Богиня победы - Федоров Николай Тимонович - Страница 1

Николай Тимонович Федоров

Богиня победы

Рассказы

Скрытой камерой

Примерно раз в месяц Мишка обязательно ездил навещать своего деда. Дед жил далеко — сначала надо было ехать автобусом, потом на метро и ещё четыре остановки на трамвае.

Домой Мишка всегда возвращался с каким-нибудь подарком. То компас с фосфорными стрелками привезёт, то складной ножик, в котором разве что мясорубки не хватает, а то и старинную монету с изображением какого-нибудь бородатого монарха.

Нет, только не подумайте, что Мишка навещал деда из-за подарков. Но такой уж человек был его дедушка, что не мог отпустить внука, не подарив ему что-нибудь.

Подарки эти он редко покупал в магазине, а чаще находил их тут же, у себя в квартире. «Глянь-ка, Мишаня, — говорил обычно дед. — Разбирал вчера антресоли, смотрю — барометр. Помнится, в Риге покупал в сороковом году. Да так никогда и не пользовался. Возьми».

Мишка говорил, что если дед найдёт у себя на антресолях колёсный пароход или зенитное орудие, то он не удивится.

В тот раз Мишка принёс от деда фотоаппарат. Настоящий фотоаппарат в кожаном футляре под названием «Зоркий С».

— Да он, наверное, не работает, — говорил я, с завистью осматривая аппарат.

— Как это не работает, — отвечал Мишка, — Дед говорит, он им почти не пользовался. Всё в порядке. Я уже и плёночку зарядил.

— А ты снимать-то умеешь? — спросил я.

— Запросто. Мне дед всё объяснил. Так что садись вот сюда на диван, а я тебя сфотографирую. Будет называться «Портрет моего друга». Если всё нормально получится, пошлю в пионерский журнал. Я читал, там сейчас конкурс на лучшую фотографию.

— Погоди, — сказал я. — Тогда уж причесаться надо.

Я тщательно причесал свои вихры и на всякий случай вымыл лицо и руки. Потом сел на диван, куда мне указал Мишка.

— Начнём, — сказал Мишка и нацелил в меня объектив. И тут, сам не знаю почему, шея у меня как будто одеревенела, а лицо и руки стали чужими.

— Ты чего это? — спросил Мишка и отвёл аппарат.

— А чего?

— Да вид у тебя такой, будто с тебя скальп снимать собираются. Ты сиди спокойно и улыбайся.

Я улыбнулся.

— Ты что, укусить меня хочешь, — сказал Мишка, снова отведя аппарат. — Я ж улыбнуться прошу, а он скалится.

— Как умею, так и улыбаюсь, — сказал я. — И вообще, чего это я улыбаться буду, если мне не смешно.

— А ты вспомни чего-нибудь смешное и улыбайся. Только не слишком рот-то разевай, а потихонечку так, загадочно.

Я стал вспоминать что-нибудь смешное, но вспомнил только, что сегодня вечером надо давать дневник маме на подпись.

— Слушай, — сказал я, — а зачем обязательно улыбаться. Ты сделай грустную фотографию. И назови «Портрет моего грустного друга».

— Можно, конечно, — сказал Мишка. — Но с улыбкой интереснее. Знаешь, картина есть такая знаменитая. «Джоконда» называется. Там одна старинная итальянская девушка сидит в кресле и так потихонечку улыбается. Будто про себя. Так вот ученые до сих пор всё гадают, чему это она улыбается. А если б она просто смеялась или хохотала, так может картина бы эта и знаменитой не стала. Мало ли чего она хохочет. Может ей щекотно.

Я сосредоточился, собрался с силами и попробовал загадочно улыбнуться.

— Ну вот, — сказал Мишка. — Теперь он плакать собрался. Горе у тебя, что ли, какое? Или зубы болят.

— Ничего у меня не болит, — начал я злиться. — И вообще, мне надоело. Снимай какой есть.

— Хорошо, — сказал Мишка. — Только ты глаза хотя бы не таращь. А то подумают, что у тебя базедова болезнь.

Наконец Мишка щёлкнул затвором. Потом щёлкнул ещё несколько раз и сказал:

— Во! Я, кажется, придумал. Тебя надо снять с какой-нибудь умной книгой. Так будет эффектнее.

Мишка подошёл к книжному шкафу и достал оттуда толстенную книгу.

— То, что надо, — сказал он. — «Идиот». Серьёзная вещь.

— Нет, — сказал я. — С «Идиотом» не буду.

— Почему?

— Не буду, и всё тут, — упрямо повторил я.

— Ну, возьми тогда «Живой труп», — сказал Мишка. — Лев Толстой написал. Или тебе «Курочку рябу» найти? Должен же ты в конце концов показать свой культурный уровень.

Я решил, что Мишка прав, и чтобы показать свой культурный уровень, взял двадцать четвёртый том Советской энциклопедии, начинающийся со слова «собаки» и кончающийся словом «струна». К тому же эта книга была самая большая и толстая.

И Мишка меня заснял.

Потом он сфотографировал меня с кошкой, с электродрелью, с арбузом, за пианино, на балконе и у газовой плиты.

Потом я фотографировал Мишку с телефонной трубкой, в мотоциклетном шлеме, у книжной полки, под столом и даже за швейной машинкой.

А когда Мишка предложил мне встать на голову по системе «хатха-йога», я сказал:

— Хватит. Ерунда всё это. Так мы никогда приличных кадров не сделаем. Я читал в фотожурнале, что все знаменитые фотографии делают скрытой камерой.

— Как это? — спросил Мишка.

— Ну, надо замаскироваться и фотографировать, когда тебя не видят. Тогда вот самые интересные кадры и получаются.

— А что, — сказал Мишка. — Неплохая идея. Надо, конечно, попробовать.

Мы вышли на улицу и спрятались за квасной бочкой. Но ничего интересного как назло не происходило.

Торопливо неслись по улице потоки серьёзных людей, на перекрёстке нервно газовали машины, переполненные автобусы, с трудом закрыв двери, тяжело отъезжали от остановок.

Всё, как обычно. Правда, Мишка щёлкнул пару кадров — собаку, которая несла в зубах сумку хозяина, и автобус, из двери которого торчал портфель и чья-то нога.

Мы уже хотели уходить, как вдруг на балконе одного из домов я заметил толстого лысого мужчину в трусах и в майке. На голове у него было что-то вроде чалмы. Мужчина держал в руках большие пудовые гири и делал с ними приседания.

— Гляди, Мишка, какой силач-бамбула. Ну-ка, быстренько щёлкни его, пока не ушёл.

Мишка поспешно вскинул аппарат и нажал кнопку. Потом он сфотографировал пожарную машину, лоток с мороженым, разгрузку арбузов, очередь за квасом и, наконец, меня рядом с красивой серебристой машиной японской фирмы «Тойота».

Когда мы шли домой, я спросил:

— Слушай, ну нащёлкал ты всякой ерунды, и что дальше. Карточки ты ж всё равно не умеешь делать. Да и увеличителя у тебя нет.

— Без паники, — сказал Мишка. — Я уже договорился со Славиком, соседом. Послезавтра он будет проявлять свои плёнки, так он обещал и мне сделать.

Через два дня мы пришли к Мишкиному соседу за фотокарточками.

— А, фотографы, здорово. Заходите, — сказал Славик, пропуская нас в квартиру. — Только сразу вам скажу — ни черта у вас не вышло. Зря я возился. То ли вы плёнку плохо заряжали и засветили, то ли аппарат у вас заедает. Не знаю. Один кадр, правда, почему-то вышел! Дерево какое-то на крыше.

— Дерево? — удивился Мишка. — Какое дерево? Мы не снимали никаких деревьев.

— Вот уж не знаю, — сказал Славик и протянул Мишке фотокарточку.

Мы пошли ко мне и там внимательно рассмотрели карточку. Действительно, на крыше какого-то дома у самого края карниза росло маленькое деревцо или, скорей, кустик. Рядом с ним сидел голубь, а второй голубь взлетал в небо.

— Что за мистика, — сказал Мишка. — Может, Славик пошутить решил?

И тут вдруг до меня дошло.

— Мишка! Помнишь, ты толстяка с гирями на балконе снимал? Он ещё в чалме был?

— Ну?!