Реверс - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 10

— Наркотиков?

— Хорошо, что вы спросили. Ни боже мой. Никаких наркотиков, никакого оружия, никаких драгметаллов или камней, никаких радиоактивных веществ, никакой опасной микробиологии. Да, и никакого шпионажа тоже. Мы не нарушаем российских законов… во всяком случае не настолько, чтобы рисковать угодить за решетку. С этим у нас строго. Здравый смысл, знаете ли.

— Тогда что же вы перевозите? Или секрет?

— От вас — какие секреты? К примеру, в последнюю переправленную партию груза входили радиодетали…

— Не понял.

— Радиодетали. Самые обычные, какие продаются в магазине «Чип и дип». Только мы берем их оптом со склада, на чем экономим… Это ведь законно?

Сергей кивнул.

— Далее: несколько десятков килограммов генно-модифицированного высокоурожайного пшеничного зерна, устойчивого к засухе и вредителям. Сорт известный, имеется на рынке, но мало кому нужен: обыватель боится. Тоже законно?

— Пожалуй.

— Третье: лекарства. Опять-таки самые заурядные лекарства, свободно продающиеся в аптеках. Это законно и гуманно. Нет?

— Возможно…

— И четвертое: техническая документация. Радиотехнические и электронные схемы плюс чертежи дизельного двигателя на четыреста лошадиных сил, переделанного под горючее на основе растительного масла. В чем тут криминал?

— Э-э… — протянул Сергей. — Насчет дизелей я…

— Этот дизель устарел более полувека назад, — пояснил Родион Романович. — А что касается топлива, то самый первый дизельный двигатель в мире работал не на соляре, а на рапсовом масле. Вижу, вы этого не знали. Можете проверить — вдруг я лгу? А можете поверить на слово: никакой технической новизны наш дизель не содержит в принципе.

— Тогда… — Сергей механически отхлебнул из чашечки. Вполне приличный «эспрессо», и чего этот Родион Романович морщился? — Тогда… куда вы все это перевозите? И кому нужно такое дерьмо?

— Еще более правильный вопрос. То, что для одних дерьмо, для других сокровище. Капитан Кук торговал с полинезийцами гвоздями и цветными бусами. А мы доставляем грузы в Центрум.

— Куда?

— В Центрум, или Центральный мир, — я не имею в виду витаминные таблетки с тем же названием. Туда, где вы побывали сами — если, конечно, вы не сочинили всю эту историю с медведем, чтобы развлечь читателей вашего блога. Но ведь вы ее не сочинили, не так ли? Кстати, а зачем вы вообще рассказали об этом случае в блоге?

— Надо же о чем-то туда писать, — хмыкнул Сергей.

— Я так и думал. Однако примите совет на будущее: поменьше саморекламы. Мы наткнулись на ваш блог во многом случайно — и так же случайно на него могут наткнуться пограничники.

— Какие еще пограничники?

— Пограничники Центрума. Наши естественные противники. Видите ли, по их мнению, мы — контрабандисты, причем злостные. Как увидят — дергаются, а бывает, и стреляют.

— А вы?

— А мы и есть контрабандисты. Какой смысл отрицать очевидное? Но от нас людям польза.

— Я не о том. В вас стреляют — а вы?

— Случается. Но чаще проскальзываем незамеченными.

— Хм, значит, законы вы все-таки нарушаете? Хотя бы в этом вашем Центруме…

Уесть Родиона Романовича не получилось. Он просто пожал плечами.

— Там много законов. У каждой территории — свой. У железнодорожников — свой. У бандитов — свой. У хуторян и кочевников вообще никаких законов, только обычаи. А у пограничников — свой закон. Какой-нибудь да нарушишь. Но дело того стоит. Я вас заинтересовал?

— Еще не знаю…

— Понимаю. — Легонько кивнув, Родион Романович взял бутерброд. Критически осмотрел его и вернул на блюдо. — Понимаю, потому и не тороплю с ответом. Вам еще многое непонятно, и мне, кстати, тоже. Вы не находите, что теперь мой черед задавать вопросы?

— Спрашивайте.

— Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне о вашем путешествии на Север с самого начала. Эпизод с неудачной рыбалкой осветите как можно подробнее.

— Рыбалка как раз была удачной…

— Ну-ну, не цепляйтесь к словам. Я слушаю.

— Значит, так…

Почему бы и не рассказать? Постепенно увлекшись, Сергей изложил все, что помнил о походе: и о медведе, и о том, как прямо из пустыни вновь выпал в порог и едва не утонул, но все-таки не утонул, и о том, как следующим утром, вооружившись на всякий случай топором, вернулся за брошенным спиннингом, и о чудесной ловле хариуса на Жемчужном плесе после Семиверстного порога, и о жареных грибах, надоевших под конец маршрута, и о насквозь просвистанных ветрами озерах, и о сломанном весле, и о петроглифах, и даже о небольшой треске, пойманной в Белом море на самую заурядную блесну-колебалку. Родион Романович слушал внимательно, временами побуждая к продолжению рассказа уместными вопросами. Крепло ощущение, что ничего нового из рассказа он не почерпнул, однако слушал без видимой скуки. Сверял с блогом, что ли?

А под конец вынул распечатанный на принтере космический снимок.

— Тот порог?

Разрешение было не ахти, но место опознавалось уверенно. Вот одно озеро, вот другое, между ними порог, а вот тут удобная для бивака полянка. На ней и стояли…

— Тот.

— Вот вам фломастер. Можете показать место, где вы открыли Проход? Хотя бы приблизительно.

— Здесь. Точно не скажу, но в этих пределах… — Сергей очертил кружок. Затем выпучил глаза. — Да, а что значит «я открыл»?

Родион Романович улыбался чуть снисходительно, но в общем по-доброму.

— Это значит, что именно вы открыли Проход в Цен-трум. Судя по вашим словам, вы оказались на Сухой пустоши или, может быть, в барханнике к югу от Белого хребта. Гор там на горизонте не было, не заметили?

— Вроде не было. По-моему, вышка какая-то была…

— Значит, Сухая пустошь. А вы, по-видимому, решили, что вас занесло в Сахару или Каракумы? Нет, Сергей Анатольевич, вы были в Центруме, причем не в самом приятном его месте. Но это не имеет значения. Главное — вы латентный проводник. Вы всегда им были, а в критический момент сумели стать реальным проводником. Это качество можно развить. Желаете?

— А… если нет?

Теперь Родион Романович усмехался довольно обидно.

— Что ж, если вам по душе планктонная жизнь, то всегда можно найти работу в офисе. Будете являться на службу к установленному часу, терпеть давку в метро или пробки на дороге, соблюдать дресс-код, заниматься нелюбимой работой, а когда начальство не видит, исследовать сходимость пасьянса «Паук». Каждый рабочий день вы с нетерпением будете ждать шести часов, чтобы поехать домой, где тоже ничего интересного. Изо дня в день, из года в год вы будете убивать время — ваше время! И вы ужаснетесь, подумав о старости, когда вас неизбежно одолеют горькие мысли об упущенных возможностях. Ну как? Привлекательно?

Сергей молча покачал головой.

— То-то и оно. Вам выпал шанс круто изменить свою жизнь и притом сделать ее гораздо полнее. Что может быть лучше, чем прожить интересную жизнь? Многие идут к ней годами тяжких усилий, и не все доходят. Вам же она предлагается даром — берите! Ну и материально… не обидим.

Сергей продолжал молчать.

— Понимаю, — сказал Родион Романович. — Вы пытаетесь уловить, в чем тут подвох. Если я начну уверять вас, что никакого подвоха нет и в помине, вы мне, разумеется, не поверите. Сделаем так. Вы попробуете. Только попробуете и, если не понравится, сможете дать задний ход. Мы не слишком боимся распространения информации. Начни вы болтать — и вас тут же примут за еще одного чокнутого искателя аномальных зон, снежных людей, лох-несских чудовищ и барабашек. А кроме того, вы можете привлечь к себе внимание пограничников Центрума. Они работают в разных мирах, порой жестко… Вы умный человек и болтать не станете. Ведь так?

И пришлось признать: так. Экая сладкоголосая сирена с железной логикой! Собеседник умел выбрать нужные слова.

— А вы, — спросил Сергей, — тоже проводник?

Вместо ответа Родион Романович несуетливо оглянулся — не видит ли кто? — и уставился на столешницу. На его лбу выступили бисерины пота. Прошло несколько секунд — и воздух между чашечкой с остывшим кофе и блюдом с нетронутыми бутербродами как бы заструился. Если приглядеться — а время приглядеться было, — струение наблюдалось лишь в области не более десяти сантиметров диаметром. Подождав, Родион Романович брезгливо снял пальцами с крайнего бутерброда колбасный кружок и кинул его в струение.