Сатанинский взгляд - Мэрфи Уоррен - Страница 2

Юрий поднял ствол вровень с печальными карими глазами.

Если одному из них суждено умереть, пусть это будет тот, другой, а не он сам. Юрий надеялся, что ему не придется смотреть на убитого. Он надеялся, что крови будет не слишком много. Он надеялся, что когда-нибудь все это забудется. Если он сейчас нажмет на курок, у него, по крайней мере, будет такой шанс. Если же он угодит в Афганистан, такого шанса не будет. Скользкий от пота палец лежал на спусковом крючке.

И вдруг он увидел свою мать. Она стояла прямо перед ним и ласково уговаривала его опустить автомат.

— Мама, что ты делаешь тут, в Сибири?

— Не принимай на веру все, что ты видишь и слышишь Я здесь. Что ты собираешься сделать — застрелить родную мать?

— Нет, ни за что.

— Опусти автомат! — приказала мать.

Но в этом не было необходимости: Юрий и без того уже опустил автомат. Коротышка же с печальными глазами куда-то испарился.

— Мама, ты не видела человека невысокого роста с карими глазами, который только что был здесь?

— Не беспокойся. Он вернулся в поселок.

Юрий посмотрел на дорогу, ведущую в городок. Она была видна как на ладони — ровная, ни взгорка, ни кустика, за которым можно было бы укрыться. Коротышка исчез. Юрий оглянулся, дабы удостовериться, что тот не проскользнул мимо него. Дорога, насколько хватало глаз, была пуста. Вокруг — ни души, безмолвная тишина, и только от его дыхания на морозе поднимались облачка пара. Человек, пытавшийся покинуть городок, словно сквозь землю провалился. Седовласая женщина с изуродованными артритом пальцами помахала Юрию на прощание и пошла мимо контрольного поста.

Из будки выскочил лейтенант и приставил пистолет к голове женщины. Юрий вскинул автомат.

За это он способен убить.

За это он обязан убить.

Он выпустил очередь из автомата, и в деревянную стену сторожевой будки полетели кровавые ошметки того, кто некогда был лейтенантом.

На следующий день на допросе Юрий объяснил, что не мог поступить иначе. Разве он не обязан был защитить свою мать? Ведь лейтенант намеревался ее убить.

Как ни странно, присутствовавшие на допросе офицеры отнеслись к Юрию с пониманием, хотя он и вынужден был признать, — заливаясь слезами, ибо уже не оставалось сомнений в неминуемом расстреле, — что его мать умерла четыре года назад.

— Успокойтесь. Возьмите себя в руки и постарайтесь припомнить поточнее: что сказал вам этот человек? — обратился к Юрию офицер КГБ, курирующий поселок.

— Но ведь я застрелил своего командира!

— Это неважно. Вспомните, что вам говорил Рабинович?

— Его фамилия Рабинович?

— Да. Так что он говорил?

— Он просил, чтобы его оставили в покое.

— Что еще?

— Он был уверен, что я не стану в него стрелять. Мне показалось, что ему приятно произносить слово «нет» Видно, в нем заключен какой-то особый, понятный только ему смысл.

— Что еще вы запомнили?

— Больше ничего. Я был вынужден застрелить лейтенанта. Разве на моем месте вы смогли бы поступить иначе?

— Смог бы. Я — сотрудник КГБ. Но забудем о том, что вы застрелили командира. Что говорила ваша мать?

— Она просила меня не стрелять.

— А еще что?

— Чтобы я не верил всему, что вижу и слышу И еще что-то в этом роде.

— Она сказала, куда направляется?

— Ее уже четыре года нет на свете, — с трудом сдержи — пая рыдания, проговорил Юрий.

— Ну хорошо. Так она сказала, куда направляется?

— Нет.

— А про Израиль она ничего не говорила?

— С какой стати? Она ведь не была еврейкой.

— Да, конечно, — согласился офицер КГБ.

Во всей этой истории он усматривал, по крайней мере, одно положительное обстоятельство: все произошло здесь, на месте, иначе все равно пришлось бы направлять сержанта сюда, чтобы с помощью парапсихологов он припомнил все, что с ним произошло, до мельчайших подробностей. Рабинович мог сказать что-то такое, что способно вывести на его след, и тогда останется только пообещать ему все, что он пожелает. Конечно, после того, что случилось, полетят многие головы. Свалить всю вину на несчастного сержантишку не удастся. За исчезновение Василия Рабиновича придется отвечать перед самим Политбюро.

Во все подразделения КГБ в Советском Союзе и в граничащие с ним страны восточного блока были разосланы фотографии мужчины средних лет с грустными глазами, а также инструкция весьма странного содержания: попытки задержать Василия Рабиновича решительно пресекать; о его обнаружении немедленно сообщать в Москву; в случае же появления Рабиновича вблизи границ какого-либо западного государства расстреливать на месте, не вступая с ним в переговоры и — главное — не глядя ему в глаза.

Последовавшее за этим указание окончательно сбило с толку секретные службы Восточной Германии, Польши, Албании и Румынии. Им предписывалось в срочном порядке информировать Москву в случае, если кого-либо из часовых на блокпостах посетят странные видения в умерших родственников или близких друзей.

Разведки дружественных стран тотчас же запросили у Москвы разъяснения: где наиболее вероятно появление вышеупомянутых мертвецов?

«Там, где они обычно не появляются», — ответила Москва.

На вопрос, каким образом мертвецы вообще могут где-либо появиться, Москва разъяснила, что вообще-то они не появляются, но часовому может показаться, что он действительно видит их.

В Москве был создан специальный отдел, которому вменялось в обязанность: вернуть беглеца на родину и безоговорочно исполнять все его желания.

В ходе выяснения, каким образом Рабинович сумел улизнуть из сибирского городка, следствие выявило одну существенную деталь.

Офицер, прикрепленный к Рабиновичу, понимая, что на карту поставлена его жизнь, заявил:

— Мы шли навстречу всем его пожеланиям. Когда ему требовались женщины, мы поставляли ему и блондинок, и брюнеток. Выписывали красавиц из Африки и Южной Америки, с Ближнего Востока и с Запада, курдок и кореянок.

— И какова была его реакция?

— Каждый раз он говорил, что это совсем не то, что ему нужно.

— А что же ему было нужно?

— Не знаю.

В распоряжении Рабиновича был каталог лучшего американского универмага «Нейман-Маркус». Достаточно было пометить любой из приглянувшихся ему товаров, чтобы он тотчас же был доставлен. В подвале его дома гнили всевозможные деликатесы, окорока, копченая лососина, экзотические фрукты. Доставка любых грузов для Рабиновича рассматривалась как высший стратегический приоритет, о чем было объявлено в четырех главных военных округах. Если говорить о роскоши, то Рабинович буквально купался в ней.

По три раза в день кто-либо из руководства КГБ наведывался к нему домой или в лабораторию для выяснения, и чем он нуждается. Генералы и комиссары лично звонили ему по телефону и спрашивали, чем могут быть полезны. У него была уйма высокопоставленных друзей. Рабинович был им нужен, и они ни за что не смирились бы с его исчезновением.

Хотя комендант городка мог представить исчерпывающие доказательства, что Рабинович обеспечен абсолютно всем, о чем можно только мечтать, было совершенно ясно: за побег Рабиновича кому-то придется расплачиваться. Собственной головой.

В атмосфере нарастающей паники Москва отслеживала все таинственные происшествия в масштабах страны.

Проводник поезда, следующего на запад через Казань, проверяя билет у одного из пассажиров, обнаружил, что разговаривает со своей собакой. Вернувшись к себе в Куйбышев, он убедился — все это время его собака находилась дома. Бедняга решил, что у него нервное расстройство. К вящему удивлению проводника, его обследовали не в медицинском учреждении, а в КГБ.

В Киеве стюардесса «Аэрофлота» призналась, что провела на борт самолета своего безбилетного дядюшку. Признаться в этом неблаговидном поступке ее заставила уверенность, что она сошла с ума. В самолете оказалось сразу двое ее любимых дядюшек — один сидел в комфортабельном переднем отсеке, а другой — в забитом пассажирами заднем. Стюардесса трижды прошлась по салону из конца в конец, прежде чем окончательно убедилась, что у дядюшки появился двойник.