грэйс - Страница 13

Он сказал:

— Если вы мне расскажете больше. Молли не глупа.

— Хорошо. Не знаю, сказал ли тебе Рикори, что мисс Дарили умерла. Мы думаем, что имеется связь между ее смертью и смертью Питерса. Есть что-то в том, что все это имеет какое-то отношение к их любви — к ребенку Молли. Дарили умерла так же, как и Питерс.

— Вы хотите сказать — с такими же… особенностями, — прошептал он.

— Да. Мы имеем основания думать, что оба они — Дарили и Питерс — заразились где-то в одном месте. Рикори решил, что Молли может знать это место. Место, где оба они бывали не обязательно в одно и то же время и могли заразиться. Может быть, даже какой-нибудь человеконенавистник заразил их нарочно… Ясно, что к Менделип Питерса направила Молли. Тут есть одна неловкость — я не знаю, говорил ли ей Рикори о смерти брата. Если он ей ничего не сказал, ты тоже ничего не должен говорить ей.

— А вы, наверное, много кой-чего знаете, — сказал он, вставая и собираясь уходить.

— Да, — ответил я откровенно. — Но я сказал тебе достаточно.

— Ну что же, может быть, — он посмотрел на меня мрачным взглядом. — Так или иначе, я скоро узнаю, сказал ли он об этом Молли. Если да, то наша беседа будет вполне естественна. Если нет — ну, ладно, я позвоню вам. До свидания.

Он ушел.

Я подошел к остаткам куклы на столе. Душистая лужица затвердела. При этом она приняла форму, грубо напоминающую человеческое тело; с миниатюрными ребрами и просвечивающим позвоночником она имела исключительно неприятный вид.

Преодолевая отвращение, я собирал вещество для анализа, когда пришел Брейл. Я был так возбужден улучшением состояния Рикори и случившимся, что не сразу заметил его бледность и задумчивость. Я прервал свой рассказ о сомнениях, касающихся Мак-Кенна, чтобы спросить его, в чем дело.

— Сегодня утром я проснулся с мыслью о Харриет, — сказал он. — Я знал, что цифры 4 — 9 — 1, если только было так, не означали Диана. Эта мысль преследовала меня. Неожиданно я вдруг сообразил, что это означает «diary» (дневник). В свободный час я побежал к Роббинс. Мы обыскали квартиру и нашли дневник Харриет. Вот он.

Он протянул мне маленькую тетрадку и тихо сказал:

— Я уже прочел ее.

Вот что там было (переписываю части, касающиеся описываемых событий).

3 ноября. Сегодня со мной случилось странное событие. Зашла в парк Баттери посмотреть на новых рыбок в аквариуме. Имела свободный часок после этого и пошла побродить по лавочкам, чтобы купить что-нибудь для Дианы. Наткнулась на странную маленькую лавочку. В окне стояли прелестнейшие куклы и лежали самые чудесные кукольные платья, какие я когда-либо видела. Я стояла, глядя на них и в лавку через окно.

В лавке была девушка. Она стояла спиной ко мне. Вдруг она повернулась и посмотрела на меня. Она меня как-то странно поразила. Лицо ее было бледно, совсем без окраски, а глаза — большие и испуганные. У нее была масса волос пепельного цвета, собранных на макушке. Странная девушка!

Не менее минуты мы смотрели друг на друга. Затем она быстро покачала головой и сделала знак рукой, как бы предлагая мне уйти. Я была так удивлена, что едва поверила глазам. Я уже хотела зайти и спросить, в чем дело, но взглянув на часы, увидела, что опаздываю в госпиталь. Я снова посмотрела в лавку и заметила, что задняя дверь ее медленно отворяется. Девушка сделала отчаянный жест. Что-то было такое во всем этом, что мне захотелось вдруг убежать. Я не убежала, но повернулась и пошла прочь.

Весь день я об этом думала. Мне было любопытно, и я немного сердилась. Куклы и их платья были прелестны. Почему мне нельзя было войти? Почему их не купить? Но я выясню это.

5 ноября. Сегодня я опять пришла в лавку. Тайна углубилась. Только я не думала, чтобы тут была какая-нибудь тайна. Я думаю, бедняжка немного ненормальная. Я не остановилась у окна, а зашла прямо в лавку. Когда она увидела меня, ее глаза стали еще более испуганными, и она даже задрожала. Я подошла к ней и она прошептала:

— О, я же сказала вам, чтобы вы ушли. Зачем вы вернулись?

Я засмеялась и сказала: «Вы странная продавщица. Разве вы не заинтересованы в продаже своих товаров?»

Она ответила быстро и тихо: «Теперь поздно. Вы уже не можете уйти. Но не трогайте ничего. Не прикасайтесь ни к чему, что она будет давать вам, не прикасайтесь». А затем она сказала обычным голосом: «Что вам показать? У меня есть все для кукол».

Переход был так резок, что я поразилась. И тут я увидела, что дверь открылась. Та же дверь, что и тогда, и на ее пороге стоит женщина и смотрит на меня.

Я смотрела на нее, не знаю сколько времени. Она была какая-то особенная. В ней было не менее одного метра восьмидесяти сантиметров роста, она была огромна, с огромными грудями, но не жирна, а мощна. Лицо у нее было длинное и коричневое. Над губами у нее были усы, волосы густые, серебристо-серые. Но ее глаза просто приковывали меня к месту. Она, видимо, была ужасно жизнеспособна. Или, может быть, казалась таковой рядом с безжизненной девушкой?

Нет, конечно, она была полна необычной энергии. У меня по спине пробежала дрожь, когда я смотрела на нее.

Я подумала глупо: «Какие у тебя большие глаза, бабушка! — Чтобы лучше тебя видеть, внученька! — Какие у тебя большие зубы, бабушка! — Чтобы лучше тебя съесть, внученька!»

А у нее действительно были большие зубы, сильные и желтые.

Я сказала совсем глупо: «Как поживаете?»

Она улыбнулась и дотронулась до моей руки и я почувствовала странную дрожь от ее прикосновения.

Руки ее были удивительно красивы. Так красивы, даже жутко! Длинные с заостренными пальцами, белые. Как руки Эль-Греко или Боттичелли. Я думаю, что именно это и поразило меня. Казалось, что они не принадлежат ее огромному телу. И глаза тоже. Глаза и руки. И все-таки было именно так.

Она улыбнулась и сказала: «Вы любите красивые вещи?»

Голос ее был такой же, как руки и глаза. Глубокое богатое контральто. Я почувствовала, как он входит в меня, как аккорд органа.

Я кивнула. Она сказала: «Тогда я покажу их вам, дорогая. Войдите». На девушку она не обращала никакого внимания. Когда я переступила порог, я оглянулась.

Девушка стояла испуганная, и я ясно услышала, как она шепнула «Помните».

Мы вошли в комнату… я не могу описать ее. Она была такой, как глаза, голос, руки ее хозяйки. Когда я вошла, у меня появилось ощущение, что я не в Нью-Йорке, не в Америке. Нигде на земле. У меня было ощущение, что единственное место на земле, где можно существовать — эта комната.

Я испугалась. Комната была больше, чем можно было предположить по размерам лавки. Может быть, в этом был виноват свет. Мягкий, приятный, сумеречный свет. Панели были изысканны, потолок был обшит материей. Одна стена была пуста, только старый камин. Было очень тепло. В комнате стоял старый приятный запах, может быть, от горящих поленьев. Мебель была старая, изысканная и очень необычная. На стене висели старинные ковры.

Странно, но мне трудно вспомнить, что было в этой комнате. Осталось только ощущение небывалой красоты. Ясно я помню стол и круглое зеркало, о котором мне почему-то неприятно вспоминать.

Я неожиданно для себя начала ей рассказывать о себе, о Диане, о том, что Диана любит красивые вещи.

Она выслушала и сказала своим чудесным голосом: «У нее будет красивая вещь, моя дорогая». Она вынула из шкафа самую прелестную на всем свете куклу. Я пришла в восторг от мысли, как обрадовалась бы ей моя маленькая Ди. Маленькая бэби была сделана изысканно и совсем как живая. «Нравится?»

— спросила у меня хозяйка. Я ответила, что к сожалению, я бедна и не смогу купить у нее такое сокровище.

— Но я не бедна. Она будет вашей, когда я кончу ее одежду, — рассмеялась она.

Я не удержалась и, хотя это было невежливо, сказала ей: «Вы, наверное, очень богаты. У вас такие чудесные вещи. Удивляюсь, зачем вы держите кукольную лавку».

А она снова засмеялась и сказала: «Чтобы встречаться с такими милыми людьми, моя дорогая».