Плащ и шпага - Ашар Амеде - Страница 2

— Там ли он или здесь — все равно, это обыкновенный разбойник и всегда им будет. Для такого народа государственная граница — очень славная штука! Разумеется, его шайка с ним?

— Конечно. Он никогда не ездит один. Как старый волк, за которым всегда следуют волчата. На поживу с ним отправляется человек пятнадцать — двадцать, это уж никак не меньше.

— Да ведь у меня с этим бандитом старые счеты! А всякий счет требует расчета, — заметил граф.

— Особенно, если его к оплате представит сам граф Монтестрюк.

— Вот именно, старина Джузеппе. Уверен, что когда он попадет ко мне в лапы, он пожалеет об этом.

Тут к небу взвился огромный сноп искр, который затем быстро погас.

— Ну вот, праздник окончился, — произнес Джузеппе.

— У меня предчувствие, что он получит от меня ещё один, когда придет время, — пробормотал граф.

Он отпустил поводья, пришпорил коня, и все трое помчались по направлению к Лектуру.

Через час показался замок, украшенный острой вершиной массивной колокольни. Граф Гедеон и его спутники, не переводя дыхания, подогнали лошадей, у которых уже начинали белеть шеи от пены, к подножию холма. На его вершине стояли старинные дома. Всадники поднялись к ним по длинной извилистой дороге, которая, очевидно, была им хорошо знакома — так они уверенно двигались по ней.

Стараясь не слишком сбавлять галоп, они достигли узких ворот, проделанных в толстой стене приземистой сторожевой башни. Толстенные двойные ворота, сделанные из дубовых досок, покрытых железом, поддерживались массивными петлями. Граф стукнул кулаком в перчатке по доскам и кликнул сторожа. Вскоре под сводов раздались тяжелые шаги, послышался вопрос: «Кто?». Граф назвал себя. В массивном замке повернулся ключ, послышался шум падающих брусьев, перекрывавших ворота, которые медленно раскрылись. В шерстяную шапку сторожа полетел луидор, и эта личность в костюме не то привратника, не то солдата дополнительно подняла тяжелую решетку7 Наконец-то путь был свободен, и кавалькада проехала внутрь замка.

За стеной сначала следовал дозорный путь, шедший вокруг вала, с которого граф довольно скоро свернул на одну из узких и темных улиц, круто взбиравшихся к центру селения. Бросалось в глаза то презрение, в котором градоначальство Лектура держало свои пути сообщения: о фонарях оно понятия не имело, а вот о непременном наличии огромного числа рытвин и ухабов, очевидно, проявляло неустанную заботу. Проехав почти полностью одну такую улицу, граф со спутниками свернул под глубокий свод, проделанный в толстой мрачной стене. Впрочем, следует порадоваться, что свод был достаточно удобным, т. е. настолько широким и высоким, что под ним можно было, не сгибаясь, проехать на лошади. Что и было сделано нашими героями, пока они не выехали на широкий двор. Тут они слезли с коней и осмотрелись.

После глухой и мрачной улицы двор, куда они приехали, представлял собой веселое и шумное зрелище. Из окон на землю падали широкие лучи света, оттуда раздавался смех, звенели стаканы и звучали громкие песни.

Граф Монтестрюк взял с собой все три кожаных мешка, которые подали ему его сопровождающие, и пошел по винтовой лестнице, освещенной узкими остроконечными окнами, которая была, очевидно, пристроена к одному из фасадов на внутренней стене здания. Снаружи можно было видеть, как его ловкая и сильная фигура мелькала в освещенных окнах, и он так легко взбирался вверх, что невозможно было и представить себе, будто он что-то нес с собой, да ещё такое тяжелое, как упоминавшиеся ранее кожаные мешки.

Франц тоже не выглядел здесь новичком. Он быстренько отвел лошадей в сарай, протянувшийся вдоль одной из стен двора, и щедро насыпал в колоду овса из бочки, стоявшей поблизости. Его движения так и лучились радостью, с какой он наделял коней заслуженной порцией их любимой еды, разнуздав их и ослабив подпруги. Казалось, он сам себя и разнуздывал, и кормил, этот добрый малый. Ну, а Джузеппе…Что касается его, он неотступно следил за своим господином, поднимавшимся по этажам. И тут, когда граф уже заносил ногу на последнюю ступеньку, он поскользнулся и от неожиданности выпустил из рук один из мешков. Тот со звоном упал на ступеньки.

— Скверная примета, — пробурчал Джузеппе, покачав головой.

Но граф быстро утвердился на ногах, поднял мешок и вошел в большую комнату. При его появлении раздались радостные возгласы.

— Наконец-то! Вот и он! Граф! За здоровье графа! Ура! — И десятка три стаканов быстро наполнились и ещё быстрее опустели.

Граф с поднесенным ему стаканом проделал т же самое, не забыв последнюю каплю красного вина вылить на пол.

— Ты хоть и поздно появился, но сразу видно, не с пустыми руками, — прокричал один из пировавших, погладив рукой кожаные мешки графа.

Тот засмеялся, положил их друг за другом на стол, затрещавший под их тяжестью, и произнес:

— Тут шесть тысяч пистолей, разделенных на шесть равных частей. Вот что: или я их удесятерю, или оставлю здесь все до единого пистоля. Свое слово я сдержу, или я не Монтестрюк!

— Славная добыча! — воскликнул один из игроков, устремив горящий взгляд на мешки с золотом.

Тем временем Джузеппе, оставшийся во дворе, сел поближе к своему товарищу на солому и ещё раз взглянул на освещенные окна, откуда доносился весь этот приветственный шум. Тут он заметил, как мимо окон пролетела сова, задевшая крылом стекло. Итальянец покачал головой.

— А ведь сегодня ещё и пятница, — промолвил он.

Затем он пристроился на соломе, завернулся в широченный плащ, положил руку на рукоятку своего кинжала (непременное условие для тех времен!) и крепко заснул. Его товарищ уже успел положить между собой и им пистолеты (по тем же соображениям) и последовал его примеру.

Возвратимся тем временем к обществу, к которому совсем недавно и так ярко и блистательно присоединился граф Гедеон. Оно состояло из двух десятков самых отчаянных игроков Арманьяка и из десятка молоденьких и хорошеньких женщин, отлично наживавшихся на обломках наследственных состояний, разлетавшихся в этом городке, как колоды карт, упавших со стола. Слышался их серебристый смех, сверкали жемчужные зубки. Одна из них, кокетливая блондинка, подбежала к столу и, сорвав с него скатерть, воскликнула нежным (да, представьте, вовсе не зловещим!) голоском:

— Битва начинается!

И, вынув из кармана колоду карт, она швырнула её на блестящий полированный стол.

Другая, с ротиком, похожим на гранатовый цветок, и с мантильей на плечах, высыпала рядом с картами из кожаного стаканчика шесть игральных костей.

— А это вам, господа, для перемены удовольствия, — заявила она, играя глазками по сторонам.

Все общество, состоявшее из дворян и проходимцев, частью совсем молодых, а частью уже поседевших, уселось вокруг стола. Одна из красоток схватила за руку подошедшего к столу графа Гедеона и произнесла медоточивым голоском:

— Когда вы выиграете, — ведь счастье всегда в ладу с доброй славой, — вы сделаете мне подарок на атласное платье…Зато ваша милость не останется в убытке.

Другая, ещё более развязная, омочила розовые губки в стакане с вином и, подавая его графу, шепнула ему на ухо:

— Выпейте это вино, оно искрится, как любовь в моих глазах. Это принесет вам счастье, а когда вы с моей помощью выиграете, то у меня должно появиться жемчужное ожерелье с рубинами: жемчуг — за мои зубки, рубины — за мои губки.

Все прочие женщины тоже поспешили к нему, и каждая в свою очередь что-нибудь у него выпрашивала. Он же обещал им все, чего они пожелали. Затем он подсел к игрокам, одной рукой оперся о стол, а другой раскрыл один из мешков, вынул горсть золота, положил её на карту и воскликнул:

— Для начала — сотню за пиковую даму! Она ведь брюнетка, как и ты, моя милая, и если она выпадет, то выпадет кое-что и тебе!

Граф стал метать. Дама пик проиграла.

— Что же, поставим на червонную даму, такую же блондинку, как и ты, — произнес он весело, обращаясь к другой соседке. — Ставлю двести. Если выиграю, я высыплю их тебе в руку.