Плащ и шпага - Ашар Амеде - Страница 6

Граф улыбнулся.

— Говорят, что если чего страстно желать, то наверняка сбудется.

— Надеюсь, что там все так и будет. А здесь мне уже терять нечего. — И Джузеппе влез на коня, насвистывая веселую неаполитанскую песенку.

Все трое, по предложению графа, проверили оружие и пустились по дороге дальше. Приближаясь к деревне Сен-Жан-ле Контань, они услыхали шум. По полям с криком бежали дети и женщины, явно стараясь покинуть деревню.

— Значит, он ещё не убрался отсюда, — произнес граф.

Он остановил шедшую из деревни старуху и спросил, в чем дело.

— Сам дьявол напал на нас, — ответила та.

— То-есть, барон. Понятно. Что же он делает?

— Все, что нельзя делать добрый господин. Сначала они все пришли в трактир и завалились спать. Но когда встали, выпили по несколько бутылок и стали настоящими язычниками.

— Они, значит, опьянели?

— Полностью.

— Тем лучше.

— Да что вы это говорите? Ведь они же начали грабить деревню. Я еле унесла ноги. Вы только послушайте!

Из деревни послышались выстрелы. Перепуганный скот, мыча, разбегался по полям. Граф со слугами поехал к деревне.

Когда они подъехали к трактиру, они увидели в раскрытые ворота, что барон, сидя верхом на лошади, допивал целый жбан вина. Его подручные гонялись за гусями и утками, служанками, стреляли по бочкам, из которых ручьями лило вино, а кое-кто, припав к пол, пил вино прямо с него. Ломали мебель, швыряли в окна посуду, торопливо совали в мешки награбленные вещи.

Тут барон, отшвырнув жбан, приказал протрубить сбор. Бандиты шатаясь повскакивали на лошадей и стали, толкаясь, выстраиваться возле барона.

— Все на ногах и вооружены, — заметил Франц, — и их не двадцать, а все тридцать.

— Ну, чем больше танцующих, тем веселей, — произнес Джузеппе.

Построив своих, барон двинулся на выход. Тут во дворе появился граф впереди Франца и Джузеппе. Барон заметил его.

— А, граф де Монтестрюк! — вскричал он.

— Он самый.

— Какими судьбами?

— Ищу тебя.

— Я здесь, и что же?

— Приехал по твою душу.

Шпага блеснула в правой руке графа, левой же он выстрелил в ближайшего бандита. Тут же раздались ещё два выстрела, а затем следом ещё три. Каждый из троих использовал по два пистолета и шесть бандитов свалились на землю.

С криком «Коли! Руби! «граф Монтестрюк кинулся на барона. Франц и Джузеппе, выхватив шпаги, вступили в бой с бандитами.

Ошеломленные, те не сразу сообразили, в чем дело. Еще двое, пораженные шпагами, свалились на землю. Но, увидев, что нападавших всего трое, бандиты бросились на них. Началась свалка. Посыпался град ударов с обеих сторон, проклятия и вопли. Граф все же успел подскочить к барону. Тот был крепкий рубака, отлично владевший оружием, но вино сделало свое дело. Зато граф, готовый принять смерть немедленно был одержим, словно дьявол. Схватка была упорной. Наконец, барон обессилел окончательно. Он уже едва ворочал шпагой. Улучив момент и сразив одного из бандитов, поспешившего было на помощь барону, он нанес быстрый, как молния, удар. Барон повалился на лошадь. Граф успел нанести ему удар кинжалом в горло. Затем проколол врага ещё раз шпагой и швырнул тело на землю.

— Мертв! — воскликнул он.

Увидев смерть главаря, бандиты кинулись вон со двора, натыкаясь друг на друга.

Шатаясь от усталости, Франц и Джузеппе слезли с лошадей. Некоторые из ударов пьяных разбойников все же достигли цели. Но они все же смогли, не обращая внимания на свои раны поспешить на помощь своему господину. Ибо тот, убедившись, что Саккаро мертв, вдруг побледнел и закрыл глаза. Затем открыл их и произнес, делая усилия, чтобы не упасть:

— Похоже, я свел свои счеты.

Они сняли графа с лошади и положили на солому. Во двор вошли некоторые из оставшихся жителей. Один из них наклонился над графом.

— Я немного лекарь, — произнес он.

— Делай свое дело и побыстрей, — с трудом ответил граф.

4. Цена обещания

Маленький черный человечек опустился на колени, расстегнул одежду графа и осмотрел его раны.

— Прочие раны — пустяки, — сказал он, — но вот рана в боку между третьим и четвертым ребрами проходит сквозь благородные части тела.

— Значит она смертельная? — спросил граф.

— Да, дело плохо. Даже мой учитель, профессор дон Игнацио Каррубио из Саламанкского университета, если бы был тут, сказал бы, что эта кинжальная рана, при нанесении которой кинжал прошел сквозь…

— К черту дона! Здесь ты, а не он, и ты мне ответь, сколько времени я ещё проживу.

— С Божьей помощью и моими заботами о вас… — Человечек задумался.

— Ну? Я ведь солдат. Говори, не бойся. Я проживу до…?

— До вечера, граф.

— Эй, Франц!

Подошел бедный рейтар: у него были слезы в глазах.

— Скачи в монастырь Жимо. Тамошний аббат — мой приятель. Попроси его прислать священника. Да поторопись, смерть ждать не любит.

Франц попросил Джузеппе приложить к нему компрессы смоченные водкой, затем поймал свежую лошадь, бродившую в округе, влез на неё и произнес:

— Мне лишь бы доехать…

Он дал шпоры и поскакал во всю прыть.

Графа Монтестрюка снова толпой окружили воспоминания. «Да», подумал он, когда стал осмысливать свою жизнь, «недаром говорят, что каждый возраст по-своему хорош. Правда, моя молодость слишком затянулась. А ведь только сейчас понимаешь, зачем жил: у меня есть сын и, значит, я умру лишь частично. Ведь в нем уже содержится часть моей души. Жаль только, что я унесу с собой то, что мог бы ему оставить. Но времени не осталось: я его беспутно растратил». Так думал граф Монтестрюк. И так думали и будут думать ещё многие на этой грешной земле, пока весь мир, наконец, не воспримет идею продолжения жизни в потомстве, как это в конце концов понял граф, и не сделают её сознательной целью жизни, а не просто своей биологической функцией.

Тем временем человечек из Испании прикладывал к ранам графа свои снадобья и мази, которых у него было немало. Глядя на него Джузеппе произнес:

— Если у вас останется немножко, мне бы тоже они пригодились.

— Что, мы разве вместе отправляемся в дальний путь?

— Я не из тех, кто сбегает в последний час, — ответил Джузеппе.

По приказанию графа его тоже положили рядом с ним и между ними завязалась беседа с воспоминаниями о прошлых славных делах.

Черный человечек, оказав помощь Джузеппе, продолжал обходить раненых, пытаясь им помочь. Зато местные жители занялись очищением их карманов, не обходя своим вниманием и мертвых. Разумеется не обошлось без споров и скандалов. Во время разговора с Джузеппе граф вдруг прервал его словами:

— Смотри не вздумай умереть раньше меня. Надо же, чтобы меня привезли в Монтестрюк. Я рассчитываю на тебя.

— Вы ведь всегда шли впереди. Я подожду, — ответил честный малый.

— А что, Джузеппе, ты всерьез веришь в свое счастье там, после смерти? — спросил граф. — Ты же итальянец, а все итальянцы так любят жизнь…

— Эх, мой добрый господин, насчет хорошеньких девушек я, конечно, немного преувеличил. Но, по правде говоря, что же мне делать здесь без вас? Семьи, детей у меня нет, вы же знаете…

Граф даже слегка приподнялся. «И он тоже так думает», пронеслось у него в мозгу. «Стало быть, перед Богом все делаются не только равными, но и прозревают».

— Вы правильно заметили, — продолжал Джузеппе, — что мы, итальянцы, очень любим жизнь. А оттого заводим большую семью. И, значит, продолжаем жить, хотя бы частично, и после смерти своего тела. А его-то мне и не жалко. Жалко, что вся моя душа целиком уйдет на небо.

И он горестно замолк. «Однако», подумал граф, «он ведь несчастней меня. У него же нет сына. А я-то ещё так расстраивался». И граф с участием посмотрел на Джузеппе.

Но вот послышался конский топот. Это Франц, одной рукой держась за седло, другой вел за собой лошадь с запыхавшимся священником, считавшим себя уже погибшим. Франц подвел его к графу и, произнеся: