Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения и поэмы

Багрицкий Эдуард Георгиевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения и поэмы - Багрицкий Эдуард Георгиевич - Страница 50

Изменить размер шрифта:

Человек предместья

Вот зеленя прозябли,

Продуты ветром дни,

Мой подмосковный зяблик,

Начни, начни…

Бревенчатый дом под зеленой крышей,

Флюгарка визжит, и шумят кусты,

Стоит человек у цветущих вишен:

Герой моей повести — это ты!

Вкруг мира, поросшего нелюдимой

Крапивой, разрозненный мчался быт.

Славянский шкаф и труба без дыма,

Пустая кровать и дым без трубы.

На голенастых ногах ухваты,

Колоды для пчел — замыкали круг.

А он переминался, угловатый,

С большими сизыми кистями рук.

Вот так бы нацелиться — и с налета

Прихлопнуть рукой, коленом прижать…

До скрежета, до ледяного пота

Стараться схватить, обломать, сдержать!

Недаром учили: клади на плечи,

За пазуху суй — к себе таща,

В закут овечий,

В дом человечий,

В капустную благодать борща.

И глядя на мир из дверей амбара,

Из пахнущих крысами недр его,

Не отдавай ни сора, ни пара,

Ни камня, ни дерева — ничего!

Что ж, служба на выручку!

Полустанки…

Пернатый фонарь да гудки в ночи…

Как рыжих младенцев, несут крестьянки

Прижатые к сердцу калачи.

Гремя инструментом, проходит смена.

И там, в каморке проводника,

Дым коромыслом. Попойка. Мена.

На лавках рассыпанная мука.

А всё для того, чтобы в предместье

Углами укладывались столбы,

Чтоб шкаф, покружившись, застрял на месте,

Чтоб дым, завертясь, пошел из трубы.

(Но всё же из будки не слышно лая,

Скворешник пустует, как новый дом,

И пухлые голуби не гуляют

Восьмеркою на чердаке пустом.)

И вот в улетающий запах пота,

В смолкающий плотничий разговор,

Как выдох, распахиваются ворота —

И женщина вплывает во двор.

Пред нею покорно мычат коровы,

Не топоча, не играя зря,

И — руки в бока — откинув ковровый

Платок, она стоит, как заря.

Она расставляет отряды крынок:

Туда — в больницу. Сюда — на рынок,

И, вытянув шею, слышит она

(Тише, деревья, пропустишь сдуру)

Вьющийся с фабрики Ногина

Свист выдаваемой мануфактуры.

Вот ее мир — дрожжевой, густой,

Спит и сопит — молоком насытясь,

Жидкий навоз, над навозом ситец,

Пущенный в бабочку с запятой.

А посередке, крылом звеня,

Кочет вопит над наседкой вялой.

Черт его знает зачем меня

В эту обитель нужда загнала!..

Здесь от подушек не продохнуть,

Легкие так и трещат от боли…

Крикнуть товарищей? Иль заснуть?

Иль возвратиться к герою, что ли?!

Ветер навстречу. Скрипит вагон.

Черная хвоя летит в угон.

Весь этот мир, возникший из дыма,

В беге откинувшийся, трубя,

Навзничь; он весь пролетает мимо,

Мимо тебя, мимо тебя!

Он облетает свистящим кругом

Новый забор твой и теплый угол.

Как тебе тошно. Опять фонарь

Млеет на станции. Снова, снова

Баба с корзинкой. Степная гарь

Да заблудившаяся корова.

Мир переполнен твоей тоской;

Буксы выстукивают: на кой?

На кой тебе это?

Ты можешь смело

Посредине двора в июльский зной

Раскинуть стол над скатертью белой

Средь мира, построенного тобой.

У тебя на столе самовар как глобус,

Под краном стакан, над конфоркой дым;

Размякнув от пара, ты можешь в оба

Теперь следить за хозяйством своим.

О, благодушие! Ты растроган

Пляской телят, воркованьем щей,

Журчаньем в желудке…

А за порогом —

Страна враждебных тебе вещей.

На фабрику движутся, раздирая

Грунт, дюжие лошади (топот, гром).

Не лучше ль стоять им в твоем сарае

В порядке. Как следует. Под замком.

Чтобы дышали добротной скукой

Хозяйство твое и твоя семья,

Чтоб каждая мелочь была порукой

Тебе в неподвижности бытия.

Жара. Не читается и не спится.

Предместье солнцем оглушено.

Зеваю. Закладываю страницу

И настежь распахиваю окно.

Над миром, надтреснутым от нагрева,

Ни ветра, ни голоса петухов…

Как я одинок! Отзовитесь, где вы,

Веселые люди моих стихов?

Прошедшие с боем леса и воды,

Всем ливням подставившие лицо,

Чекисты, механики, рыбоводы,

Взойдите на струганое крыльцо.

Настала пора — и мы снова вместе!

Опять горизонт в боевом дыму!

Смотри же сюда, человек предместий: —

Мы здесь! Мы пируем в твоем дому!

Вперед же, солдатская песня пира!

Открылся поход.

За стеной враги.

А мы постарели. — И пылью мира

Покрылись походные сапоги.

Но всё ж по-охотничьи каждый зорок.

Ясна поседевшая голова.

И песня просторна.

И ветер дорог.

И дружба вступает в свои права.

Мы будем сидеть за столом веселым

И толковать и шуметь, пока

Не влезет солнце за частоколом

В ушат топленого молока.

Пока не просвищут стрижи. Пока

Не продерет росяным рассолом

Траву до последнего стебелька.

И, палец поднявши, один из нас

Раздумчиво скажет: «Какая тьма!

Как время идет! Уже скоро час!»

И словно в ответ ему, ночь сама

От всей черноты своей грянет: «Раз!»

А время идет по навозной жиже.

Сквозь бурю листвы не видать ни зги.

Уже на крыльце оно. Ближе. Ближе.

Оно в сенях вытирает сапоги.

И в блеск половиц, в промытую содой

И щелоком горницу, в плеск мытья

Оно врывается непогодой,

Такое ж сутуловатое, как я,

Такое Ж, как я, презревшее отдых,

И, вдохновеньем потрясено.

Глаза, промытые в сорока водах,

Медленно поднимает оно.

От глаз его не найти спасенья,

Не отмахнуться никак сплеча,

Лампу погасишь. Рванешься в сени.

Дверь на запоре. И нет ключа.

Как ни ломись — не проломишь — баста!

В горницу? В горницу не войти!

Там дочь твоя, стриженая, в угластом

Пионерском галстуке, на пути.

И, руками комкая одеяло,

Еще сновиденьем оглушена,

Вперед ногами, мало-помалу

Сползает на пол твоя жена!

Ты грянешь в стекла. И голубое

Небо рассыпется на куски.

Из окна в окно, закрутись трубою,

Рванутся дикие сквозняки.

Твой лоб сиянием окровавит

Востока студеная полоса,

И ты услышишь, как время славят

Наши солдатские голоса.

И дочь твоя подымает голос

Выше берез, выше туч, — туда,

Где дрогнул сумрак и раскололась

Последняя утренняя звезда.

И первый зяблик порвет затишье…

(Предвестник утренней чистоты.)

А ты задыхаешься, что ты слышишь?

Испуганный, что рыдаешь ты?

Бревенчатый дом под зеленой крышей.

Флюгарка визжит, и шумят кусты.

1932