Любовь и месть - Хэмпсон (Хампсон) Энн - Страница 20

Он отошел, и миссис Ламбедес уставилась на Антонию.

— Вы не говорите по-гречески?

— Я знаю несколько слов, — пожала плечами девушка.

— «Пожалуйста» и «спасибо», я полагаю? — не пытаясь скрыть пренебрежения, поинтересовалась женщина.

— Да, именно эти слова.

— Вам не обязательно говорить по-гречески, — покровительственно произнесла красотка. — Сейчас большинство жителей Греции знает английский.

Тони пристально посмотрела ей в глаза.

— Однако владеющий языком получает преимущество. — Она выдержала небольшую паузу. — Можно быть уверенным, что не возникнет ситуации, когда тебя обсуждают за твоей спиной, а ты ни о чем не догадываешься.

Женщина слегка вздрогнула.

— Надеюсь, вы не решили, что Дарос и я говорили о вас? — Тон ее низкого и хриплого голоса был снисходительным и не содержал даже намека на чувство вины.

— А почему я должна была так подумать, мадам Ламбедес?

Эвианиа глядела на девушку чересчур пристально, и та стала краснеть. К облегчению Антонии, в этот момент появился Дарос с ее бокалом. Протянув вино жене, он заметил выражение ее лица и перевел взгляд на ее собеседницу.

— Что-то не так? — полюбопытствовал он.

— Мне кажется, твоя супруга думает, будто мы болтали о ней. — Эти слова прозвучали как вызов.

Тони затаила дыхание, сожалея о минутной вспышке, которая вынудила ее затронуть эту скользкую тему.

— Мадам Ламбедес показалось, — сказала она с наигранной беспечностью, поднося бокал к губам.

Муж странно посмотрел на Антонию.

— Я заинтригован. Одной из вас лучше утолить мое любопытство, — произнес он.

— Твоя жена говорила о том, как неприятно не понимать чужой язык. Она намекнула, что о таком человеке могут сплетничать в его присутствии, а он не будет об этом знать, — коротко объяснила ему Эвианиа.

— Это было обычное, ничего не значащее замечание. — Длинные ресницы Тони опустились, скрывая от пытливого взгляда мужа выражение ее глаз. — Мадам Ламбедес, очевидно, неверно истолковала мои слова.

Больше эта тема не затрагивалась, но девушка до конца приема ощущала себя неуютно. Один или два раза, когда приглашенные что-то говорили по-гречески, она ловила на себе изучающий взгляд супруга. Антония сохраняла каменное, равнодушное выражение лица и надеялась, что эта уловка окажется действенной. Но она поклялась себе впредь быть осторожнее. Ведь Тони уже так далеко зашла в своей мистификации, что не существовало способа обнаружить свое знакомство с греческим языком так, чтобы не выглядеть при этом очень глупо.

В конце концов гости разъехались, и девушка осталась наедине с Даросом.

— Ты поступила мудро, прислушавшись к моему предупреждению, — заявил он, пытаясь подавить зевок. — Надеюсь, урок был усвоен.

Ее глаза сверкнули.

— Обязательно надо издеваться над моей заботой о твоих чувствах? — рявкнула его жена, и черные брови мужчины взлетели наверх.

— Забота? — насмешливо повторил судовладелец. — Капитуляция — вот нужное тебе слово.

— Если такая формулировка тешит твое самолюбие, — парировала Антония с завидной сдержанностью, — тогда тебе вскоре придется расстаться со своими иллюзиями.

Дарос расхохотался:

— Если кто и пребывает во власти иллюзий, так это ты. Ты уже должна была понять, что меня сердить не стоит, — самоуверенно произнес он. — Однако ты из кожи вон лезешь, чтобы досадить мне. Почему, я не в силах понять, хотя какая-то причина наверняка существует.

Какая-то причина! Однажды он о ней узнает!

— Я иду спать, — уклонилась от продолжения разговора Тони и вышла из комнаты.

Она слышала, как мужчина поднялся в свою спальню несколько минут спустя. Машинально покосившись на незапертую дверь между комнатами, девушка подумала об Оливии и о том, какой была эта женщина. Судя по всему, красивой и чувственной. Антония отдавала предпочтение этому слову, по сравнению с тем эпитетом, который использовала Эвианиа, называя бывшую невесту Дароса более сексуальной, чем Тони. Интересно, из-за какого проступка Оливии помолвка была разорвана? И действительно ли надменный грек никогда не сможет забыть эту женщину, как утверждала Эвианиа? Оливия сожалела о неприятностях, причиненных Даросу. Вполне вероятно, они отбросят свои разногласия, когда мистер Латимер вновь обретет свободу. Неизвестно почему расстроившись, девушка наконец легла в постель. Она продолжала думать о прекрасной незнакомке, которая каким-то образом узнала, что дед Дароса угрожал Антонии, а следовательно, и о том, что брак мог быть не более чем видимостью. Оливия, естественно, с энтузиазмом начнет соперничать с Тони, если судовладелец согласится простить обиду, нанесенную бывшей невестой.

«Соперничать». С какой стати это слово возникло в ее мыслях? Ни о каком соперничестве между Оливией и самой Антонией и речи быть не может. Пусть бывшая высокомерная невеста и получает своего властолюбивого со всеми потрохами, и удачи ей!

Но постепенно девушкой начало овладевать очень странное чувство, чувство, которому она не могла дать названия. Оно не давало Тони уснуть и заставило ее полночи ворочаться в постели.

Ее последние мысли перед погружением в дрему были, однако, о Чаритосе Леонти и прогулке, о которой они условились по телефону. Миссис Латимер хотела взять с собой племянников, но Леонти удалось убедить девушку, что ей нужно отдохнуть от сорванцов.

— За детьми же могут присмотреть слуги, — подал идею парень. — Как насчет экономки? Она не займется ими на полдня? В конце концов, ребятишки уже не младенцы.

— Хорошо, я поеду без них, — сдалась Антония. — О них позаботится Мария, как ты и советуешь.

— Отлично. Мы съездим в Родос, пообедаем там, после чего ты сможешь пройтись по магазинам, если захочешь, — предложил Чаритос. — А потом я покажу тебе город.

По магазинам! У Тони не было ни единой драхмы!

— Давай не будем тратить время на магазины, Леонти, — попросила девушка. — Я предпочитаю экскурсию.

Таким образом, они обо всем договорились. Миссис Латимер почувствовала слабое угрызение совести, из-за того, что оставляла детей. Но с другой стороны, она с нетерпением ждала вечера, который должна была провести в обществе Чаритоса.

Глава 6

Пообедав в «Гранд-отеле», они направились в сторону старого города, с его массивными стенами, построенными рыцарями-крестоносцами, и диковинной турецкой архитектурой. Узкие окна, прикрытые узорными решетками, казалось, с виноватым любопытством взирали на узкие кривые переулочки внизу.

Когда они прошли сквозь великолепные Морские ворота, окружающее внезапно изменилось, подобно декорациям в театре. Несколько шагов — и Запад остался позади, а перед их глазами предстал восточный город.

— Потрясающе! — воскликнула Антония. — Здесь так уютно: все из булыжника, и здания средневековые, и мечети с минаретами!

Чаритос расхохотался над ее незамысловатым описанием этих кварталов. Почувствовав ее внезапно возникшую симпатию, он взял Тони за руку.

— Деревья и забавные маленькие переулочки, — добавил парень, подыгрывая ей. — Дома со сводчатыми арками входов, которые словно подпирают друг друга.

— И ощущение изолированности и какой-то тревоги.

— Сказывается влияние старых порядков, — пояснил спутник. — Долгое время греки должны были покидать старый город к восьми часам вечера.

— Они боялись турок? — предположила девушка.

— Нет, это турки их боялись. Мы не всегда были такими добрыми и нежными, как сейчас, — добавил он, смеясь.

«Добрыми и нежными»? Тони не стала бы использовать эти слова, описывая одного властолюбивого и самодовольного грека. Однако, может быть, он унаследовал некоторые свои пороки от отца-англичанина? Возможно, но маловероятно. Англичане совсем другие, решила Антония, преданная своим соотечественникам.

— Как ты относишься к идее что-нибудь выпить? — поинтересовался Чаритос через некоторое время. — Это солнце вызывает жажду.

Они сели на скамью рядом с мечетью, под тенью огромного платана. Глаза Антонии сияли, щеки разрумянились. Для нее это было первое путешествие за пределы Линдоса, и она получала от него большое удовольствие. Ее спутник продиктовал заказ турку с желтоватой кожей, вышедшему из кафе, а затем откинулся на спинку стула и стал с восхищением рассматривать свою спутницу.