Священный ужас - Мэрфи Уоррен - Страница 1

Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир

Священный ужас

Глава 1

Когда преподобный Титус Пауэлл увидел на окраинах Калькутты, как мертвые тела наваливают на повозки, запряженные волами, он задал себе вопрос: «Готов ли я умереть?»

Если точнее, он спросил себя, готов ли он отдать жизнь за белую девушку?

А если еще точнее, готов ли он отдать жизнь за богатую белую девушку, отец которой ровно два десятка лет тому назад заставил его, преподобного Пауэлла, задать себе точно такой же вопрос только тогда речь шла всего лишь о чашке кофе Он очень ясно все это помнил. Моменты, когда смерть смотрит тебе в лицо, не забываются.

— Никто не помешает вам выпить эту чашку кофе, преподобный отец. Но и им никто не помешает повесить вас на ветке большого вяза у Сухого Ручья.

Эти слова принадлежали Элтону Сноуи, владельцу аптеки Сноуи, мельницы Сноуи, закусочной Сноуи и фермы Сноуи в Джейсоне, штат Джорджия. Мистер Сноуи — а мать его носила фамилию Джейсон — стоял за стойкой своей закусочной перед булькающим кофейником, а юный пастор Пауэлл сидел перед пустой чашкой и за спиной его злобно скалилась группа белых молодчиков.

— С сахаром и со сливками пожалуйста, — попросил преподобный Пауэлл и одновременно с этим в лицо его уставились два темных дула дробовика. Чуть дальше на курках, лежал толстый розовый палец с грязным ногтем. Ноготь, палец, рука и ружье принадлежали мастеру местной лесопилки, бывшему — все в Джейсоне это знали — руководителем местного отделения Куклукс-клана.

— Сколько пуль положить тебе в кофе — одну или две, а, ниггер? спросил тот.

Преподобный Пауэлл услышал смех у себя за спиной, увидел, как Сноуи подносит кофейник к чашке, вдохнул аромат свеженамолотого кофе и понял, что если ему суждено остаться в живых, он больше никогда в жизни не притронется к кофе.

— Я спросил, одну пулю или две, ниггер? — повторил мастер с лесопилки.

— Уймись! — заорал Сноуи. — В моем заведении чтоб никакой стрельбы!

— Ты собираешься обслужить ниггера?

— Я сказал — здесь не место для стрельбы.

— А я сказал — здесь не место для ниггера.

— Эй, мистер Сноуи! — послышался от дверей взволнованный голос. Девочка.

— Если вы полагаете, что я позволю вам устраивать тут бойню в тот самый день, когда жена подарила мне дочку, то значит, весь хлопок со здешних плантаций пошел на то, чтобы набить ваши тупые головы, — заявил Сноуи. Убери свою пушку, и давайте-ка все пойдем ко мне и как следует обмоем это дело. Я закрываюсь.

«Все» — разумеется, за исключением преподобного Пауэлла. Но в обстановке всеобщего ликования ему все-таки удалось получить чашку кофе. Без пуль.

— Только ради такого случая, — предупредил его мастер с лесопилки, ткнув стволами ружья в чашку. — И чтоб больше это не повторялось.

Но все меняется, и Юг не исключение, и это повторилось, и стало повторяться регулярно, и негры в Джейсоне стали есть за одной стойкой с белыми, и ходить в те же кинотеатры, и пить воду из одних и тех же фонтанчиков, и теперь, двадцать лет спустя, если бы кто-нибудь спросил, может ли негр — любой негр, а не только преподобный Пауэлл, пастор баптистской церкви в Маунт-Хоуп, выпить чашку кофе в заведении Сноуи, житель Джейсона решил бы, что тому, кто задает подобные вопросы, самое место в психушке.

И вот сейчас, когда влекомая волами повозка проскрипела мимо преподобного Пауэлла по незнакомой индийской дороге, он вспомнил тот давний случай. Он видел свешивающиеся с повозки человеческие конечности — они покачивались с полной отрешенностью от всего окружающего, которую дает только смерть.

Животы мертвецов распухли, ребра выпирали, щеки ввалились, а пустые глаза, не мигая, уставились в вечность.

Над дорогой висел запах испражнений, а ранний час не приносил прохлады.

Удушливая жара скоро станет невыносимой, когда солнце начнет припекать во всю мощь. Легкий костюм пастора прилип к телу, так было и вчера, но гостиница, в которой ночевал преподобный Пауэлл, была такой мерзкой и вонючей, что он не рискнул переодеться. Пауэлл стоял, опираясь о серый «паккард» 1947 года выпуска свежевыкрашенная развалюха, для которой в Джейсоне нашлось бы место разве что на городской свалке, — и смотрел на шофера, темнокожего, но с вполне европейскими чертами лица. Шофер остановился из-за огромной серой коровы с болтающимся из стороны в сторону зобом. Всего пару минут назад он не стал останавливаться, чтобы пропустить плачущего ребенка, потому что ребенок был, как он выразился, «неприкасаемый». Корова — священное животное в Индии. Клопы — тоже священные животные в Индии. «В Индии свято все, — подумал преподобный Пауэлл, все, кроме человеческой жизни».

Сиденье в машине было грязное и липкое. Преподобный Пауэлл не стал сидеть в машине, пережидая, пока корова соизволит перейти дорогу. Он вышел наружу, и, когда мимо проехала телега с трупами, он понял, что перед ним встала дилемма: продолжать свой путь туда, где его — он теперь был в этом твердо уверен — ждала смерть, или вернуться в Джейсон.

Ему еще предстояло проехать несколько сот миль по дорогам вроде этой от Калькутты вверх по течению Ганга до города Патна, что стоит у подножия горной гряды Виндхья. Страшный голод поразил этот край, несмотря на американскую продовольственную помощь в виде зерна, которое гнило на складах Калькутты, Бомбея и Солапура, несмотря даже на то количество зерна, которое все-таки доходило до людей. Несмотря на то, что Америка оказала Индии самую щедрую помощь, какую когда-либо оказывала, Индия по-прежнему продолжала собирать своих мертвых в запряженные волами повозки, а тем временем ханжи в министерских креслах в Дели, считающие себя вправе наставлять на путь истинный весь остальной мир, тратили огромные суммы на создание атомной бомбы.

Преподобный Пауэлл прочел коротенькую молитву и взял себя в руки. Корова скоро сдвинется с места, и ему предстоит решить: продолжать ли свой путь в Патну или поехать назад в аэропорт и вернуться туда, где так легко дышится среди сосновых лесов, где можно тихо пообедать в кругу семьи или воспеть любовь к Богу вместе с прихожанами в маленькой белой церкви на зеленом склоне холма возле старой мельницы Сноуи.

Он чувствовал, что от этого решения зависит его жизнь, хотя еще неделю назад оно не казалось столь роковым. Трудным — да, но никак не роковым. Он тогда счел это лишь еще одной возможностью подставить вторую щеку.

— Преподобный отец, — сказал ему Элтон Сноуи там, в Джейсоне, ровно семь дней тому назад. — Вы должны помочь мне. Думаю, вы — единственный, кто может мне помочь. Я получил письмо от Джоулин. Сдается мне, ее похитили.

— Джоулин! Крошка Джоулин. Такая милая девушка. Я бы сказал — истинная христианка, мистер Сноуи.

— Да, сэр, милая девушка, милая девушка, — повторил Сноуи.

Преподобный Пауэлл заметил красные круги вокруг его глаз — похоже было, что самый богатый человек в Джейсоне недавно плакал.

— Мне нужна ваша помощь, преподобный отец. Я знаю, что Джоулин не раз тайком пробиралась в вашу часть города и выполняла какую-то там общественную работу или как вы это называете. И я знаю, что вы и ваши люди любили ее.

— Очень милая девушка, мистер Сноуи. Не хотите ли чашечку кофе? Сам я уже двадцать лет кофе не пью.

— Нет, благодарю вас, — отказался Сноуи и протянул преподобному Пауэллу измятое письмо. — Прочтите, пожалуйста. Это письмо Джоулин матери.

Преподобный Пауэлл прочел письмо. Оно привело его в замешательство. На первый взгляд, это было вполне обычное послание от девушки, обретшей счастье и причастившейся Высшей Божественной Истине. Что смутило Пауэлла, так это упоминание о вкладе отца Джоулин в дело борьбы за гражданские права. Девушка писала, что это — ничто в сравнении с деятельностью Всеблагого Владыки, которого она узнала здесь, в Индии, в городе Патна.

«Если бы только твой близкий друг, преподобный Пауэлл, смог лицезреть величие и блеск Миссии Небесного Блаженства в Патне, — гласило письмо, — я была бы вечно признательна тебе. Ради процветания Джейсона он непременно должен это увидеть. И как можно скорее».