Гобелены Фьонавара (сборник) - Кей Гай Гэвриел - Страница 53

Снова и снова бросались они друг на друга и катились клубком по земле, оставляя на ней клоки серо-черной шерсти, и Пол, стараясь не пропустить ни единого мгновения этой схватки, всей душой своей был на стороне пса, всеми силами стремился помочь ему. Он вспомнил, как поразило его в ту их первую встречу горькое, трагическое выражение глаз серого зверя, и с ужасом видел теперь, несмотря на густую тень, царившую под деревьями на поляне, где противники продолжали с рычанием кататься по земле, терзая друг друга в слепой и какой-то отчаянной ярости, что волк слишком велик и слишком силен.

Теперь пес и волк казались одинаково черными, ибо светло-серая собачья шерсть потемнела от крови. И все же пес мужественно продолжал сражаться, уходя от атак и нападая сам с таким изяществом и таким презрением к более сильному противнику, что на это больно было смотреть – ибо то было благородство приговоренного к смерти.

Правда, и волк был страшно изранен и истекал кровью, но все же он был намного крупнее, намного сильнее пса. Мало того, Галадан обладал волшебным могуществом, которое значительно превосходило мощь любых клыков и когтей.

Пол почувствовал вдруг, что его связанные руки покрылись кровоточащими ссадинами. Видимо, он невольно пытался освободиться от пут и броситься на помощь псу, который погибал, защищая его, но веревки, до крови врезавшиеся в его плоть, оказались слишком крепки. Так что предсказание Богинь осталось неизменным: волк и пес должны были биться один на один.

Конца этой ночной схватке не было видно. До предела измученный, израненный пес все же не сдавался, хотя его атаки волк теперь отбивал с куда меньшим напряжением, а попытки пса защититься от нападений волка или избежать их стали менее успешными, и порой он с трудом уворачивался от страшных клыков, готовых в последний раз сомкнуться у него на горле. Пол понимал, что исход битвы предрешен, что это всего лишь вопрос времени, и, будучи вынужденным свидетелем этой трагедии, изнывал от горя и печали. Так больно было видеть, так больно…

– НЕ СДАВАЙСЯ! БЕЙ ЕГО! – воскликнул он вдруг в полный голос, и горло обожгла резкая боль. – Я продержусь – если ты не отступишь! Я обещаю тебе, что выдержу и завтрашнюю ночь. Клянусь именем вашего Бога Мёрнира! Помоги же мне дожить до завтра, и я принесу вам дождь!

На мгновение звери застыли, потрясенные силой чувства, заключенной в этом крике, а затем Пол, совершенно обессилев, увидел в ужасе, что волк поднял голову и смотрит прямо на него, обнажив клыки в страшной улыбке. Потом Галадан снова повернулся к противнику, готовясь уничтожить его в последнем яростном броске. Да, Галадан вновь вернулся в этот мир! И сейчас он был похож на сгусток энергии, выпущенный из некой магической пращи. Полу казалось, что от такого «снаряда» невозможно увернуться, невозможно перед ним устоять…

Однако он ошибался: пес выстоял.

Пес тоже слышал крик Пола; не имея сил хотя бы поднять голову в знак того, что слышал его, он все же сумел обрести поддержку в его словах, с таким трудом произнесенных потрескавшимися устами, ибо в отчаянном этом призыве заключалась та же чистая светлая сила, что жила и в душе самого пса. И, оглянувшись назад, вспомнив свое давнее прошлое, всю историю своих бесконечных побед и поражений, серый пес в последний раз вышел навстречу волку с таким твердым намерением выстоять и победить, что земля содрогнулась, когда они с налету попытались сокрушить друг друга.

Снова и снова катился по пропитанной кровью земле клубок их тесно сплетенных тел, неразделимых и словно воплощающих бесконечное соперничество Света и Тьмы.

И вот наконец земля повернулась еще немного, и над деревьями взошла луна.

От нее остался всего лишь тоненький серпик, едва различимый на светлеющих уже предрассветных небесах. И все же она еще была в небесах, поражая своей красотой, она все еще служила источником Света. И Пол, подняв к ней глаза, понял вдруг – и понимание этого поднялось из самых потаенных глубин его души, – что как Древо Жизни принадлежит Мёрниру, так и луна – Богине-матери. И когда тонкий светлый месяц воссиял в небесах над священным могучим дубом, он словно вновь воочию увидел знамя Бреннина и понял смысл, заключенный в его символике.

Молча, испытывая священный трепет и ощущая себя жалким ничтожеством, наблюдал он, как израненные, окровавленные звери наконец ослабили хватку, расцепили свои смертельные объятия, и один из них, хромая и опустив хвост, побрел через поляну к лесу. Когда же он в последний раз обернулся, Пол заметил, что между ушами проигравшего схватку сверкнула серебристая отметина. А потом, – взвыв от бессильной ярости, Галадан скрылся в лесу.

Пес едва держался на ногах, дышал хрипло, со свистом, и было больно смотреть, как тяжело вздымаются и опадают его окровавленные бока. Жизнь едва теплилась в нем; кровь из бесчисленных ран так густо покрывала его тело, что невозможно было найти ни клочка незапятнанной серой шерсти.

И все-таки он был жив! И даже сумел подойти – правда, с огромным трудом, то и дело останавливаясь, – и посмотреть на Пола, подняв свою истерзанную морду навстречу светлой своей помощнице-луне, появления которой он так ждал. И в этот миг, глядя на серого пса, Пол Шафер почувствовал, что его собственная, растрескавшаяся от давней боли и будто высохшая душа вновь приоткрывается навстречу любви.

И во второй раз взгляды их встретились, и на этот раз Пол глаз не отвел и всей душой своей воспринял ту боль, что издавна таилась в глазах серого пса, и те страдания, которые пес вытерпел ради него, и теперь, отчасти напитанный уже могуществом Древа, чувствуя его силу, Пол принял боль серого пса как свою собственную.

– Ах ты, храбрец! – сказал он, обнаружив, что вполне может говорить. – Другого такого храбреца нет и не может быть в целом свете! Что ж, теперь ступай, отдохни. Теперь моя очередь держать данное слово, и я его сдержу. Теперь уж я непременно дотяну до завтрашней ночи – хотя бы ради тебя!

Пес все смотрел на него, и в глазах его, затуманенных пеленой страдания, по-прежнему светился ясный ум, и Пол твердо знал, что пес его понял.

– Прощай, – с нежностью прошептал он.

И в ответ серый пес закинул назад свою гордую голову и завыл: то была песнь торжества и прощания, и звучала она так громко и ясно, что ее слышала вся Роща Мёрнира, а эхо этой песни разнеслось далеко за ее пределы, за пределы даже этого мира, проникнув в извивы времени и пространства, и ее услышали и узнали Богини войны Маха и Немаин.

В тавернах Парас Дервала слух о грядущей войне распространялся со скоростью пожара, пожирающего сухую траву. Говорили о том, что видели цвергов, и гигантских волков, и светлых альвов, которые теперь запросто ходили по городу, и о том, что множество альвов было убито близ Парас Дервала в сражении с силами Тьмы. Говорили, что принц Диармайд поклялся отомстить. И повсюду в столице Бреннина люди доставали из тайников и подвалов свои мечи и копья, долгие годы ржавевшие в бездействии. И Анвил-лейн каждое утро просыпалась от стука кузнечных молотов – это жители Парас Дервала спешили подготовиться к скорой войне.

Впрочем, дубильщика Карша куда больше тревожили сейчас совсем другие новости, затмевавшие для него даже слухи о войне. Он был настолько поглощен своими переживаниями, что каждый день напивался до бесчувствия и с невероятной щедростью, совершенно для него нехарактерной, готов был угостить каждого, кто попадался ему на глаза.

И все, разумеется, соглашались с тем, что причина напиваться у него была действительно серьезная. Ведь не каждый день дочь простого дубильщика посвящают Богине-матери и приглашают в Храм! Не говоря уж о том, что дочь Карша призвала служить Богине сама Джаэлль, Верховная жрица!

Это была великая честь, и собутыльники хором поздравляли Карша, вновь и вновь, впрочем, сбиваясь на разговоры о войне. А сам Карш, отвечая на поздравления, говорил так: для человека, у которого целых четыре дочери, посвящение одной из них Богине – настоящее благо. Вот Боги и благословили его девочку. Точнее, Богиня, тут же поспешно поправлялся он. И, насупясь, как филин, он снова и снова угощал всех на те деньги, которые до сих пор бережно откладывал дочери на приданое.