Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения и поэмы

Багрицкий Эдуард Георгиевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения и поэмы - Багрицкий Эдуард Георгиевич - Страница 28

Изменить размер шрифта:

Слово — в бой (На смерть т. Малиновского)

Плавится мозолистой рукою

Трудовая, крепкая страна.

Каждый шаг еще берется с бою,

В каждом сердце воля зажжена.

Были дни — винтовкой и снарядом

Отбивался пролетариат.

Кровь засохла — под землею кладом

Кости выбеленные лежат.

А над ними, трудовой, огромный,

Мир встает, яснеет кругозор…

И на битву с крепью злой и темной

От завода движется рабкор.

Сталь пера, зажатая сурово,

Крепче пули и острей ножа…

И печатное стегает слово

Тех, кто в темень прячется, дрожа.

И печатное грохочет слово

Над виновными, как грузный гром,

Разрываясь яростью свинцовой

Над склоняющимся в прах врагом.

Что сильней рабочего напора!

Слово едкое, как сталь остро!

В героической руке рабкора

Заливается, звенит перо!

Голосом маховиков и копей

Говорит рабкор. И перед ним

Сила вражья мечется, как хлопья

Черной сажи, и летит, как дым.

Но не дремлет вражеская сила,

Сила вражеская не легка:

Вот рабкора, притаясь, убила

Хитрая, лукавая рука…

Слишком смело он пером рабочим

Обжигал, колол и обличал,

Слишком грозно поглядел ей в очи,

Слишком громко правду закричал.

Гей, рабкор! Свое перо стальное

Зажимай мозолистой рукой,

Чтоб ты мог за право трудовое

Дать решительный, последний бой.

1924

Порт (летний день)

Он входит в порт, огромный, неуклюжий,

Обглоданный ветрами пароход,

Из труб куделью, душной и верблюжьей,

Сползает дым и за корму плывет.

А порт не спит… Товарные вагоны

По рельсам двигаются и скрипят…

Течет зерно струей неугомонной,

И грузчики у сходен голосят.

И дни текут, пропахшие душистой

Пшеничной пылью, дымом и смолой;

Всё тот же зной, томительный и мглистый,

И плачущий мартын над головой…

А дальше, там где не дымятся трубы

И копоть не покрыла небеса,

Там гички вылетают из яхт-клуба,

И яхты расправляют паруса…

За маяком, за вольным поворотом,

Свежеет ветер и плывут дубки,

Там высыпают в воду переметы

С Фонтана прибывшие рыбаки…

И сквозь простор, заснувший непробудно,

Подергивает рябью ветровой,

Из Севастополя проходит судно,

И красный флаг полощет за кормой.

А дальше тишь, а дальше соль и птицы,

Смолистая, тяжелая вода…

Но вот дымок — плывут из-за границы

В советский порт торговые суда.

1924

Возвращение

Кто услышал раковины пенье,

Бросит берег — и уйдет в туман;

Даст ему покой и вдохновенье

Окруженный ветром океан…

Кто увидел дым голубоватый,

Подымающийся над водой,

Тот пойдет дорогою проклятой,

Звонкою дорогою морской…

Э. Багрицкий

Так и я…

Мое перо писало,

Ум выдумывал,

А голос пел;

Но осенняя пора настала,

И в деревьях ветер прошумел…

И вдали на берегу широком

О песок ударилась волна,

Ветер соль развеял ненароком,

Чайки раскричались дотемна…

Буду скучным я или не буду — Всё равно!

Отныне я другой…

Мне матросская запела удаль,

Мне трещал костер береговой…

Ранним утром

Я уйду с Дальницкой,

Дынь возьму и хлеба в узелке,

Я сегодня

Не поэт Багрицкий,

Я — матрос на греческом дубке…

Свежий ветер закипает брагой,

Сердце ударяет о ребро…

Обернется парусом бумага,

Укрепится мачтою перо…

Этой осенью я понял снова

Скуку поэтической нужды;

Не уйти от берега родного,

От павлиньей,

Радужной воды…

Только в море —

Бесшабашней пенье,

Только в море —

Мой разгул широк:

Подгоняй же, ветер вдохновенья,

На борт накренившийся дубок…

1924

Арбуз

Свежак надрывается. Прет на рожон

Азовского моря корыто.

Арбуз на арбузе — и трюм нагружен,

Арбузами пристань покрыта.

Не пить первача в дорассветную стыдь,

На скучном зевать карауле,

Три дня и три ночи придется проплыть —

И мы паруса развернули…

В густой бородач ударяет бурун,

Чтоб брызгами вдрызг разлететься;

Я выберу звонкий, как бубен, кавун —

И ножиком вырежу сердце…

Пустынное солнце садится в рассол,

И выпихнут месяц волнами…

Свежак задувает!

Наотмашь!

Пошел!

Дубок, шевели парусами!

Густыми барашками море полно,

И трутся арбузы, и в трюме темно…

В два пальца, по-боцмански, ветер свистит,

И тучи сколочены плотно.

И ерзает руль, и обшивка трещит,

И забраны в рифы полотна.

Сквозь волны — навылет!

Сквозь дождь — наугад!

В свистящем гонимые мыле,

Мы рыщем на ощупь…

Навзрыд и не в лад

Храпят полотняные крылья.

Мы втянуты в дикую карусель.

И море топочет как рынок,

На мель нас кидает,

Нас гонит на мель

Последняя наша путина!

Козлами кудлатыми море полно,

И трутся арбузы, и в трюме темно…

Я песни последней еще не сложил,

А смертную чую прохладу…

Я в карты играл, я бродягою жил,

И море приносит награду, —

Мне жизни веселой теперь не сберечь

И руль оторвало, и в кузове течь!..

Пустынное солнце над морем встает,

Чтоб воздуху таять и греться;

Не видно дубка, и по волнам плывет

Кавун с нарисованным сердцем…

В густой бородач ударяет бурун,

Скумбрийная стая играет,

Низовый на зыби качает кавун —

И к берегу он подплывает…

Конец путешествию здесь он найдет,

Окончены ветер и качка, —

Кавун с нарисованным сердцем берет

Любимая мною казачка…

И некому здесь надоумить ее,

Что в руки взяла она сердце мое!..

1924, 1928