Утраченное звено - Мэрфи Уоррен - Страница 5

Площадка вокруг электростанции напоминала маленькую песчаную отмель, исчезавшую под волнами прилива и вновь появляющуюся, когда прилив отступал. Роль насоса в этом людском бассейне выполняли телекамеры: когда они были включены, толпа с песнями наступала на забор, когда же операторы уходили, пикетчики начинали отступать, оставляя после себя раздавленные банки из-под пива, обертки от бутербродов, пластиковые упаковки «Биг-Маков», бычки самокруток и обрывки плакатов с протестами против загрязнения окружающей среды и «грязных угольных магнатов».

Сейчас было время отлива. Римо пробирался сквозь толпу, которая разбилась на многочисленные группки, впавшие в летаргический сон. Некоторые лежали на спине и старательно приобретали загар. Другие распивали пиво. Бойко шла торговля семечками. А в какой-то сотне футов от них человек шесть полицейских охраняли ворота, но и они выглядели расслабленными, словно понимали, что отсутствие телекамер привело к своего рода перемирию.

Римо не очень-то надеялся найти человека, которого искал. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, когда он ходил между группками людей.

— Эй, приятель, закурить не найдется? — окликнул его какой-то мужчина.

— Нет, — на ходу бросил Римо.

— Нет, ты уж дай мне закурить, — повторил мужчина, хватая Римо за плечо.

Римо обернулся. Перед ним стоял тщедушный человечек лет сорока пяти в зеленовато-голубом домашнем костюме из синтетики и белых лакированных туфлях. Он-то что здесь делает, подумал Римо. Разве с возрастом революционеры не отходят от борьбы? Считается, что они не должны, сменив джинсы на домашний костюм, продолжать заниматься прежним делом.

— Вам не кажется, что вы для этого немного староваты? — поинтересовался Римо, сбрасывая руку мужчины со своего плеча. Мужчина тут же почувствовал, как рука онемела; боль придет чуть позже.

— Возможно, ты прав, но тут так много цыпочек.

Римо пожал плечами.

— Только чтобы добиться успеха, нужно сначала покурить травки, — продолжай мужчина. — В самом деле. Пошли. Сейчас разживемся травкой.

— Интересно посмотреть, что у вас, любителей травки, за душой, — заметил Римо.

— О-о, как болит рука! Что ты с ней сделал?

— Ничего страшного. Естественная боль — ценная вещь.

— Не смешно, — обиделся мужчина. На лацкане костюма у него был прикреплен значок с изображением вазэктомии. — А что ты вообще здесь делаешь?

— Ищу Джени Беби, — ответил Римо.

Это была всемирно известная исполнительница народных песен, сколотившая неплохое состояние в Штатах, а затем переехавшая в Лондон, где развернула мощную кампанию, поливая грязью расистскую, империалистическую и милитаристскую Америку. Она прожила в Лондоне пять лет, пока налоги там не поднялись до 90 процентов, после чего вернулась на родину, где вышла замуж за адвоката, снискавшего известность своими выступлениями на процессах шестидесятых годов, которые устраивались над борцами против системы. Считалось, что он главный теоретик движения протеста. Завоевать подобную славу ему было достаточно просто, поскольку большинство так называемых борцов обычную логику воспринимали как уловку среднего класса (состоящего в основном из белых американцев), нарочно придуманную для порабощения чернокожего населения и беднейших слоев.

— Джени обещала быть позже. Наверно, сейчас она в городе, в гостинице. — Мужчина хотел было потереть руку, но стоило ему дотронуться до нее, как его лицо исказилось от боли.

— Спасибо, — поблагодарил Римо. — Береги руку.

В городе? Вряд ли. Ведь раз нет электричества, значит, не работает кондиционер. А в такую жару она не станет без крайней нужды оставаться в помещении без кондиционера.

Римо легко взбежал на холм, чтобы захватить с собой Чиуна, — тот стоял в прежней позе, словно так и не шелохнулся с тех пор, как Римо ушел. Они отправились в близлежащий городок, маленький Клэрбург. Некоторое время спустя Римо притормозил возле постового.

— Полисмен, — позвал он.

Полицейский вздрогнул, словно ждал нападения; рука инстинктивно потянулась к кобуре. Потом он увидел Римо и немного успокоился, поняв, что перед ним не бунтующий юнец.

— Слушаю, — произнес он.

— Где тут ближайший мотель с работающим кондиционером? — спросил Римо.

— Дайте сообразить, — полицейский задумался, шевеля губами. — Наверно, «Мейкшифт». Милях в четырех от города. Дорога номер 90. Поезжайте прямо, никуда не сворачивая, и упретесь в него. Вы репортер?

— Нет.

— Слава Богу. Ненавижу репортеров.

— Держитесь! И действуйте решительно! — напутствовал его Римо.

Через пять минут они уже подъезжали к мотелю «Мейкшифт» — четырем растянувшимся вдоль дороги домикам-ранчо, которые решили вместе преодолевать трудности жизни. Римо припарковал машину на стоянке, слишком просторной для этого захолустья, и отправился в административный корпус. Чиун ждал в машине.

В регистратуре, в окружении двух искусственных папоротников, сидела молоденькая блондинка. На ней был розовый джемпер и белые брючки. Она нежно улыбнулась, встретившись взглядом с Римо, глаза которого были темными до черноты. Он был поджарым, шести футов ростом; закатанные рукава обнажали мощные запястья.

— Где она? — спросил Римо.

— Кто она?

— Скорее, у меня мало времени. Мои ребята ждут в машине, и нам надо поторапливаться, чтобы успеть к семичасовым новостям. Так где она? — Он принялся барабанить пальцами по стойке.

— Я вас провожу, — сказала девушка.

Римо покачал головой.

— Нет. Дайте мне сделать интервью, а уж потом постараюсь найти минутку, чтобы с вами поболтать.

— Обещаете?

— Чтоб я сдох, — поклялся Римо.

— Номер 27. В конце коридора, — девушка указала в сторону окна.

— В номерах рядом кто-нибудь живет?

Девушка бросила на Римо быстрый взгляд, в котором читался испуг. Римо поспешно произнес:

— Ничто не может угробить интервью лучше, чем голоса в соседней комнате. Вы сами это поймете, когда будете выступать на телевидении.

Девушка кивнула.

— В соседних комнатах никого нет. Они так пожелали.

— Спасибо. Я не прощаюсь.

Вернувшись в машину, Римо предупредил Чиуна:

— Мне понадобится пара минут.

— Не спеши. Все надо делать тщательно.

Из номера 27 доносились голоса. Тогда Римо подошел к номеру 26 — дверь была заперта. Он принялся с силой вращать ручку, пока замок не ослабел. Проскользнув внутрь, Римо быстро закрыл за собой дверь.

Встав возле двери, соединяющей номера, Римо прислушался. Два голоса были ему явно знакомы.

Один принадлежал Джени Беби. Это было манерное гнусавое мурлыканье, которое каким-то загадочным образом превращалось в чистое и тягучее сопрано, едва она начинала петь. Другой, утомленный, был голосом ее супруга, юриста-теоретика и революционера, проживающего с ней в Малибу. Остальных голосов Римо никогда прежде не слыхал.

Джени Беби: «Тони, пройдись по плану еще раз, чтобы мы знали, что делать».

Тони: «Я уже прошелся три раза».

Джени Беби: «Значит, на этот раз тебе будет совсем легко. Итак, еще разок».

«Что ж, назвался груздем», — подумал Римо. Такова плата за то, что пасешься в королевском табуне. Могло быть и хуже. Один из лидеров движения протеста разыскивается полицией за торговлю наркотиками, другой женился на голливудской кинозвезде и стал обывателем, третий служит зазывалой у гуру.

Тони: «Мы прячем оружие в ящиках с едой, а потом его раздаем. Ты, Джени, в половине девятого приглашаешь прессу на митинг — проведем его позади толпы, тогда никто ничего не увидит. Как только ты начнешь, мы заставим толпу двинуться на ворота. Наши ребята сделают пару выстрелов, полицейские ответят. Когда там появится пресса, начнется уже настоящее сражение. Конечно, у нас найдутся свидетели, которые скажут, что полицейские первыми открыли огонь. Когда толпа ворвется в ворота, мы заложим возле генератора взрывчатку — контейнер для нее будет выглядеть как катушка с кабелем, а потом быстренько уберемся, иначе можно нарваться на неприятности. Когда же восстание будет подавлено, скорее всего ночью, мы взорвем заряд и вся эта чертова станция взлетит на воздух».