Китайская головоломка - Мэрфи Уоррен - Страница 13

Римо воткнул палец правой руки еще глубже и почувствовал, как напряглось все ее тело. Лицо исказилось от боли.

– Ну что ж, вот и поговорили, – ласково сказал Римо, – и достигли революционного консенсуса. Верно?

Он убрал руку, зажимавшую ей рот. Она кивнула и с трудом перевела дух.

– Верно, – выдавила она из себя. – Я буду почтительна со стариком. Я сделаю шаг назад, чтобы впоследствии сделать два шага вперед. Но тебе я могу говорить правду? Не боясь агрессии с твоей стороны?

– Конечно, детка.

– Ты дерьмо, Римо – как там тебя?

Она принялась застегивать свой китель, тратя массу сил на каждую пуговицу. Она, видимо, уловила это имя, когда Римо и Чиун размахивали у нее перед носом своими удостоверениями.

– Но не империалистическое, эксплуататорское, реакционное, фашистское дерьмо?

– Дерьмо есть дерьмо.

– Прекрасно, мисс Лю.

– Меня зовут миссис Лю.

– Вы замужем за сыном генерала?

– Я замужем за генералом Лю, и я ищу своего мужа.

Римо вспомнил фотографию, которую видел, когда знакомился с деталями дела. У генерала Лю было суровое, обветренное лицо, изборожденное глубокими морщинами, – тяготы долгих переходов не прошли даром. Ему было шестьдесят два года,

– Но ты же совсем ребенок.

– Я не ребенок, черт тебя подери. Мне двадцать два года, а революционной сознательности у меня хватит на человека втрое меня старше.

– У тебя тело ребенка.

– На загнивающем Западе думают только об этом.

– Генерал Лю взял тебя в жены не за твою революционную сознательность.

– Между прочим, именно за это. Но тебе этого не понять. – Она с яростью застегнула верхнюю пуговицу кителя.

– Ладно, пошли. Слушай, я не могу называть тебя миссис Лю – ты понимаешь, почему. И передвигаться по стране под этим именем ты тоже не можешь. Уже ясно, что наша система безопасности вся в дырках, как решето. Как мне тебя называть?

– Цветок Лотоса, дерьмо, – голос ее был исполнен сарказма.

– Ладно, не остри, – отмахнулся Римо и открыл дверь дамской комнаты, пропуская ее вперед. Прохожие смотрели на него ошарашенно.

– Мэй Сун, – сказала она.

Чиун ждал их, спрятав руки за спину, и мило улыбался.

– Моя книжка, – потребовала Мэй Сун.

– Ты ею дорожишь?

– Это самое ценное, что у меня есть.

Улыбка Чиуна стала еще шире – он вложил в нее всю силу своей радости. Он вытянул руки вперед – в ладонях лежали мелкие клочки бумаги и кусочки красного картона, все, что осталось от книжечки.

– Ложь. Это все ложь, – сказал он. – Китайская ложь.

Мэй Сун остолбенела.

– Моя книжка, – тихо проговорила она. – Высказывания Председателя Мао.

– Чиун, зачем ты это сделал? Ну, в самом-то деле! Это же ни в какие ворота не лезет. Какие у тебя были основания порвать книжку этой маленькой девочки?

– Ха-ха-ха! – ликующе расхохотался Чиун и подбросил клочки бумаги в воздух, развеяв мысли Председателя Мао по полу возле входа в дамскую комнату в аэропорту Дорваль.

Пухлые губы Мэй Сун скривились, а глаза увлажнились.

Тем громче был хохот Чиуна.

– Послушай, Мэй Сун, я куплю тебе новую красную книжечку. У нас в стране их завались.

– Эту подарил мне мой муж в день свадьбы.

– Ну ладно, мы отыщем его и достанем для тебя новую. О'кей? Мы достанем дюжину таких книжечек – на английском, русском, французском и китайском.

– На русском их не бывает.

– Ладно, какие есть. О'кей?

Она прищурила глаза, пристально посмотрела на хохочущего Чиуна, и тихо сказала что-то по-китайски. Чиун захохотал еще громче. Затем он что-то ответил на том же языке. Мэй Сун торжествующе улыбнулась, и не осталась в долгу. Каждая новая реплика, которыми принялись обмениваться Чиун и Мэй Сун, была громче предыдущей, и наконец, все это стало походить на перестрелку двух банд внутри жестяной банки.

Они бушевали – пожилой мужчина и молодая женщина – всю дорогу, пока пересекали зал аэропорта, а служащие, кассиры, носильщики и все, кто только там был, в изумлении глазели на эту орущую парочку. Римо отчаянно желал оказаться где-нибудь подальше и понуро плелся сзади, делая вид, что не знаком с ними.

Они проходили мимо балкона, где столпилась масса народу. Людей было так много, что задним приходилось наседать на впереди стоящих, чтобы разглядеть эту странную троицу. Все это походило на театральное представление.

И Римо в отчаянии крикнул им:

– Мы не остановимся ни перед чем ради обеспечения секретности!

Глава восьмая

Доктор Харолд В. Смит просматривал донесения, поступавшие каждый час. Если бы он ушел спать домой, то в маленьком сейфе, встроенном в левую тумбу его стола, уже накопилась бы пачка бумаг толщиной не менее фута. Но он сидел у себя в кабинете в санатории Фолкрофт, расположенном на уэстчестерском берегу залива Лонг-Айленд, а помощник приносил бумаги ему в кабинет и молча клал на стол.

Этот помощник был твердо уверен, что работает в каком-то научном учреждения, настолько секретном, что у него даже нет названия. А личная секретарша Смита полагала, что служит в каком-то особом подразделении Федерального бюро расследований.

Из трехсот сорока трех служащих санатория Фолкрофт большинство полагало, что работают в санатории, хотя пациентов в нем было очень мало. Значительная часть служащих была уверена, что знает, на кого работает. В подвалах санатория стояли компьютеры с объемными базами данных, и служащие думали, что работают на какую-то транснациональную компанию, занимающуюся торговлей новыми технологиями.

Один из служащих, честолюбивый юный талант, преследуя свои личные цели, решил проникнуть в базу данных сквозь все коды и защитные барьеры. Он рассудил, что если получит доступ к секретной информации, то сможет очень выгодно продать ее на мировом рынке и сколотить неплохое состояние. В конце концов, зачем нужна такая секретность, если за ней не скрываются миллионные состояния?

Он был парень неглупый, и сразу смекнул, что раз на содержание Фолкрофта тратится по меньшей мере двести пятьдесят тысяч долларов в неделю, значит, секретная информация может стоить во много-много раз больше. И вот мало-помалу, наряду со своей официальной работой на отведенном ему участке, он начал заглядывать и на «чужую территорию» через хитросплетения компьютерных шифров и систем защиты. Прошел год, и перед ним постепенно открылась цельная картина: сотни сотрудников, собирающих информацию, преступные организации и специфика каждой из них, шпионаж, крупные мошенничества в сфере бизнеса, подрывная деятельность, коррупция. Компьютерный портрет тайной жизни Америки.

Ясно, что это не имело отношения к международной торговле, хотя та часть информации, которая проходила непосредственно через него, заставляла предполагать именно это, поскольку была связана с Нью-Йоркской фондовой биржей.

Он был озадачен. Он был озадачен всю дорогу, пока добирался к месту своего нового назначения в штате Юта. И вдруг однажды ночью его словно громом поразило – он понял, зачем существует Фолкрофт. Он понял это примерно за двадцать четыре часа до того, как в Солт-Лейк-Сити повстречал одного человека. Человека по имени Римо.

Только сутки существовал человек, которого можно было считать третьим сотрудником КЮРЕ, потому что он вдруг понял, на кого он работает и зачем. А потом он оказался на дне шахты лифта, переплетенный с пружиной амортизатора, и снова только два сотрудника – Смит и человек по имени Римо – знали, на кого они работают и зачем. И так и должно было быть.

Из нынешних ежечасных донесений было ясно, что опасность разоблачения снова стала весьма вероятной, то есть случилось нечто такое, чего Смит опасался долгие годы, начиная с самого первого дня существования КЮРЕ.

Предыдущую ночь он провел на своем рабочем месте, слегка вздремнув прямо за столом, и проснулся холодным серым утром, когда первые сполохи цвета копченой семги окрасили небо над темной гладью залива Лонг-Айленд. Тонированные оконные стекла, позволявшие глядеть из кабинета на залив, но не позволявшие снаружи увидеть, что происходит внутри, запотели по краям, хотя его уверяли, что специальная конструкция окон исключает подобные вещи,