Война претендентов - Мэрфи Уоррен - Страница 20

— Пока неясно, господин Президент.

Он снова взглянул на донесения. Невероятно! Мексиканские войсковые соединения, еще вчера по уши барахтавшиеся в собственных внутренних проблемах, внезапно вплотную придвинулись к границе США. И безо всяких объяснений!

— У них что, своих проблем мало? — недоуменно пробормотал он.

— Мы должны как-то отреагировать, господин Президент, — настаивал советник по национальной безопасности.

— Соедините-ка меня с президентом Мексики.

— Я имел в виду ответное стягивание войск.

— Но мексиканцы ведь не нарушили границу?

— Пока нет, но не исключено, что в любой момент нарушат.

— Мексиканское вторжение в США такой же бред, как и вторжение США в Канаду!

— Собственно, такое уже однажды было.

— Да? И когда же? — искренне заинтересовался Президент.

— В 1812 году или что-то вроде того.

Круглое мясистое лицо Президента США недовольно скривилось. Где-то в глубине его кабинета послышалась мелодия одной из песен Элвиса Пресли.

Сегодня утром перед ним как никогда остро встала серьезная проблема, угрожающая его успешной политической карьере. Как всегда, она приняла форму его собственной жены, решительным шагом вошедшей к нему в Овальный кабинет, чтобы заявить о том, что в этом году Белый дом не будет праздновать традиционный День Благодарения, дабы не оскорбить коренных американцев, т.е. индейцев, не говоря уже об активистах движения за соблюдение прав животных, а что касается Рождества...

Тревожные раздумья Президента были прерваны словами советника по национальной безопасности:

— Если мы, в свою очередь, придвинем войска к границе, это послужит хорошим средством сдерживания.

— Средством сдерживания должны быть наши добрососедские отношения с Мексикой, черт бы ее побрал!

— Как вам известно, мексиканцев очень обидел антииммиграционный закон, принятый в Калифорнии.

— Ну да, статья сто восемьдесят седьмая...

— Совершенно верно. Ужесточение мер против нелегальной иммиграции сказалось и на экономике...

— С каких это пор предотвращение нелегальной иммиграции стало считаться актом объявления войны?

— Конечно, статья сто восемьдесят седьмая только предлог. Но в Европе всегда так делается, если...

Президент задумался. Где-то далеко Элвис страстно пел о том, что он не знает, почему любит, зато точно знает, что любит.

С явной неохотой подписывая приказы о выдвижении войсковых частей США к границам с Мексикой, он мечтал о том, что отдал бы все на свете, лишь бы избавиться от вечной головной боли — немыслимых затей жены.

Черт побери! Если Первая леди решила вместо Рождества всей семьей праздновать Кванзу, политического скандала не миновать. Причем по силе он вряд ли уступит настоящей войне с Мексикой.

Глава 11

Городок Куэрвос плавился от полуденного зноя, когда туда на армейском бронетранспортере ворвался Римо. В этом типичном приграничном городке весь бизнес был ориентирован на обслуживание американских туристов. Повсюду расположились всевозможные закусочные, кафетерии и ресторанчики на открытом воздухе, где каждому посетителю чуть ли не силой навязывали дешевые украшения и прочие безделушки в псевдонациональном стиле. Казалось, сейчас Куэрвос опустел — нигде ни одного туриста, ни одного посетителя закусочной... Необычную пустынность улиц подчеркивала звучавшая в одном из ресторанчиков мексиканская песня о любви.

Впрочем, по улицам разгуливали полицейские, и взоры их тотчас обратились в сторону появившегося в форме мексиканской армии Римо.

Римо надвинул фуражку на глаза. Теперь его темные, глубоко посаженные глаза, высокие скулы и загорелая кожа не привлекали к себе особого внимания.

Городская тюрьма располагалась на главной улице, поэтому найти ее труда не составило. На окнах, совсем как в вестерне, красовались толстенные решетки. Само здание было построено из саманного кирпича, и по гладкой поверхности стен змеились многочисленные трещины.

Подъехав к тюрьме, Римо решил действовать в открытую. Вылез из машины и резко распахнул единственную дверь.

— Что надо? — по-испански спросил охранник у входа.

— Я ищу своего отца, — по-английски ответил Римо.

Мексиканец тут же полез за пистолетом. Римо управился быстрее.

Выхватив из рук полицейского оружие, он продемонстрировал, насколько хрупким на самом деле был его, казалось бы, надежный пистолет. Разломив корпус пополам, Римо, словно электрическую лампочку, стал выкручивать дуло. Затем поднес его к расширившимся от ужаса и изумления глазам полицейского и, держа между большим и указательным пальцами, легко сплющил.

— Ну как, сильный гринго, да?

— Д-д-да, — выдавил полицейский, и на его кофейного цвета коже выступил обильный пот.

— Отведи меня к нему.

— Да-да, да, да...

Казалось, мексиканец совершенно ошалел от увиденного, но тем не менее безропотно повел Римо к камерам, расположенным позади служебных помещений.

Все камеры были совершенно пусты. Дойдя до последней, полицейский побледнел, втянул голову в плечи и беспомощно развел руками.

— Ничего не понимаю... — пробормотал он по-испански.

— Где он? — требовательно спросил Римо.

— Нет, нет, сеньор! Только не стреляйте! Не стреляйте, прошу вас!

— Я же сломал твой пистолет, ты что, не помнишь?

Полицейский, взглянув на пустые руки Римо, решил использовать шанс.

Он резко замахнулся и... Римо уловил движение за доли секунды до того, как полицейский нанес удар. Кулак охранника попал прямо в выжидательно растопыренные пальцы Римо. Намертво зажав руку полицейского, Римо надавил посильнее. Мексиканец застонал от боли. Римо удвоил усилия. Раздался хруст костей. Только тут мексиканец осознал свою ошибку.

— Нет, нет, прошу вас... — взвизгнул он по-испански.

— Где мой отец?

— Я... я не знаю... Он... он только что был здесь...

— Скажи правду, тогда я сохраню тебе руку.

— Не вру! Не вру!!!

Не выдержав страшной боли, мексиканец истошно завопил, и в ответ на этот пронзительный крик из служебных помещений донесся топот ног спешивших на помощь коллег. Римо тотчас ударил мексиканца ребром ладони в подбородок, и тот беззвучно повалился на пол. Американец обернулся к подоспевшим охранникам.

Им понадобилось целых три секунды, чтобы правильно оценить обстановку. За это время Римо успел перехватить инициативу.

Один из солдат получил страшный удар в лицо и перелом лицевых костей черепа. Закатив глаза, солдат рухнул на пол.

К животу Римо устремились два штыка. Резким ударом он напрочь снес штыки, потом схватил ружейные дула и свел их вместе, превратив их в подобие единой, сваренной посередине, трубки. И едва успел отскочить, прежде чем солдаты нажали на курки.

Две пули встретились лоб в лоб в ставших единым целым стволах ружей, и результат этой встречи был поистине ужасающим. Оба солдата превратились в кучу дымящихся кусков человечины...

Последний оставшийся в живых тем не менее судорожно целился в гринго. Всякий раз, когда он уже готов был нажать на спуск, Римо ловко уворачивался и незаметно для солдата с каждым маневром приближался. Убежденный в том, что наличие оружия дает ему неоспоримое преимущество над невооруженным, солдат не заметил, как тот оказался совсем рядом. Он тотчас выпрямился и замер на месте. Солдат спустил курок.

Собственная пуля снесла ему полголовы, ибо Римо успел повернуть дуло ружья прямо в лицо солдата. Охранник рухнул, заливаясь кровью и все еще крепко сжимая ружье, с помощью которого он совершил неотвратимое самоубийство.

Римо подскочил к камере и ребром ладони взломал замок. Решетчатая дверь со скрипом распахнулась. В камере было пусто — лишь жесткая деревянная скамья да треснутый фаянсовый унитаз. Однако помещение еще хранило едва уловимый до боли знакомый запах. Запах кожаной одежды его отца!

С улицы донесся шум двигателя армейского джипа. Выскочив во двор, Римо увидел удалявшийся в облаке пыли джип, за рулем которого сидел очень высокий мужчина. Вроде бы густая черная шевелюра?