А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.9 - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 139

- А потому, - сказал Хан Автандилович проникновенно, - что вы сделались теперь в некотором роде источником эволюции.

- Ну и что?

- Да, собственно, ничего особенного... Разве что... придется вам быть повнимательнее. Я читал где-то: эволюция уничтожает породившие ее причины...

- Я тоже это читал, - сказал Вадим медленно. - И тоже - где-то...

Телефонный звонок вдруг раздался неожиданно, так что оба почему-то вздрогнули, и Вадим вновь (мимоходом) отметил про себя, что гость его только выглядит вальяжно, а на самом деле напряжен и словно бы ждет все время какой-то неприятности. Он взял трубку.

- Слушаю.

- Это Андрей, - сказал Страхоборец. - Он у тебя?

- Д-да... А кто, собственно?

- Где сидите? В гостиной?

- Ну.

- Или на кухне?

- Нет, в гостиной. А что?

- Ничего. На всякий случай, - непонятно объяснил Страхоборец. - Ты, главное, не дрейфь, - добавил он. - Продержись еще минут пять, мы сейчас будем.

- Кто это - "вы"? - спросил Вадим, но Страхоборец уже дал отбой. Вадим повесил трубку и, пожав плечами, сказал гостю: - Странный звонок какой-то. Ребята, видимо, сейчас зайдут...

Он сказал это в знак извинения, но гость понял его совсем по-другому и сразу же засобирался.

- Ну, разумеется, разумеется... - заспешил он. - Извините, я засиделся у вас, а ведь всего-то и хотел, что выразить вам свое восхищение... И кстати, вот... - он полез за пазуху, что-то там ухватил, но зацепился, покраснел от неловкости, потом все-таки вытащил и положил на середину стола обандероленную пачку долларов. - Не сочтите, пожалуйста, за... - Тут лицо его вдруг исказилось необычайно - словно его прижгли огнем или он увидел отвратительное привидение. - Что это?! - почти закричал он, судорожно вскочив и загораживаясь стулом.

Вадим оглянулся и тоже вскочил. Из спальни, распространяя объявившийся вдруг из ничего неприятный хрустящий шелест, плыло к ним по воздуху что-то черно-полосатое, большое, какая-то воздухоплавающая медуза, размером, как показалось Вадиму, с ладонь, - свисали пучком неподвижные, как бы парализованные щупальца-лапки, длинное черно-полосатое тело беспричинно содрогалось, и вертолетным винтом крутилось над все этим прозрачное шелестящее мерцание. Это была гигантская оса. Тигровый шершень. Прошлым летом гнездо их объявилось вдруг над балконом, и пришлось вести настоящую войну с этими чудовищами в палец длиной - бесстрашными и опасными, словно летающий аспид.

- ЁК-КЭЛЭМЭНЭ!.. - прошептал Вадим, невольно отступая. Шершень уже плыл над столом, он направлялся прямо к Хану Автандиловичу, он словно целился собою в него - медленный, страшный, неотвратимый, и Вадим в отчаянии ударил по нему рукой, не успев ни подумать о возможных последствиях, ни испугаться по-настоящему.

Он - попал (ощущение в руке было такое, словно он ударил по пучку сухих листьев). Шершень упал на стол, прямо на пачку денег и распластался на ней, растопырив полосатые лапы, все так же подергиваясь длинным полосатым брюхом и бессильно дрожа перепончатыми желтоватыми крылышками. Он был чудовищно, неестественно огромен - со средний палец длиною. Вадим никогда не видел таких и даже не думал, что такие бывают.

- Спасибо, - сказал Хан, еле шевеля онемевшими губами и сейчас же добавил с отчаянием в голосе: - Еще один! Гос-споди...

Из спальни с хрустящим гудением плыл второй - еще больше, еще страшнее, еще опаснее на вид. Но этот тянул с явным трудом, как подбитый бомбардировщик, еле ползущий к родному аэродрому, не было, конечно, за ним хвоста маслянистого дыма, но была эта механическая натуга, почти немощь, неуверенность какая-то, словно летел он вслепую, не понимая, куда летит и зачем. "Вертолеты - это души подбитых танков", - вспомнил почему-то Вадим ни с того, ни с сего. Этот гигантский, вялый, полудохлый бомбовоз тоже казался чьей-то душой - душой какого-то подземного ядовитого чудовища, - и тоже вовсе не бессмертной, а наоборот - подыхающей на лету. Он еле дотянул до стола и упал неподалеку от первого, сантиметрах в двадцати от него, но в отличие от первого он даже не шевелился - припавши к скатерти, лежал неподвижно и бессильно, словно раздавленный.

Хан Автандилович был уже в прихожей. Панически суетясь руками и всем телом, он судорожно напяливал на себя куртку, промахиваясь мимо рукавов, болезненно серый, с проступившей вдруг многодневной угольной щетиной, губы его все время шевелились, он бормотал что-то неразборчивое, что-то про "второй раз уже..." и "...это все неслучайно... это кто-то грозит..." (Или "шалит"?) Вадим помог ему натянуть куртку, отряхнул от капель и подал берет, он ничего не понимал, ситуация представлялась ему почти фантасмагорической, ничего непонятно было с этими чертовыми шершнями, пробудившимися вдруг посреди зимы (и где они до сих пор были? под кроватью? за диваном? в платяном шкафу?), и особенно непонятна была эта паника, этот ужас, почти неприличный, который терзал сейчас его печального гостя. Никакой печали в нем уже не оставалось. Никакого достоинства. Одна только необъяснимая патологическая паника... Тут грянул звонок в дверь, и сейчас же кто-то ударил в эту дверь кулаком. Послышались вдруг возбужденные и неприятно громкие голоса - три или четыре голоса, мужские, вроде бы незнакомые.

- Господи! - воскликнул Хан Автандилович. - Да они там сейчас перебьют друг друга!

Он распахнул входную дверь, и на лестничной площадке, в вечном тамошнем вонючем сумраке, освещенные только люстрой из прихожей, обнаружились знакомые лица: Андрей-Страхоборец (высокомерный и презрительный, изрыгающий краткие ругательства), Юра-Полиграф (с продовольственным пакетом в обнимку, румяный и даже красный, как яблоко, и тоже изрыгающий) и давешний Семен (со своим серым ежиком, начинающимся от бровей, и - черт побери! - с самым настоящим пистолетом наголо). Все они одновременно орали друг на друга, и ни слова разумного было не разобрать, кроме абсолютно черного мата.

Хан Автандилович преобразился - мгновенно и неузнаваемо. Не теряя ни одной секунды, он рванулся встать между ними, раскинув руки крестом.

- Стоп-стоп-стоп! - закричал он голосом властным и неожиданно громким. - Отставить! Шпаги в ножны, господа, шпаги в ножны! Семен, убери ствол. Немедленно! Алеша! (Это - к кому-то невидимому, к тому, видимо, кто стоял пролетом ниже и тоже, надо полагать, со стволом наголо.) Алексей, успокойся! Ничего страшного не происходит. Никто ни на кого не собирается нападать, не правда ли, господа? (Это уже - Страхоборцу, по-прежнему очень громко, но самым доброжелательным тоном и с самым доброжелательным выражением лица).

- Святая и истинная правда, - тотчас же прекратив изрыгать черную брань, откликнулся Страхоборец - прекрасный, благородный и величественный, как сам король Артур в натуральную величину. Или сэр Найджел. Или лорд Гленарван. Смотреть на него сделалось одно удовольствие, если бы не дрожь в коленках при мысли, что застывший в классической боевой позе Семен (а равно и невидимый отсюда Алеша) сейчас откроет беглый огонь из своего огромного никелированного пистолета, который он и не думал "убирать в ножны".

- По крайней мере, МЫ... - Страхоборец сделал такой мощный акцент на этом "мы", что даже дал маленького петуха, но тут же поправился: - Мы отнюдь не собираемся нападать. Но мы намерены защищать! И самым решительным образом.

- Кого и от кого? - осведомился Хан Автандилович, делая шаг в сторону, чтобы рукой опустить все-таки к полу никелированный ствол непреклонного Семена.

- Вы прекрасно знаете кого и от кого, - объявил Страхоборец высокомерно. - Не притворяйтесь! Всем же все известно. Вы лучше скажите мне, пожалуйста, ведь вы сегодня весь день встречаетесь с мелкими, но омерзительными неприятностями, сударь? Не так ли?

- Так, - сказал Хан Автандилович, помедлив лишь самую малость.

- Я надеюсь, у вас хватило сообразительности понять, что это отнюдь не случайные совпадения?