Волшебный витраж - Джонс Диана Уинн - Страница 20

На это Таркин расхохотался совсем как Стейси.

– Ну, Ронни еще утрется, он же прожужжал всем уши, какая мыза старая, – заметил он. – Лез ко мне с этими разговорами, когда я лошадей у него тренировал. Ну, я и пошел в Государственный архив графства да и выяснил, когда ее построили. Оказалось, в тысяча восемьсот тридцать втором году. Выходит, постройка более или менее Викторианской эпохи. Мой-то домик постарше на триста лет, а может, и больше, просто раньше записи не велись. А ваша область попечения по меньшей мере ровесница моему дому, тут двух мнений быть не может, иначе граница не прошла бы прямо через мызу. Кстати, Стейси рассказывала, какой скандал приключился на заседании фестивального комитета?

– Нет, – ответил Эндрю, по-прежнему не сводя глаз с ноги Таркина. – Уолли Сток рассказал.

– Ах он! Ну кто б сомневался! – усмехнулся Таркин. – Ох уж этот Уолли, вечно все раньше всех разнюхает! Истинная правда, впрочем, все даже решили – еще немного, и фестиваль вообще отменят. Я еще подумал: бедный Стокки – ваш мистер Сток, – он же просто удавится, если ему негде будет выставить свои овощи. А теперь вроде как пригласили мистера Брауна, и все снова чин по чину.

Эндрю опять надел очки и сказал:

– С мистером Брауном я не знаком.

– С тем, который из усадьбы? Неужели? – поднял брови Таркин. И добавил – совсем как Уолли Сток: – Ученый затворник, точь-в-точь как вы сами, Эндрю. Странно, что вы его не знаете.

Тут Эндрю вспомнил, как дед говорил ему: «Эндрю, мистер Браун не нашего круга, но нам надо быть с ним очень вежливыми». И проговорил задумчиво:

– Нет. Кажется, дед с ним не ладил.

– Еще бы, – сказал Таркин. – Он же никого знать не хочет, носа из дома не показывает. Вот почему так странно, что он взялся провести фестиваль, а ведь взялся. Слушайте, а с ногой-то моей что можно поделать?

– Думаю, немного уплотнить, – ответил Эндрю. – Но не сразу, а постепенно. Заходите ко мне почаще, и я мало-помалу сделаю ее тверже.

Большое вам спасибо, – искренне улыбнулся Таркин. – А то сегодня утром, когда ко мне наведался Стокки – выложить, что фестиваль отменяют, а то зачем же, – а я, представьте себе, штанину о гвоздь порвал, вышло неловко: я, значит, в одну сторону, а штанина в другую, и ноги внутри вроде бы не видно. Стокки аж вытаращился…

– А я думал, такое ему не в новинку, – ответил Эндрю, – он же столько лет проработал у моего деда. Впрочем, ладно. Ну, Эйдан, отдохнул? Нам пора.

Глава седьмая

Когда Эйдан и Эндрю вернулись в Мелстон-Хаус, миссис Сток уже отбыла домой. Посреди кухонного стола – кто бы сомневался! – красовалась тарелка с запеканкой из цветной капусты с сыром. А под ней – укоризненная записка, гласившая: «Наш Шон не знал, чего делать, вот и пошел в сараюшку. А ежели чего не так, вы опять где-то слонялись, подсказать было некому».

Эндрю только посмеялся и пошел готовить стейки из морозилки. К вящему облегчению Эйдана, он почти все сделал сам. Эйдан не знал, где сковородки и как включать плиту, но помогал чем мог. И все это время из головы у него не шли большие одежки для Гройля, которые он принес вниз и повесил на спинку стула в кухне, уповая на то, что не будет дождя и после ужина можно будет выложить одежки на крышу дровяного сарая. Эти одежки были первым крупным волшебным проектом Эйдана, и он хотел, чтобы все у него получилось.

«Прямо жду не дождусь посмотреть, подойдут они ему или нет!» – вертелось у Эйдана в голове.

Когда Эйдан думал об этом по меньшей мере в сороковой раз, в голове у него прозвучал бабушкин голос – так бабушка говорила всегда, когда Эйдан чего-нибудь ждал и не мог дождаться: «Эйдан, не торопи время!» Раньше Эйдан считал, что это означает, что надо жить настоящим, а не ждать чего-то в будущем, которое то ли будет, то ли нет. Но на сей раз он вспомнил, какой Гройль огромный, а еще – что Гройль не совсем вегетарианец. Тут бабушкины слова обрели совсем иной смысл: если торопить время, оно может принести совсем не то, на что рассчитываешь. Эйдан подумал: «Ой!» – и почувствовал себя очень маленьким.

И все равно на закате пошел посмотреть, как Эндрю забрасывает огромные одежки на крышу дровяного сарая. После чего понял, что у него нет ни малейшего желания выяснять, подойдут они Гройлю или нет. И отправился в постель. После долгой прогулки он очень устал и сразу же уснул.

Около полуночи его разбудил стук в окно, такой, что аж рама затряслась. «Ветер», – сонно подумал Эйдан. Стук повторился. Эйдан услышал, как дребезжит окно. «Он же его сломает!» – испугался Эйдан, спрыгнул с кровати на пол и подбежал к окну по наклонному полу. Примерно как и накануне, сквозь дымную пелену облаков проблескивала луна. Когда Эйдан очутился у окна, и луну, и облака заслонил огромный черный кулак. БАМ! Рама заходила ходуном.

Эйдан осторожно залез на трехфутовый подоконник и открыл окно. Замер, стоя на коленях, и уставился на кулак Гройля, который примеривался ударить в стекло, но вовремя остановился. Ниже виднелось обращенное к Эйдану великанское лицо: в перспективе Гройль был еще больше похож на Шона. Эйдан высунулся наружу, и лицо Гройля расплылось в улыбке, показав два ряда очень-очень крупных квадратных зубов. Эйдан опустил взгляд и обнаружил, что великан надел подаренный наряд. Да, Эйдан ошибся с размером – одежда была Гройлю великовата. Гройлю пришлось подвернуть рукава и закатать джинсовые штанины. Эйдану были видны и бледные лодыжки, и босые ступни Гройля – громадные даже с такой высоты.

– Ой, вот здорово! Ты нашел одежду! – проговорил Эйдан.

Гройль рьяно закивал, глаза от улыбки превратились в щелочки.

– Ты сделал?

– Да, – сказал Эйдан.

– Так и думал, – ответил Гройль. – Тобой пахнет. Хорошим волшебством.

– Тебе нравится? – с тревогой спросил Эйдан.

Гройль снова закивал и блаженно улыбнулся.

– Приятно, – сказал он. – Тепло. И еще красиво. Придет зима, буду сладко спать. И есть куда расти. Теперь никто не будет смеяться, что я голый. Ты очень добрый. Я расскажу про тебя Владыке. Может, даже попрошу кого-нибудь, пусть скажет королю, какой ты хороший.

– Да ладно, не стоит, – ответил Эйдан. – Носи на здоровье.

– У меня только с непуговицами не сразу получилось, – пожаловался Гройль. – Так правильно? – Он попятился, чтобы Эйдану были видны молнии на джинсах и у ворота флиски, и показал на них. – Тянешь и застегиваются, да? Правильно?

Обе молнии были застегнуты доверху. «А этот Гройль не дурак, – подумал Эйдан, – ведь молнии-то он наверняка видит впервые в жизни».

– Да, – сказал он. – Это молнии. Ты правильно застегнул обе молнии. Ты очень красивый.

– Молнии, – повторил Гройль. – Я красивый. Мне приятно. Я одет! – Он крутанулся на месте, по-шоновски размахивая руками, и пустился в пляс по темной, залитой лунным светом лужайке. – Я одет! – запел он скрипучим тенором. – Кра-со-та! У ме-ня! Мол-ни-и!

Он прыгал. Скакал. Махал руками и выделывал поразительные антраша. Гарцевал. Раза два – Эйдан точно видел – он приземлился на чертополох, но не обратил внимания. Наверное, подошвы у него были дубленые.

– Мол-ни-и! У ме-ня! Мне теп-ло! Я о-дет! – ревел Гройль, прыгая и кружась, словно балерина.

В конце концов Эйдан уловил ритм Гройлевого танца, высунулся из окна и стал хлопать в такт. К тому времени, когда Гройль наконец дотанцевал до угла дома и скрылся из виду, у Эйдана уже болели ладони. Но и после этого до Эйдана доносилась издалека великанская песня. Тогда он лег в кровать, поражаясь, как, оказывается, легко кого-то осчастливить. Бабушка всегда говорила, что при этом и себя осчастливливаешь, но до сих пор Эйдан не очень-то ей верил.