Тысячелетняя ночь - Радзиевская Софья Борисовна - Страница 29

Но в эту минуту, размахивая луком в одной руке и потрясая колчаном в другой, на берегу появился старший лесник.

— Трусы! — кричал он. — Негодяи! Вы упустили мальчишку и с ним четырёх висельников. Скажет вам спасибо его милость шериф!

И лесник, быстро прицелившись, спустил тетиву. Джиль громко вскрикнул. Он уже было поднял руку, чтобы схватиться за свисающий над водой ствол ивы, и вдруг со стоном опустился. Роберт, Стив и Филь, не обращая внимания на свистящие стрелы, кинулись к берегу и, подхватив пловцов на руки, вытащили их из воды под защиту кустов. Длинная чёрная стрела, пробив горло Гунта, глубоко засела в плече Джиля и кровь верных товарищей смешалась. Тело свинопаса безжизненно повисло в руках Стива.

— Насмерть, — сказал он и опустил Гунта на траву. — Наш лесничий сам точит свои стрелы.

Из плеча Джиля, разорванного стрелой, сочилась кровь.

— Убит! — горестно воскликнул он. — Гунт, для того ли я плыл за тобой?!

С быстротой молнии Роберт схватил лук и натянул его.

— И ты не вернёшься домой! — воскликнул он.

Стрела свистнула и вонзилась в горло всё ещё стоявшего на берегу лесника. Он взмахнул руками, подпрыгнул и упал как подкошенный. Остальные лесники издали вопили как бесноватые, размахивая луками и кинжалами. Но ни один из них не посмел приблизиться к распростёртому телу.

Роберт опустился на землю около Гунта и не отрываясь глядел на него. Всегда румяные щёки мальчика были бледны, глаза смотрели сурово, но не растерянно. Казалось, он сразу стал старше на много лет.

Джиль тронул его за плечо.

— Надо уходить, — сказал он, — и быстрее. На нас уже кровь не оленя, а королевского слуги. Завтра по нашим следам поспешит отряд королевских лучников.

Роберт ещё раз взглянул на мёртвого товарища, отвернувшись, вынул кинжал.

— Хорошо, — сказал он отрывисто, — похороним его и в путь.

Ночь приближалась. Ветер выл и качал ветви деревьев, срывал свежие листья и засыпал песком и землёй копавших могилу людей. Один лист запутался в волосах Гунта, которого продали в рабство за любовь к Роберту и убили за то, что он защищал его жизнь.

На том берегу тёмные тени ползком подобрались к телу лесника и потащили его по земле.

— Встаньте, несите как люди! — крикнул Роберт и выпрямился во весь рост.

Проклятия прозвучали в ответ, стрела пропела и вонзилась в дерево неподалёку.

Тело Гунта завернули в плащ и опустили в могилу. Тяжёлые камни легли поверх. Четверо людей молча, с опущенными головами стояли вокруг. Роберт, наклонившись, воткнул в холмик зелёную ветку.

— Гунт, — хрипло сказал он. — Гунт…

Стив положил руку ему на плечо.

— Пойдём, — сказал он. — Зелёный лес нас зовёт…

Крепко сжав в руке лук и опустив голову, Роберт шёл с верными товарищами. То, что он хотел сказать громко на могиле Гунта, он договорил в своей душе: «Я ухожу в лес к вольным братьям. Назад дороги нет. Но эту дорогу я пройду честно, я помогу тем, кому помощи ждать неоткуда».

Глава XIX

Первые солнечные лучи уже осветили вершины холмов, покрытые старым дубовым лесом, но в долинах между ними ещё лежали голубоватые утренние тени. В одной долине тень была гуще и голубее, она странным образом колыхалась и свивалась клубами, а весёлый утренний ветерок отрывал от неё пушистые завитки и гнал их, зацепляя за ветки деревьев. Порыв ветра посильнее распахнул голубую мглу, и тогда стало видно, что это не предрассветный туман, а плотная пелена густого едкого дыма. За ним — ряд больших, обложенных дёрном куч — точно гигантские муравейники, возле которых угадывалась человеческая фигура. Как мог человек дышать да ещё работать в таком аду?! Вот он подложил свежий пласт дёрна на верхушку кучи, разгоревшейся сильнее дозволенного, и, поднявшись по склону холма, оказался выше ядовитой пелены. Он кашлял и хватался за грудь руками, будто одетыми в блестящие чёрные перчатки…

Самое лучшее мыло вряд ли могло отъесть густой чёрный «лак», который годы работы наложили на лицо и руки угольщика. Да и одежда его была насквозь пропитана угольной копотью. Откашлявшись, он перевёл дух, выпрямился, приложив руку к воспалённым слезящимся глазам, и напряжённо всмотрелся: вдали, на холме, что-то блеснуло.

— Клянусь святым причастием, — пробормотал угольщик, сорвав свежий зелёный лист и проводя им по глазам. — Зря такие молодцы по лесам не шатаются — здесь нет ни сладкого вина, ни приятных песен. Пусть я жив не буду, если они не ищут тех четверых, что спят у меня в хижине. Больно уж те торопились и оглядывались.

От королевских людей, кроме пинка ногой, бедному угольщику ожидать нечего. А те четверо были к нему, старому Тиму, ласковы, дали сала. Большой кусок. Тим давно не ел сала.

— Пойти предупредить их, что ли…

Привычка к многолетнему одиночеству в лесу приучила угольщика к разговору с самим собой. Продолжая бормотать и прихрамывать, он снова нырнул в колышащееся сизое облако и скоро появился с другой его стороны, на противоположном склоне долины.

— Не торопись, Тим, — бормотал он. — Королевские молодчики не захотят закоптить свою нарядную одежду, уж конечно они пойдут в обход. А ты прямиком вот уже и добрался, старый угольный крот.

Старик подошёл к куче хвороста и дёрна у подножия развесистого дуба. Только очень внимательный глаз мог бы различить вход в землянку. Она была покрыта берестой, смазанной глиной, палки и камни набросаны сверху — в защиту жалкого подобия крыши от порывов ветра, а может быть, и для того, чтобы сделать эту нору ещё менее заметной постороннему глазу. В лесу, как, впрочем, и на дороге, легче было встретить врага, чем друга. Недаром иные зажиточные люди, прежде чем отправиться в путешествие, писали духовное завещание…

— Кто идёт? — послышался голос, едва угольщик дотронулся до плетёнки, загораживавшей вход в землянку.

— Я, милостивый господин, — торопливо отвечал старый Тим. — Сюда по тропинке спускается отряд королевских стрелков. Может быть…

Плетёнка отлетела в сторону, и Стив выскочил так быстро, что чуть не сшиб старика с ног. За ним поспешили остальные.

— Что ты рассказываешь? Какие королевские стрелки? Где они?

— Там, — угольщик указал на противоположную сторону долины. — Но если они ищут мою хижину, то придут сюда только в обход — нескоро.

Стив задумчиво взглянул на дымную пелену, колыхавшуюся у них под ногами, и дальше — на бескрайний зелёный лес.

Филь угадал его мысли:

— Уйти-то нам не хитро, — заговорил он, — лес хоть кого укроет. А любопытно узнать, нас ли ищут молодчики? Что-то мне вдруг стало трудно глотать, — и он, улыбаясь, делал жест, как будто вокруг его шеи затягивается петля, но никто не отозвался на эту невесёлую шутку.

Роберт тем временем пристально наблюдал за вьющейся до склону тропинкой.

— Их восемь человек, — объявил он. — Идут быстро, один за другим, видно, умелые ходоки.

— А что, если и они нас так же сосчитали, как ты их своими быстрыми глазами, соколёнок? — заметил осторожный Джиль и попятился к двери.

— Им не видно, мы за кустами, — успокоил угольщик, не с двигаясь с места. — Жилища моего тоже оттуда не рассмотреть, — он помолчал, испытующе вглядываясь в лица своих новых знакомых. — Тридцать лет тому назад, — продолжал медленно, — на моей памяти в Ноттингем привезли малого: поспорил он в харчевне с королевским лесником да и раскроил тому голову под весёлую руку. Много народу сошлось смотреть на казнь, крепок был парень, не пикнул, хоть рубили ему палачи руки да ноги отдельно, а голову — напоследок.

Слушатели невольно вздрогнули. Роберт схватился за лук, даже весёлый Филь не улыбнулся, а только поёжился и переступил с ноги на ногу.

— Довольно сказок, — резко сказал Стив. — Стрелки уже спускаются в долину, солнце не дойдёт до того дуба, как они будут здесь. Нужно идти.

— Не торопись, сынок. — спокойно отвечал угольщик. — Вам нужно узнать, не вас ли ищут стрелки. Я спрячу вас в такое место, где не отыщет даже сам король со всем своим войском. А завтра вы будете знать, куда вам идти и что делать.