Путь в Обитель Бога (СИ) - Соколов Юрий Юрьевич - Страница 58

Под вечер того дня, когда время исчезло, со стороны гор послышался одиночный автоматный выстрел, за ним второй. Там, на крутых склонах Дангайского хребта, заросших драконьей травой и гигантским чертополохом, охотился Ждан. Не попал с первого раза — мазила. Впрочем, у Генки же автомат новый, никто его не пристреливал, а свою винтовку я ему отдать отказался. Во второй раз-то хоть попал?

Спина совсем онемела, и я встал, намереваясь размяться. Скелет в кратере лежал на своём месте, но я не сразу вспомнил, как он там оказался.

— Надо же — никуда не ушёл? — Я погрозил ему пальцем. — Смотри, не уходи, мне тут скучно будет одному…

Где-то далеко над мехраном в воздухе дрожала еле заметная прозрачная змейка. Генка уже разжёг костёр — следовательно, со второго раза он попал. Надеюсь, в кого-то стоящего попал, а не в троерога, состоящего из одних сухожилий… В любом случае, скоро будет мясо, но и это меня мало заботило.

Разгребатель услышал зов и уже двигался сюда. Я снова лёг на одеяло. Что-то сухое и быстрое коснулось моей руки. Змея-чернобог вздёрнула голову высоко над землёй, совсем рядом, и пристально смотрела мне в лицо злыми немигающими глазками. Вот она опустилась, коснулась раздвоенным язычком голой кожи на груди, в распахнутом вороте рубашки, быстро скользнула вперёд, переползая через моё тело, мазнула хвостом по шее. Ей не было дела до меня, как и мне до неё, и лишь по самому краешку сознания прошла мысль, что от её укуса человек умирает раньше, чем успел бы выкурить самокрутку. Вот сейчас змея спустится в кратер к моему соседу-мертвецу, заберётся в пустой череп и станет ждать, пока какой-нибудь дурачок не захочет забрать себе ржавую двустволку… И тогда она его укусит. Ей не нужна двустволка, она просто не хочет, чтобы тревожили её покой. Но никакому дурачку ржавая двустволка не нужна, поэтому её покой никто не потревожит…

И я бы не хотел, чтоб мой покой тревожили, но тут припёрся Генка с мясом.

— Осторожно, — предупредил я его. — Тут где-то чернобог.

— Знаю, — сказал он. — Только что пристукнул.

Лучше было бы змее сползти в кратер и постеречь ружьё моего соседа.

— Добыл двух диких осликов, — похвалился Генка. — Двумя выстрелами — представляешь? Но мне просто повезло — Тотигай их выгнал точно на меня.

— А я думал, что ты промазал в первый раз.

— Я и сам так подумал. Первый ослик пробежал шагов пятьсот, пока свалился. А вот второй — сразу.

— Они всё чаще заходят на Старые территории. Поди-ка, шли в сторону Харчевни.

— Скорее, оттуда. Очень упитанные, в мехране такие бока не наешь.

— Ну и как на вкус?

— Не знаю, не пробовал. Ты же сказал, тебе сейчас и сырое пойдёт. Ну, я обжарил чуток, да и принёс.

— А-а-а… Ну иди, вари себе.

— Разгребатель?..

— Не было. Ты иди, иди, Гена.

Ждан ушёл, а я принялся жевать мясо, машинально отметив, какое оно сочное. Интересно, когда люди окончательно привыкнут к додхарскому мясу, чтоб не варить его по нескольку часов? Весь вкус ведь отбивает. Ладно, мне-то сейчас ничего не повредит.

Сейчас я мог совсем ничего не есть — и ничуть не отощал бы, или мог питаться чем угодно, хоть травой с дёрном. Мог не пить, поскольку моё тело, словно галета, впитывало влагу прямо из воздуха вместо того, чтобы её испарять… Есть два способа призывания разгребателей — быстрый и медленный. При медленном ты просто думаешь о разгребателе, занимаясь обычными делами. Сейчас я использовал быстрый, и меня не тронули бы дикие звери, очутись они вдруг рядом, как только что не тронул чернобог. Серьёзным недостатком способа было своеобразное состояние, при котором начинаешь чувствовать себя круглым дураком и ведёшь себя соответственно. Долго так нельзя, иначе превратишься в блаженного и, чего доброго, совсем поселишься в мехране. Станешь жить, слоняясь по самым диким местам. Многое узнаешь, никто не сможет причинить тебе зла, но толку-то от этого…

Хотелось верить, что разгребатель близко и мне не придётся затягивать своё уединение. В любом случае я не собирался продлевать своё теперешнее состояние дольше, чем до утра. Слизняк уже услышал, он знает, что нужен мне. Я мог бы уже идти к своим, но надеялся, что увижу его появление.

Ночь настала незаметно. Длинный додхарский вечер я пропустил — наверное, заснул. Лавовое поле подо мной вздрагивало мелкой, почти незаметной, но противной дрожью. К чему бы это? По опыту я знал, что не могу сейчас вполне доверять своим ощущениям. Глаза были открыты, и перед ними вставали картины цветущего, ещё не выжженного солнцем Додхара. Города окружали живые стены, засеянные поля стерегли проросшие там и сям гидры. Когда-то они жили исключительно в низменных местах, по берегам озёр и в болотах. Теперь — где угодно.

Вплотную к полям примыкали леса. Крылатая мартышка спланировала с крайнего дерева в посевы, но одна из гидр успела её схватить. И вот уже щупальце другой твари посреди поля метнулось вниз, к земле, выхватив из гущи растений верещавшего додхарского суслика. Посевы был неприкосновенны. До поры.

Картина перед моими глазами поплыла, её сменила следующая — урожай созрел, и его собирали не то животные, не то биомеханизмы, похожие на четвероногих пауков с огромным отвисшим зобом. Когда зоб наполнялся, они шли прочь с поля, а гидры стояли неподвижно, впав в межсезонную спячку, прижав щупальца к стволу и выбросив на верхушке единственный бутон. Двуногие чудища с круглым глазом на лбу снимали бутон-куколку щупальцами, внимательно изучали. Большинство неокрепших ещё куколок просто втаптывалось в голую после уборки урожая землю слоноподобными ногами; избранных бережно несли с поля в лабораторию. На Додхар надвигалось потепление, всюду оживали вулканы, и гидрам спешили придать новые свойства, дававшие куколкам возможность, покинув материнский ствол, проходить не только сквозь грунт, но и сквозь камень…

Лавовое поле подо мной дрожало всё сильнее. Я ощутил отчётливую вибрацию где-то в районе копчика и поспешил подняться. Когда свернул одеяло, лава уже трескалась.

— Вот дрянь, — сказал я и пошёл вдоль края кратера расчищать себе новую площадку.

А за моей спиной раздался треск, в воздух взлетели камни, и пробившаяся к поверхности гидра тут же выбросила вверх первый толстый и длинный росток, которому предстояло в недалёком будущем стать главным стволом. Растут эти мерзавки необычайно быстро. Утром лже-дерево успеет вымахать до высоты в два человеческих роста и выпустит первые щупальца. Через два-три дня здесь будет стоять гидра, способная слопать пегаса, и её тонкие, прочные как стальная арматура корни уйдут под лавовым полем вниз на пятьдесят, сто, а то и сто пятьдесят метров, добираясь до водоносного слоя. Пока же она втягивала влагу из воздуха — совсем как я сейчас. Тварей такими сделали яйцеголовые, а вот как подобное в отношении меня проделывает разгребатель, я не знал.

— Спасибо, дружище, что предупредил, — сказал я ему в ночь. — Ещё немного, и она проткнула бы меня.

Устроившись на новом месте, я снова лёг, но картин из прошлого Додхара больше не видел. Разгребатель сказал всё, что хотел. В полночь он появился сам. Я услышал тяжёлый вздох, и тёмное небо надо мной совсем почернело от поднявшегося облака пыли, закрывшего звёзды. Слизняк спешил, полз поверх камней, обтекая их, как большая капля чёрной ртути, и вот теперь опустился на землю и обмяк.

Я встал, чтобы поприветствовать его. Разгребатель вспучился вверх, ещё раз шумно вздохнул, и… тоже встал. Передо мной поднялся во весь свой четырёхметровый рост человек, будто бы сделанный из жидкого чёрного металла. В обычной одежде трофейщика — брюки, высокие ботинки, рубашка, жилет со множеством карманов. В правой руке была винтовка, почти касающаяся стволом земли. За спиной — рюкзак. Даже свою катану, закреплённую сбоку на станке, я разглядел. Единственное, чего не хватало в экипировке, так это шляпы — но я не люблю шляпы и прочее, чем люди спасаются от солнца. На Додхаре слишком много всякой летающей сволочи, которую можно не заметить из-под широких полей. В мехране я с детства, к солнцу давно привык, достаточно не стричься слишком коротко. Здесь чем лохмаче, тем лучше.