Потерянное прошлое - Мэрфи Уоррен - Страница 56

— Мне нужны оба ваши специалиста. Мне наплевать, как вы их найдете. Найдите, их!

— Наши системы слежения обнаружили их в Ньюарке, сэр. Но теперь я не знаю, где они могут быть. Я полагаю, что они оказались там из-за Римо, но на него нам больше рассчитывать не приходится.

— Почему, черт побери?

— Потому что я не уверен, знает ли он, что по-прежнему работает на нас.

Римо решил, что это здорово, что он наконец-то повстречался со своим видением.

— Я хотел только одного, папочка, — вернуться домой, но я не знал, куда мне податься. А теперь я знаю. Синанджу, правильно?

— Самое совершенное место на земле — родина твоих предков, — заметил Чиун.

Они находились в здании аэропорта, и Чиун просунул свои длинные пальцы с острыми ногтями Римо под рубашку и нажал ему на солнечное сплетение, чуть пониже грудной кости, чтобы восстановить гармонию дыхания, чтобы легкие и поры его кожи работали в унисон и чтобы кровообращение обратило вспять процесс поглощения чужеродных веществ и отторгло их.

Но Чиун не думал об этом в таких выражениях. Он воспринимал человеческое тело как поэму — именно этому он научился у предыдущего Мастера, а тот в свою очередь — у предыдущего, и так до самого начала, когда Мастера Синанджу познали истинную силу человеческого тела и деревня Синанджу стала солнечным истоком всех боевых искусств, которому все прочие лишь подражали на протяжении многих веков.

Римо почувствовал ногти у себя на груди и попытался сосредоточиться, но позвякивание разменных автоматов и запах духов отвлекали его. И только когда он понял, что разменные автоматы находятся на другом конце аэропорта, то осознал, что к нему возвращается слух. Запах духов был еле уловим, а это означало, что к нему возвращается обоняние.

Память, однако, возвращалась небольшими порциями. Он вспомнил, как смотрел на звезду, а потом он понял, что именно в этот момент во Вселенной было принято решение о том, чем ему предстоит стать, и сознание вспомнило об этом, хотя он сам этого и не знал.

Он вспомнил Чиуна. Он вспомнил их совместные занятия. Он вспомнил, как его много раз посещали мысли о смерти. Он вспомнил, как он ненавидел Чиуна и как научился его уважать, а потом узнал его лучше и полюбил, как родного отца, которого никогда не знал.

Он вспомнил Синанджу, грязный маленький городок, родину величайшего в истории человечества Дома Ассасинов. Он вспомнил, как надо дышать. Во рту у него стоял луково-чесночный привкус жидкости, к которой он прикоснулся в Калифорнии. Он вспомнил, как лазил в ванну, чтобы не дать утонуть взрослому мужчине, который вел себя как ребенок. Он вспомнил, как потерял контроль над своей кожей.

Он был не в лучшей своей форме. А случившееся отбросило его еще немного дальше.

Некоторые вещи он до сих пор понимал весьма смутно. Он знал, что Синанджу — это маленький городок или даже деревня, но его родиной он был не сам по себе, а потому что оттуда исходило учение. Он был воспитан в сиротском приюте в Ньюарке. Это он, оказывается, помнил правильно.

— Да, ты — Синанджу, Римо, — сказал Чиун.

Он перестал быть видением. И Римо знал, почему он продолжал его видеть даже тогда, когда забыл все остальное. Он видел его, потому что Чиун находился внутри него самого, как всякий хороший учитель. А Римо считал Чиуна самым величайшим из всех учителей, которых мир когда-либо знал.

— Я вспомнил! Я вовсе не кореец! — воскликнул Римо. Пальцы Чиуна замерли.

— Не заходи так далеко. Ты кореец. Твой отец был корейцем.

— Правда? Я об этом не знал. А ты откуда знаешь?

— Я объясню тебе позже, но ты увидишь хроники Синанджу, наши хроники, и сам поймешь, как ты оказался способным познать так много.

— Это потому что ты — великий учитель, папочка. Я думаю, ты величайший учитель из всех, которых мир когда-либо знал, — сказал Римо.

— И это тоже, — согласился Чиун.

— Эй, я совсем забыл. Мне надо позвонить. Мои подопечные скрылись.

— В Америке все куда-то зачем-то скрываются. Наше место не здесь.

— Мое — здесь, папочка. В этом-то вся проблема, — заявил Римо, все еще помнивший номер контактного телефона Смита.

Глава пятнадцатая

Тон у Римо был извиняющийся, а Чиун был вне себя от гнева.

— Никогда не признавайся императору, что ты что-то сделал не так, — сказал он по-корейски. Римо пропустил его слова мимо ушей.

— Что мы все делаем в Белом Доме? Это же самое худшее место встречи, какое только можно себе представить! Вы же сами все время говорите об опасности раскрытия тайны нашего существования.

— Каким-то образом супругам Доломо удалось добраться до президента. И я боюсь, что у них это может получиться и еще раз. Если президент превратится в неуправляемого трехлетнего ребенка, то весь мир может взлететь на воздух. Именно с этой целью я вызвал Чиуна сюда.

— Ах, вот оно как. Это только отговорка, которой он собирается воспользоваться, когда захватит трон, — сказал Чиун по-корейски, обращаясь к Римо, а Смиту сказал по-английски: — Это очень мудрое решение.

— Он не собирается захватывать трон, — возразил Римо. — Он вызвал тебя потому, что сам не мог бы убить президента. Он хотел, чтобы это сделал ты. А потом он распустил бы нашу контору и убил себя.

— Накануне воцарения? — удивился Чиун. Это настолько не лезло ни в какие ворота, что он забыл сказать это по-корейски.

— Я тебе это много раз говорил, но ты не хочешь этого понять, папочка, — сказал Римо.

— За это время я успел разработать способ защиты от такого вторжения, — сообщил Смит. — Весь вопрос заключается в том, в какой вы форме.

— У меня нет защиты от этого вещества.

— Тогда вы останетесь здесь. Сможете ли вы сделать то, что надо, если Доломо доберутся до президента?

— Вы имеете в виду, смогу ли я его убить?

— Да.

— Конечно, — сказал Римо.

— Никаких проблем?

— Это будет правильное решение, Смитти.

— Да, полагаю, что так, — сказал Смит. — Наверное, я старею. Я бы не смог сделать этого.

— Он ни на что не способен, он сумасшедший, — сказал Чиун по-корейски, а по-английски добавил: — Доброжелательность — вот отличительная черта великого правителя.

— Чиун, теперь когда Римо с нами, мы можем послать вас. Нам надо освободить группу заложников, удерживаемых на острове, и самое главное — захватить некое вещество, созданное двумя преступниками, Рубином и Беатрис Доломо. Заодно расправьтесь и с ними.

— Еще один глупый, составленный сумасшедшим, список товаров, которые надо купить, — сказал Чиун по-корейски и, обратившись к Смиту, добавил по-английски: — Мы вылетаем со скоростью ваших слов.

— Нет. Римо придется остаться здесь.

— Тогда мы будем охранять вас ценою собственной жизни.

— Не г. Я хочу, чтобы один из вас делал одно дело, а другой — другое.

— Мы оба сделаем оба дела одновременно и восславим ваше имя, так что оно станет более заметным, чем единственный лист на единственной ветке.

— Нам надо, чтобы Римо остался здесь и сделал то, что ему предстоит сделать, а вы отправились на Харбор-Айленд и сделали то, что надлежит сделать вам.

— Ага, — сказал Чиун. — Понимаю. Мы с Римо отправляемся на Харбор-Айленд немедленно.

— Смитти, он не позволит мне оставаться без присмотра в моем теперешнем состоянии. Поэтому похороните свой план разлучить нас, — посоветовал Смиту Римо.

— Зачем ты сказал такое Смиту? — по-корейски спросил Чиун, и Римо ответил на том же языке:

— Потому что это правда.

— И что?

— И то, что если мы все знаем, что делаем, то нам не надо играть в прятки.

— Искусство общения с императором — это не игра. Горе тому ассасину, который всегда говорит правду императору.

Римо сказал Смиту по-английски:

— Вам придется выбирать.

— Ладно. У меня есть запасное средство на случай, если до президента доберутся. Отправляйтесь на Харбор-Айленд. Но постоянно поддерживайте контакт. Телефонная система тут не вполне надежна. Мы дадим вам устройство, которое позволит вам держать с нами контакт через спутник. Все это очень рискованно. Я хочу контролировать ход дела. Меня беспокоит судьба заложников, я хочу уничтожить Доломо, а что касается их вещества — то это просто кошмар.