У последней черты - Мэрфи Уоррен - Страница 4

Начиналась Сатанинская ночь как шутка, приуроченная к празднику Хэллоуин, когда ряженые ради забавы подожгли несколько складских помещений. Поскольку эти склады уже давно пустовали, никто не воспринял того поджога всерьез. Однако спустя год история повторилась. И повторялась с тех пор каждую осень. Пожары превратились в традицию Детройта, и, когда в начале семидесятых в городе не осталось старых складов и прочих пустующих зданий, обычай был перенесен на жилые районы. Вот тогда власти забили тревогу. Но было уже поздно. Слишком долго звери гуляли на свободе. Теперь Сатанинская ночь была установившимся обычаем, и каждый год в праздник Хэллоуин никто в Детройте больше не чувствовал себя в безопасности.

В этом году городской совет Детройта ввел на темное время суток комендантский час. Это был беспрецедентный шаг. Римо всегда считал, что комендантский час бывает только в банановых республиках. Сейчас, когда он шел по безлюдным улицам Детройта, в нем закипала злость оттого, что из-за какой-то горстки негодяев один из крупнейших городов Штатов вынужден терпеть такое унижение.

— Это просто варварство, — сказал Римо, обращаясь к своему спутнику.

Римо был подтянутый мужчина приятной наружности, с глубоко посаженными темными глазами и слегка выступающими скулами. Одет он был во все черное — черные брюки и черную футболку. В его внешности не было ничего необычного, если не считать на редкость мощных запястий и способности передвигаться с грацией пантеры. Даже когда его ноги ступали на разлетевшиеся на ветру листы старой газеты, он умудрялся не производить ни малейшего шума.

— Это Америка, — отозвался его спутник. Он выглядел иначе, чем Римо. На нем было кимоно дымчато-серого цвета с розовой отделкой. — Варварство естественное состояние этой страны. Но сегодняшний вечер мне по душе. Не могу пока объяснить, в чем тут дело, но мне здесь очень и очень нравится, для грязного американского города здесь очень симпатично.

— Это потому, что, кроме нас на улицах никого нет, — объяснил Римо.

— Кроме нас никто и не считается, — резюмировал Чиун, последний из непрерывающейся династии Мастеров Синанджу.

Его сияющая лысина, обрамленная с двух сторон седыми прядями, едва доходила Римо до плеча. Желтоватое, как пергамент, лицо, на котором выделялись ярко блестящие глаза, было испещрено морщинами. Глаза были светло-карие, и их выражение делало Чиуна намного моложе его восьмидесяти с лишним лет.

— Но так быть не должно, папочка, — произнес Римо, останавливаясь на углу.

Ни единой машины, ни одного пешехода. Витрины магазинов погашены. Правда, за некоторыми из них маячат напряженные фигуры владельцев. В руках одного из них Римо заметил винтовку.

— Когда я был маленький, Хэллоуин отмечали иначе.

— Иначе? — проскрипел Чиун. — И как же?

— Дети спокойно разгуливали по улицам. Мы ходили ряжеными из дома в дом, и каждое крыльцо было ярко освещено. Нас никто не сажал под замок, никто из родителей не боялся, что в яблоко будет запрятано лезвие, а шоколад — начинен снотворным. И мы ничего не поджигали. Самое большее, на что мы были способны, — это швырнуть тухлым яйцом в окно тому, кто жалел для нас конфетку.

— Маленькие вымогатели! Но меня это не удивляет.

— Хэллоуин — это старая американская традиция.

— Мне больше нравится тишина, — сказал Чиун. — Давай теперь пройдем по той улице.

— Почему именно по ней?

— Сделай мне приятное.

Не пройдя и трех шагов, Римо услышал звяканье металла о камень.

— Похоже, это они, — шепнул он. — Поджигатели, которых нам надо найти.

— Ты в детстве тоже был поджигателем?

— Нет. Я был сиротой.

— Спасибо, сынок. Приятно слышать это от человека, которому ты много лет был отцом.

— Тише, Чиун. Спугнешь!

— Тогда я лучше здесь подожду. Постою один. Как сирота.

Римо скользнул вдоль кирпичной стены многоквартирного дома в центре Детройта. От полыхавшего здесь несколько лет назад пожара стена до сих пор была черна от копоти и источала мертвящий запах горелого. Из-за угла доносился шум.

Римо выглянул. В аллее виднелись три фигуры. Они присели на корточки, в блеклом свете луны видны были лишь силуэты. Но для Римо, который умел собрать и усилить любой имеющийся свет, вся сцена была такой же яркой и отчетливой, как если бы он наблюдал ее по черно-белому телевизору. Он молча смотрел.

— Ты проиграл, — тихо произнес один из парней.

Римо различил блеск и звон монеты, отскочившей от стены.

— Что это вы тут делаете, ребята? — вдруг спросил Римо тем внушительным тоном, который еще в бытность его полицейским зачастую оказывался куда важней пистолета.

Три подростка разом вскочили.

— В пристенок играем, — ответил один. — А вам-то что?

— Вот уж не думал, что в наши дни кто-то еще играет в пристенок, — удивился Римо.

— А мы вот играем.

— Это мне знакомо, — произнес Римо, мысленно возвращаясь к своему детству, которое прошло в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Он играл в пристенок по всему Ньюарку, хотя сестра Мэри Маргарет из приюта Святой Терезы предупреждала его, что это пустая трата времени и денег, которые можно было бы пустить на пропитание бедным.

— А вы что, ребята, не слыхали про комендантский час? Вас могут задержать.

— Только не смешите, дяденька, — сказал старший из парней. — Мы несовершеннолетние. Детей в тюрьму не сажают.

Волосы у него были черные и пострижены как у панка; бледную шею обхватывал высокий воротник. Поперек куртки красовалась сделанная несмываемым красным маркером надпись с нелепым названием какой-то рок-группы.

— Ладно. Дайте-ка я покажу вам, как играли в пристенок в мои годы. — Римо порылся в кармане и достал несколько монеток. — Надо так бросить монету, чтобы она приземлилась как можно ближе к стене, верно говорю?

— Я всегда побеждаю, — похвалился первый парень.

— Ну, смотрите. — Римо собрался и подбросил монету.

Раздался такой звук, словно со всего маху ударили киркой по бетону. В полумраке было видно, что в кирпичной стене образовалась дыра.

— Ух ты! — присвистнули мальчишки хором.

— Слишком сильно, — стал оправдываться Римо. — Надо полегче. — И запустил следующую монету.

На этот раз она отскочила от стены и шлепнулась на мусорный бак, из которого испуганно метнулась серая крыса.

— Эй! Покажите, как вы это делаете!

— Да вы что, смеетесь? Я же сам неправильно кидаю. Дайте-ка еще разок попробую!

На этот раз монета, выпущенная Римо, беззвучно коснулась стены на какую-то долю секунды и, скользнув вниз, встала ребром, так что профиль Авраама Линкольна оказался обращен к стене.

— Вот это да! — воскликнул старший из парней. — Спорим, ни за что не повторить?!

— А ну-ка, смотри, — сказал Римо и бросил одну за другой еще три монеты, да так быстро, что они коснулись стены почти одновременно. Все три приземлились на ребро, и теперь вдоль стены в ряд стояли четыре монеты.

— Теперь ты, — сказал Римо с улыбкой.

— Ну уж нет, — возразил парень. — Вы выиграли. Научите, как вы это делаете.

— Если я вас научу, то вы все окажетесь в равном положении, тогда какой толк в игре?

— Мы станем играть с другими ребятами.

— Хорошо, я подумаю. А почему вы, ребята, не идете по домам?

— Да ладно вам, сегодня же Хэллоуин!

— Только не в Детройте, — с грустью заметил Римо.

— Да кто вы такой, мистер?

— Призрак Хэллоуина, — ответил Римо. — А теперь брысь отсюда!

Троица разбежалась.

— Обыкновенные дети, — сказал Римо, возвращаясь к тому месту, где стоял Чиун.

Чиун фыркнул:

— Малолетние азартные игроки!

— Ты просто в жизни не играл в пристенок, — возразил Римо. — Тебе этого не понять. Они напомнили мне детство.

— Не стану спорить, — сказал Чиун, указывая куда-то пальцем.

Римо взглядом проследил за его рукой. Трое игроков только что подожгли мусорный бак перед бакалейной лавкой, после чего вывалили пылающее содержимое на крыльцо магазинчика.