Золотое руно - Ашар Амеде - Страница 10

Янычары обвязали веревку вокруг тела Югэ и двинулись в путь, ведя его за собой. Выйдя из палатки, Югэ увидел Угренка, притворявшегося спящим на траве. Югэ снова засвистел и поднял руку к голове. Угренок зашевелился и пополз под забором.

Монтестрюка привели в тюрьму. Это был погреб с кольцом и цепью в стене. В углу лежала солома.

— Ну, вот твое жилье, — сказал Орфано Монтестрюку. — А теперь…не буду томить тебя больше.

Резким движением он сорвал с себя чалму и бороду.

— Брикетайль! — вскричал Югэ.

— Брикетайль, он же капитан д'Арпальер. Тебе уже улыбалось счастье, ты держал меня в своих руках: и в Арманьяке, и в Париже. Теперь я тебя держу в своих руках. И честное слово, не выпущу из них. Иди и спи спокойно.

Часовой втолкнул Монтестрюка в камеру и закрыл за ним дверь.

Югэ провел бессонную ночь. Он мысленно простился со всеми: с матерью, с Орфизой, которую считал уже своей, с друзьями. Жаль расставаться с жизнью. Но зато он не изменил своей чести. Это делало его гордым за свое имя.

Наутро за ним пришел Брикетайль.

— Ну, немножко подлости — и у вас будет лучший день в жизни.

— Уж вы-то поделились бы ею, если бы вас попросили. Ведь у вас её хватит на целую армию.

Брикетайлю оставалось лишь натужно улыбаться.

Наконец, они пришли в палатку к визирю. С минуту визирь смотрел на Югэ. Справа от него стоял палач для казни, слева — палач для пытки. Затем визирь произнес:

— Я дал тебе целую ночь. Ты подумал?

— Да.

— И обо всем расскажешь?

— Нет.

— Так что же ты выбрал — смерть или пытку?

— Это уже твое дело, сам и выбирай.

Ахмет было сделал движение, но вмешался Брикетайль: -

Твое величие поступило справедливо в отношении моих помыслов. Позволь же мне просить за этого француза. Ведь для тебя правда дороже страданий, не так ли?

— Так, ну и что? — насторожился турок, чувствуя, что готовится нечто страшное.

— Можно добиться правдивых показаний, не прибегая ни к огню, ни к железу. В Испании суды священной инквизиции давно уже пользуются чудесными кроткими средствами. Никакое упорство не в состоянии выдержать их убедительного воздействия. Чтобы сломить всякое сопротивление, нужно всего лишь несколько капель воды. Всего лишь!

— Ты что, смеешься надо мной, что ли? — изумился визирь.

— Я у тебя — птица в когтях у орла. Безумно мне шутить с тобой. Позволь попробовать.

— Ладно, — смирился визирь, — делай, что хочешь.

По совету маркиза позвали плотника, и прямо в помещении, где они были, построили подобие виселицы. Поставили бочку с водой. К виселице приладили хитрое устройство, отцеживавшее по капле воду из бочки. На голове Югэ выбрили кружок величиной с монету, привязали его самого к виселице покрепче и поставили так, что вода падала точно в выбритый кружок. Естественно, привязали Югэ так, что он не смог и пошевелиться.

Все ещё сомневаясь, Кьюперли пристроился на диване, закурил трубку и стал наблюдать.

Капли падали на голову Югэ, растекались по волосам и стекали ручейками по щекам. Сначала Югэ испытывал только прохладу и ничего более. Затем каждая капля стала производить в его голове глухой неприятный шум. Этот шум стал сотрясать все тело каждый раз, когда капля падала на голову. Затем наступила усталость, нараставшая чуть не с каждой каплей. Потом возникла боль, сначала легкая и местная, затем все усиливавшаяся, которая со временем охватила весь его череп.

Наконец, боль достигла такой величины, будто по голове били молотком. Потом возникло ощущение, что голову просто буравили. И с каждым поворотом бурав все сильнее и глубже входил в мозг. У Югэ звенело в ушах, жилы на черепе вздулись, удары пронзали уж все тело. Лицо Югэ подернулось судорогами, щеки то бледнели, то краснели.

— Очень остроумно, — заметил турок, выпуская изо рта струю благовонного дыма. — Если кто-либо из инквизиторов, изобретателей этой штуки, попадется мне в руки, я в благодарность заставлю его испытать её на себе самом.

Монтестрюк закрыл глаза. Брикетайль тронул его рукой: — Будешь говорить?

— Нет.

— Если в бочке вода закончилась, велю снова налить, — произнес Ахмет, лениво вытягиваясь на диване.

После убийства гречанки он ещё так прекрасно не проводил время. Но тут с поклоном вмешался Брикетайль:

— Зачем? Так он может и умереть.

— И что же, пусть.

— Ну а зачем же забывать о милосердии? Пусть лучше отдохнет ночью, заодно и подумает. А если уж так ему это понравится, завтра и продолжим. Да ещё и продлим опыт. А заодно, глядишь, он нам и правду скажет, когда верней и лучше оценит наш эксперимент.

— Делай, как хочешь…Я ведь и впрямь человек добрый, — с улыбкой ответил Ахмет.

Во время этого разговора Югэ лишился чувств и его пришлось унести.

9. Дела запутываются

Пока Брикетайль водворял Монтестрюка обратно в тюрьму, Угренок, стараясь не попадаться никому на глаза, бросился вон из лагеря. Ему удалось уже выбраться в поле, где он пошел смелее и ускорил было шаг, как вдруг у небольшого лесочка его окликнул человек.

Что делать? Автоматически Угренок продолжал идти, делая вид, что не слышал оклика. Сам же по-прежнему держал путь к леску, стараясь укрыться за бугром, который уже был близок. Но после второго оклика он решил, что терять время нечего, и пустился бежать к леску. Тут уж часовой решился, наконец, и выстрелил в него. Пуля чиркнула о землю рядом с мальчиком, но через два-три шага он уже был за бугром, а оттуда быстро нырнул в чащу деревьев. Часовой, сидевший на лошади, бросился было за ним, но дорога казалась для него непростой. Ветви деревьев и кустарника мешали лошади на каждом шагу, чего, однако, вовсе не испытывал беглец. Вскоре он исчез из глаз часового окончательно.

Угренок быстро пересек рощицу и вышел на опушку с другой стороны. Невдалеке он увидел пасущийся в поле небольшой табун. Он быстро подошел к нему, не видя никого. Лошади, увидев его, не разбежались, а лишь заржали. Он выбрал одну из них, взнуздал бывший у него веревкой, а вместо хлыста воспользовался срезанным в орешнике прутом. Затем, вскочив на нее, он пустился в сторону, где ожидал встретить французов.

К тому времени французская армия, наконец, соединилась с войсками Монтекюкюлли, чему помог просто слепой случай. Следует указать, что молодые французские дворяне, ехавшие на войну, как на прогулку, сумели по пути увлечь немало немецкой молодежи, так то французский лагерь представлял довольно пестрое зрелище.

Добавим также, что его удостоила своим пребыванием и графиня Монлюсон. Она и раньше не пренебрегала возможностью полюбоваться на маневры армии, столь богатой молодыми кавалерами. Впрочем, не в последнюю очередь ею руководило желание встретиться с Югэ который был ей ближе к сердцу, чем она хотела себе в этом сознаться. Компанию ей составила (помимо кавалеров, разумеется) принцесса Мамьяни.

Так что графиня Монлюсон поехала вместе с принцессой Мамьяни под конвоем любезных кавалеров. Прибытие в лагерь прекрасных дам в компании сонма молодых офицеров, послуживших превосходным пополнением для армии, было встречено всеобщим восторгом. (Надеюсь, читательницы порадуются за представительниц их прекрасного пола, а читатели пола противоположного поймут, почему автор — мужчина вполне разделяет этот всеобщий восторг.)

К моменту прибытия Угренка в круге знакомых и друзей Монтестрюка царило определенное беспокойство. Граф Колиньи испытывал боязнь, что его молодой друг может подвергнуться опасностям, из которых ему трудно будет выбраться (как видим, он боялся не зря)

Маркиз Сент-Эллис вертел в руках таинственный пакет Монтестрюка и, горя желанием поскорее ознакомиться с его содержанием, постоянно советовался с принцессой Мамьяни по этому поводу.

Все мрачнее и все худее становился Коклико. Уехавшего без него Монтестрюка он считал предателем. Целыми днями он бродил в округе, пытаясь хоть что-то узнать, но все было тщетно. От этого лаконизм речи Коклико достиг предела, и от него нельзя было добиться ни слова.