Ужас в Белом Доме - Мэрфи Уоррен - Страница 19

Лесу Пруэлу удалось выдавить улыбку и поблагодарить Пожизненного президента за оказанное внимание — а заодно отказаться от предложения самому опробовать меч. Лес следил, как проворные черные руки заворачивали меч в потертый бархат. Он не отрываясь смотрел на эти руки — ему не хотелось смотреть в глаза.

— Фирма «Палдор» желает его превосходительству Пожизненному президенту долгой жизни и процветания.

— Да, это лучше, чем русский радар! — президент похлопал по правому карману. — О, теперь нам не нужно сбивать самолеты в небесах — эти самолеты нам ничего не сделают! Пускай капиталисты бросают свои атомные бомбы — все напрасно! Мы защищены от всего мира, от гнусных грязных сионистских орд, которые хотят обратить в рабство страны народной демократии!

— И с этого момента вы — почетный клиент «Палдора», — вставил Лес.

— А есть у вас такая штука, которая так же защищает от пуль? — радостно вопросил президент Умбассы.

— Нет.

Лес Пруэл знал, что президент непременно пожелает опробовать «эту штуку» еще на одном мальчике.

Вечер этого дня Лес Пруэл встретил уже в салоне самолета компании «Эйр Умбасса». Самолет был построен компанией «Макдонел-Дуглас», в кабине сидели пилоты из ФРГ, на земле его обслуживали французские механики. По салону сновали три выпускницы Женского колледжа Умбассы в форме стюардесс. Они могли читать по радио объявления для пассажиров почти без посторонней помощи.

В рамках государственной программы Умбассы по повышению образовательного уровня все три девицы по окончании колледжа получили степень магистра, а переспав по очереди с Пожизненным президентом — доктора философии. Две из них могли считать до десяти без помощи рук, третьей на счете «девять» приходилось помогать себе пальцами.

Лес Пруэл отказался от предложенных стюардессами кофе, чая и молока. От спиртного он тоже отказался.

— Вы совсем ничего не желаете? — удивленно спросила выпускница Женского колледжа.

— Я желаю снова возлюбить себя, — мрачно ответил Лес Пруэл.

— Тогда вам нужно перестать любить кого-то еще!

Лес Пруэл не ожидал такого простого ответа.

— В смекалке ей не откажешь, — усмехнулся он. — Вы очень умная, — громко сказал он девушке.

— Это просто потому, что я знаю то, чего вы не знаете. Скажите что-нибудь, чего не знаю я — и вы тоже покажетесь мне очень-очень умным!

Лес Пруэл закрыл глаза — но сон, который вскоре пришел, был еще хуже реальности. Во сне он смотрел в театре марионеток Панча и Джуди. Вот Панч взял огромный нож. И прыгнул прямо на Леса — и мимо него, в пылавшую огнем печку, в мгновение ока сгорев дотла. Но он успел увидеть — у Панча было его лицо, лицо Леса Пруэла. Он, Лес Пруэл, был марионеткой, посланной убивать — и убитой.

Во время прошлого приступа депрессии он добрался-таки до психоаналитика — и тот рекомендовал ему анализировать сны. Якобы то, что мы пытаемся сказать себе наяву, появляется в них в наглядных и зримых образах. Но что пытался он сказать себе в этом сне? Он — марионетка? Его дергают за веревочки? Лес проснулся от собственного крика.

— Мистер Пруэл, мистер Пруэл! — над ним склонилось испуганное лицо стюардессы.

Она пыталась успокоить его. На его прерывающиеся извинения, — ему приснился не очень хороший сон, — она, покачав головой, заметила, что на такой высоте к снам следует относиться серьезно.

— Вы, белые, не верите в сны, но мы знаем, что они предсказывают будущее. Особенно если уснешь на большой высоте. Это не шутки, мистер!

— Разумеется, но я не вижу здесь ничего серьезного, — рассмеялся он.

Потом заказал джин — и почувствовал себя много лучше.

За время своей работы он успел отложить достаточно, чтобы спокойно уйти — на роскошную жизнь этого бы не хватило, но вполне могло обеспечить его и семью, и какую бы он теперь ни нашел работу, ему не нужно будет по крайней мере смотреть, как падают с плеч головы, и продавать полуграмотным уголовникам бесполезные блестящие железки.

«Реактивный синдром» его беспокоил мало — главное, чтобы ясно работала голова. По правде сказать, он и раньше не был подвержен этой странной болезни, от которой после дальних перелетов почему-то страдают многие.

Когда шасси самолета коснулось бетона полосы, в Вашингтоне был полдень. Ровно через час Лес Пруэл поднимался по пандусу к дверям здания, в котором помещался офис мистера Монтрофорта. Офис его был знаменит тем, что разные участки пола могли с помощью гидравлической подачи, пульт управления которой находился в столе мистера Монтрофорта, подниматься и опускаться на любую высоту. Делалось это отнюдь не для того, чтобы мистер Монтрофорт мог ощутить власть над посетителем, глядя на него сверху вниз; наоборот, посетитель должен был чувствовать себя во всеоружии, взирая сверху вниз на хозяина кабинета. Мистер Монтрофорт не любил, когда сделка проходила слишком уж гладко. Чем круче — тем лучше, — бывало, наставлял он сотрудников. Если впаришь все покупателю без сучка и задоринки — чувствуешь себя не в своей тарелке, а потому пускай поартачатся.

Но когда вместо покупателя перед взором мистера Монтрофорта предстал небритый и хмурый Лес, мистер Монтрофорт страшно удивился.

— Я ухожу, шеф, — слова прозвучали как удар грома.

Темные пронзительные глаза на красном заостренном лице мистера Монтрофорта вспыхнули вдруг выражением внезапной радости. Одарив Леса самой обворожительной улыбкой, какую только могли гарантировать усилия зубных техников, он нажал кнопку на подлокотнике инвалидного кресла.

Лес Пруэл следил, как кресло мистера Монтрофорта начало медленно опускаться, словно уходило в зыбучий песок. Когда безволосая голова мистера Монтрофорта оказалась на уровне колен Пруэла, пол остановился.

— Выкладывай, что там у тебя, парень.

— Я больше не желаю работать здесь, мистер Монтрофорт.

— У моего секретаря в столе лежит бланк контракта на десять лет — и прежде чем ты выйдешь из моего офиса, в нем будет стоять твое имя, Пруэл. Мне нравится твоя хватка, старик. Черт возьми, ты думаешь, я отпущу того, кто способен продать старый металлолом на четыреста долларов за два миллиона? Брось, парень, ты же не уйдешь от меня! Я же ведь люблю тебя. Лес Пруэл, Л-Ю-Б-Л-Ю — вот такими большими буквами!

— Такими же большими буквами заявляю — я У-Х-О-Ж-У, мистер Монтрофорт.

— Черт возьми, что-то ведь гложет тебя, и совершенно напрасно! У тебя самая клевая работа в самой клевой компании — и самое клевое будущее во всем мире! Тебе же нигде больше не будет так хорошо — а потому давай, парень, как раньше, работать вместе! Ты же ведь не новичок с парой акций и видом на повышение, которое будет Бог знает когда. Ты — кусок жизни нашей команды, и если перестанешь вместе с нею дышать — нам всем будет не хватать воздуха, понял? Так в чем дело, в конце концов?

— В Эрни Уолгрине. Мы потеряли его — а мы не должны были этого позволить. Я уже освоился с ролью продавца и почти забыл, что по профессии я — охранник. А ведь в свое время я гордился этим, мистер Монтрофорт! Гордился тем, что я делал. И вот этой-то гордости мне и не хватает сейчас.

Лес Пруэл почувствовал, что наконец выговорился. Машинально взглянув на свои руки, он с удивлением почувствовал, как слезы — слезы облегчения — подступают к глазам.

— Когда я охранял президента, то получал столько, что мог сосчитать на пальцах одной руки, не мог даже сводить семью в ресторан — и все равно страшно гордился своей работой. Даже когда потеряли Кеннеди... Было ужасно горько, но я все равно гордился, потому что мы сделали все, что могли. А сейчас я не чувствую этой гордости, мистер Монтрофорт.

Над краем ямы в полу показалось мощное безволосое темя, затем — горящие темные глаза, нос, напоминавший острый фаянсовый осколок, и щеривший два ряда великолепных зубов рот, словно пересаженный от двадцатилетней старлетки с рекламы зубной пасты. У самых колен Пруэла закачались хилые покатые плечи; затем появились подлокотники, верх колес, и вскоре лицо шефа оказалось на уровне лица Пруэла. Мистер Монтрофорт улыбался.