Шрамы души и тела (СИ) - "chate" - Страница 5

- Мне поговорить с тобой надо, - отрывисто бросил слуга, забираясь в карету.

- О чем?

- О господине. Ты… я тебя уже третий раз к нему везу. Остальные не соглашались приезжать больше одного раза, да и тогда кривились от отвращения, поняв, что он… обезображен.

- Ты о шрамах на его теле?

- Да. Он очень страдает от этого, но если ты делаешь это только из-за денег, пожалуйста, откажись. Когда он узнает, что неприятен тебе, так же как и им всем, ему будет намного больнее. Лучше уж сейчас. Пока еще можно что-то изменить.

Преданность слуги своему господину умилила Шуна, но задержка начала раздражать, к тому же дракон очень не любил объяснять кому-то свои поступки, и уж тем более не собирался открывать перед чужим человеком свою душу.

- Я сам не очень понимаю, чем меня так привлекает твой хозяин, но могу тебя уверить, что деньги – это последнее, что меня в нем заинтересовало.

- Неужели шлюхам так много платят?

- Шлюхам - нет, а мне - да. Так что в деньгах я точно не нуждаюсь. А теперь, Дир, поехали. Твой хозяин уже ждет меня.

- Хорошо, - слуга вылез из кареты, но дверцу не захлопнул, а замялся возле нее, явно не зная, как высказать свою просьбу.

- Я не расскажу ему о нашем разговоре, - Шун чуть улыбнулся, услышав облегченный выдох. Дверца захлопнулась, карета чуть качнулась, когда слуга забирался на козлы, и вот копыта лошадей резво застучали по мостовой, унося дракона на долгожданное свидание.

Сто восемнадцать шагов и тридцать шесть ступенек – это так мало и одновременно так много, когда хочется бежать, а приходится идти. Шун чувствовал, как сердце в его груди бьется пойманной птичкой, желая как можно скорее оказаться там, за дверями, в которые стучится слуга, ожидая разрешения ввести гостя в хозяйскую комнату.

«А может, не хозяйскую?» На миг дыхание Шуна прервалось, когда он представил себе, что тот человек, который так запал ему в душу, принимает его не в своей комнате, а в какой-то безликой спальне для гостей, не желая марать господскую кровать присутствием оплаченной шлюхи, даже если эта шлюха играет роль актива. От подобных мыслей становится больно, и захотелось задать вопрос слуге, интересуясь, чья это комната, но разрешение господина уже получено, и дракона вводят в комнату.

Медленно раздеваясь, Шун продолжал мучиться вопросом о принадлежности кровати, на которой ему предстояло заниматься сексом. На мгновение вспыхнуло желание послать всех и уйти, но он подавил минутную слабость, размышляя о том, как узнать правду. Задать вопрос? Но хозяину может не понравиться, что его об этом спрашивают, и тогда их встречи прекратятся, а Шуну очень не хотелось расставаться с этой тайной, по крайней мере, пока.

Когда мужчина оказался рядом с драконом и провел ладонью по его груди, тот нервно вздрогнул, и мужчина решил, что Шун замерз.

- Я сейчас прикажу растопить камин, а ты пока ложись, - сказал он, беря Шуна за руку и подводя его к кровати, - там тебе будет теплее.

- Спасибо, я не замерз, - отнекивался дракон, не желая терпеть в такую минуту присутствие слуги, пусть даже и такого преданного, как Дир.

- Тогда, быть может, вина?

Вот тут Шун уже не отказался. Он кивнул, нервно облизнув губы.

- Белого или красного? А может, хочешь чего-то покрепче? – хозяин отошел в сторону, и Шун услышал, как тот зазвенел бокалами, что-то наливая.

- Белого, если можно, - произнес дракон и почти сразу же получил в руки бокал, который поднес к губам, ощутив аромат дорогого эльфийского вина с поэтическим названием «Алмазная кровь». Несколько глотков вина помогли ему немного расслабиться, отметая прочь все ненужные мысли.

- Кусочек сыра? – между тем поинтересовался хозяин, и Шун снова кивнул, чувствуя, как к губам подносят небольшой кубик лакомства. И дракон взял еду с рук незнакомого человека, которого никогда в глаза не видел, а может, даже никогда не увидит. Для дракона такой поступок, принять еду из рук, – признак безграничного доверия. Наивысшим доверием было бы посадить человека себе на спину, будучи в истинном теле, и подняться в небо, но не для Шуна. Он никогда не поднимался в небо, и от этого воспоминания боль буквально захлестнула его, заставив согнуться, обхватив руками живот.

Тут же послышался звон упавшего бокала, а в следующую секунду дракона обняли горячие руки, прижимая к чужому, но такому желанному телу, и встревоженный голос начал теребить, не давая погрузиться в бездну отчаяния.

-Тебе плохо? Ну что с тобой? Нужен врач? Где болит?

В голосе человека слышалось беспокойство, и Шун прижался ближе, обнимая руками и утыкаясь носом в шею. Тут же всплыли воспоминания о его изувеченном шрамами теле, и дракон вздохнул, медленно ведя ладонями по спине, понимая, что на ней фактически нет живого места, настолько вся кожа обезображена рубцами. Этот человек мог бы понять всю бездну его отчаяния, и Шуну на мгновение захотелось рассказать о себе все, но в то же время не решаясь заговорить о самом сокровенном, о своем позоре. А человек все не успокаивался и продолжал беспокойно спрашивать, что с ним и как ему помочь.

- Уже прошло. Спасибо.

- За что? Я же ничего не сделал. Может, все же врача? Он хоть и оборотень, но в разных расах разбирается. О деньгах не волнуйся.

В ответ Шун отрицательно покачал головой и потерся щекой о плечо мужчины, вдыхая его запах.

- Мне нравится, как ты пахнешь. Травы и ветер. Да, определенно нравится.

- Тогда поцелуй меня. Пожалуйста.

И их губы встретились, чтобы начать танец страсти.

- Тебе пора.

Шун вздохнул, чувствуя, что скоро возненавидит эти два слова, а чужие губы подарили ему прощальный поцелуй, не возбуждая, а нежа и лаская.

- Когда мы снова встретимся? – решился задать вопрос Шун, пока мужчина надевал на него рубашку, застегивая пуговицы.

- Завтра я должен уехать. Но это всего на несколько дней, - в голосе его слышались тоска и сожаление.

- Ничего, я буду ждать, - пообещал Шун, и хозяин позвал слугу, чтобы проводить гостя.

Когда они оказались возле борделя и с глаз Шуна сняли маску, кругом царила глубокая ночь, но дракон не смог уйти, не задав очень важный для себя вопрос:

- Дир, я знаю, что имени хозяина ты не назовешь, но может, ты мне ответишь: та комната – это его спальня или одна из гостевых комнат в доме?

- Его, - коротко бросил слуга и подстегнул лошадей, резво взявших с места, чтобы поскорее оказаться дома, в теплом стойле с кормушками, полными овса и родниковой водой.

Четыре дня прошли мучительно долго, несмотря на то, что Шун был погружен в работу. Теперь у него появилось несколько картин с людьми. Нет, это были не портреты - лиц ни на одной картине нельзя было разглядеть. Это была, скорее, попытка отобразить свой внутренний мир не только с помощью растений и природных явлений. Шун словно искал что-то внутри себя и никак не мог понять, что именно он ищет? Или, может, его душа просто блуждала в лабиринте сознания, не зная, к чему она стремится?

На одной картине был изображен воин, остановившийся возле родника напиться и уснувший в тени дерева, уронив голову на грудь. Рядом лежит его оружие, но ладонь рядом с клинком расслаблена. И пусть он готов вскочить при первом же сигнале опасности, хватая оружие, сейчас он спит, и юркая стрекоза нашла себе пристанище на его плече.

На другой - юный танцовщик в восточном костюме с распущенными волосами. Его тело, скрытое под полупрозрачным шелком, кажется миражом, чем-то далеким и нереальным. Вокруг него зрители, но они скрыты за ярким светом, в центре которого кружится танцовщик, словно бабочка, попавшая в плен огня.

На третьей – слепой музыкант с повязкой на лице, сидящий на пустой площади и перебирающий струны гитары. Ему не для кого петь, но отложить свой инструмент, ставший для него смыслом жизни, мужчина не может. Он просто перебирает струны, заставляя гитару петь и плакать вместо него. А может, вместе с ним.